Цезарь причесывается.
Скажи наконец, что у меня красивые глаза.
Ц е з а р ь (причесываясь). У тебя красивые глаза.
О н а. А у тебя, дорогой, глаза черные.
Ц е з а р ь. Знаю.
О н а (топнув ножкой). Кончай причесываться — ты себе лысину сделаешь.
Ц е з а р ь. Заметно?
О н а. Невооруженным глазом. Скоро совсем облысеешь.
Ц е з а р ь. Откуда ты знаешь?
О н а. Я не ловлю предзнаменований на лету и не изучаю полет птиц, а знаю об этом по собственному опыту. Сколько лысых повидала на своем веку!
Ц е з а р ь. Можно зачесать волосы на лоб. (Причесывается.) Плешь меня угнетает… Знаешь, дорогая, когда мне предложат власть, а я откажусь, они решат, что я лицемерю…
О н а. Может, они больше тебя знают? Эти самые! Просто зла не хватает — чего они к тебе вяжутся?!
Ц е з а р ь (целует ее). Серость, родная, судит по себе. Где же им понять, что мне нужна не власть, а всего лишь корона, чтобы прикрыть ею лысину. К тому времени я совершенно облысею. И все будут насмехаться над моей плешью. Хотя я заработаю ее, добывая Риму золото, а им почести. Единственное, чего мне хотелось бы, так это прикрыть плешь лавровым венком. Лысый император выглядит нелепо!
О н а (ласкает его). Дорогой мой, лысый император. Я знала когда-то средство от облысения. Ах да, надо мазать голову горчицей, смешанной с медом…
Ц е з а р ь. Это не поможет. Так уж мне на роду написано…
О н а. Тогда у тебя нет выбора: придется носить корону…
Ц е з а р ь. Да… Из всех прав, которые даст мне Сенат и мой народ, больше всего меня обрадует право постоянно носить лавровый венок… Конечно, для того, чтобы скрыть лысину. В этом смысл моей жизни: скрыть лысину!
О н а. Боги лишат тебя прически, вместо нее ты увенчаешь себя лаврами. А лавры не чета каким-то там волосам, значит, ты сильнее богов. Что и требовалось доказать.
Ц е з а р ь (сжимает ее в объятиях, кружит). Радость моя, ты начинаешь меня понимать. (Целует.)
Входят Т о л с т ы й, п и р а т ы, Т о щ и й, П ь я н и ц а.
Вон отсюда. Не видите, я занят!
Т о щ и й. Разве тебе мешает наше общество?
Ц е з а р ь. Когда я занимаюсь тем, чем я занимаюсь, предпочитаю быть в одиночестве.
Пираты удивленно переглядываются.
Я не намерен превращать в зрелище свою интимную жизнь!
П ь я н и ц а. А мы играем в кости, и нам плевать на твои дела…
Играют.
Ц е з а р ь. Но мне не плевать! Когда я занимаюсь любовью, я не желаю, чтобы какие-то животные играли в кости.
Т о л с т ы й. Животные?
Ц е з а р ь. Животные! Скоты!
Т о щ и й. Значит, мы — скоты?
Ц е з а р ь. Конечно, скоты! Разве люди позволили бы себе резаться здесь в кости? Убирайтесь, или я размозжу вам головы, кретины!
О н а. Плюнь ты на них! Береги нервы. Волосы выпадают от нервов. Найдем себе укромное местечко по ту сторону…
Ц е з а р ь. Ладно. Пойдем. (На ходу.) Когда говорят «по ту сторону», я думаю о вечности.
О н а. Вот-вот, все тебе будет: вечность, боги и тому подобное.
Уходят.
Т о щ и й. Образованная девочка, воспитанная.
Т о л с т ы й. Она красивая, как птица.
П ь я н и ц а. Какая еще там птица?
К р и в о й. Чайка.
П ь я н и ц а. Соловей.
Т о щ и й. Цапля…
П ь я н и ц а. Дятел. Видали, какой у нее носик!
Т о л с т ы й (в экстазе). Стрекоза!
К а п и т а н (входит, ведет Шкуру на поводке, как собаку). Куть! Куть!
Шкура к нему ластится.
Т о л с т ы й. Капитан, чем там занимается стрекоза?
Т о щ и й. С ней-то все ясно. Что поделывает Цезарь?
К а п и т а н. Философствует. Шкура, изобрази-ка философа.
Шкура лает.
Рассуждает о жизни и смерти.
П ь я н и ц а. Разыгрывает перед ней оратора!
К а п и т а н. Он озабочен собственной жизнью и смертью. Он просил меня достать несколько свиных масок. Мы наденем маски и, как актеры, разыграем вместе с ним пьесу, которая называется «Смерть Цезаря».
Т о щ и й. Этой чепухой я заниматься не стану! Актером я быть не желаю!
К а п и т а н. Я тоже было отказался, но он мне объяснил, что все мы — актеры в пьесе, которую давно уже кто-то написал.
Т о л с т ы й. Кто? Небось боги! Он хочет стать богом, вот и начал писать пьесы для театра!
К а п и т а н. Говорит, что одну уже написал: «Эдип»!
Т о щ и й. Не буду я актером! Я — пират!
К а п и т а н. Он считает, что нам все равно не избавиться от ролей, которые для нас написаны… Ты, Тощий, не сможешь, а он сможет! Он хочет сыграть свою роль совсем не так, как она написана. Он говорит, что римский Сенат провозгласит его диктатором, чтобы скрыть свою гнусную сущность. Рим будет есть, пить, развлекаться и смердеть. Брюхо, говорит он, налитое вином и набитое жратвой, блаженствует, а изо рта воняет.
Т о л с т ы й. Разве он не знает, что рыба тухнет с головы?
К а п и т а н. Знает. Но что-то тревожит его душу. Он хочет, чтобы мы разыграли сцену его смерти. Нам придется напялить свиные маски. Цезарь не считает нас свиньями, он говорит, что истинные свиньи — это его убийцы. Они обвинят его в злоупотреблении властью и во имя высшей справедливости прикончат. Шуты гороховые, говорит он, пустоголовые болваны: считать высшей справедливостью убийство человека!
Т о щ и й (Пьянице). Уведи у него девицу. Этот блаженный уморит ее своей болтовней о жизни и смерти.
П ь я н и ц а уходит.
Жалко бабенку, если он не уморит ее словами, то преждевременно состарит.
Т о л с т ы й. Старой деве жизнь — не рай. Хоть ложись да помирай.
П ь я н и ц а (возвращается). Не хочет идти.
Т о щ и й. Бабы, которая не пошла бы с мужиком, не бывает…
Т о л с т ы й. Она бы пошла с Пьяницей, да что с него возьмешь. Из ничего и не бывает ничего.
П ь я н и ц а. Я им выпивку предложу. (Быстро уходит.)
Т о щ и й. От выпивки он захрапит. А ей что делать рядом с храпящим любовником? Храп и любовь — вещи несовместимые. Она уйдет.
Возвращается П ь я н и ц а вместе с женщиной.
П ь я н и ц а. Пожалуйста. Вот она.
Т о л с т ы й. Видали? Девушка как ивовый пруток, всюду корни пускает.
К р и в о й. А он что — храпит?
О н а. Прыгнул в море.
Т о щ и й. Покончил с собой?
О н а. Нет, купается.
Т о л с т ы й. Ишь ты, чистюля какой. Что он тебе наплел?
О н а. Что в схватке он непобедим.
Т о щ и й. Обыкновенный хвастун!
О н а. Он настоящий боец. Никто его не осилит. И хоть прикидывается шутом, он настоящий мужчина.
Т о щ и й. Селедка вяленая.
О н а. Вон в какую даль заплыл. Кто из вас осмелится так далеко плавать? А он — не боится. Он сильный и страстно верит в то, что говорит. Не хвастает, не врет.
Т о щ и й. Да муть все это, байки для красной девицы. Он дурака валяет, а она и уши развесила. И все для того, чтобы унизить нас — старых, храбрых, отчаянных пиратов. И всех-то он победит, и цариц он покорит — Клеопатру, Галлию… Бред! Хочет доказать нам, что лучше всех плавает.
О н а. Если он и хочет кому-то что-то доказать, так это самому себе.
П ь я н и ц а. Больно ты умная стала от его брехни. Расскажи-ка нам еще что-нибудь…
О н а. Я верю каждому его слову.
Т о щ и й. Какие такие страны он покорит? Какие победы одержит?
О н а. Важнее одержанных побед для него победы грядущие.
Т о щ и й. Он полон грандиозных замыслов. Мечтает о славе. Что он запоет, когда придется от слов перейти к делу! Перед нами бахвалится царицами, которых покорит, а когда остался с ней наедине, стал распространяться о войнах… Болтун…
На палубе появляется Ц е з а р ь.
Она дает ему простыню. Он заворачивается.
Ц е з а р ь. Эй, Тощий, у меня будет право объявлять войну и заключать мир! Когда я этого захочу.
Т о щ и й. Хочешь объявить мне войну?
Ц е з а р ь. Войну? Кому? Червяку? Я тебе втолковываю, что буду обладать неограниченной властью! Хочешь доказательств? Пожалуйста! Повелеваю тебе почесать мне пятку!
Тощий растерянно чешет ему пятку.
Ну, кто из нас болтун, отвечай, отрок!
Т о щ и й. Не знаю… Наверно, я.
Ц е з а р ь (берет его за ухо и отводит в сторону). Ты, шалопай, принеси-ка мне что-нибудь поесть. Надавать бы тебе по заднице, чтобы язык не распускал. Давай, дуй, младенец, на детей я не могу долго сердиться.
Тощий выходит.
К а п и т а н. Говоришь, что будешь сильным?
Ц е з а р ь. Буду! Сильнее всех!
К а п и т а н. Возможно. Но только не сильнее смерти. Смерть тебе не удастся победить.
Ц е з а р ь. Капитан, не зли меня.
К а п и т а н. Ты умрешь!
Ц е з а р ь. Нет! Не хочу!
Т о л с т ы й. Сам же говорил, что умрешь в Сенате!
Ц е з а р ь. Умереть — это одно. Смерть — другое. Это разные вещи. Даже если меня убьют в Сенате, я не исчезну. Сыграйте мне что-нибудь, капитан…
О н а. Пойду приготовлю тебе выпить и закусить. (Выходит.)
Ц е з а р ь. Она в меня влюбилась.
Капитан дирижирует хором пиратов… Цезарь уселся на тюк, как на трон.
Сижу я на этом троне и уверен, что моя жизнь в безопасности. Более надежной мебели у меня не будет. Спросишь, почему? Да потому что здесь, на этом судне, мне ничто не угрожает. Не я капитан, а ты, и только тебя здесь должны ненавидеть, если, конечно, твои херувимы способны к ненависти. Какие у них ангельские голоса! Шкура, что ты молчишь? Исполни нам гимн любви и верности.
Шкура подвывает. Пираты слушают. Потом начинают хохотать.
Какие же вы волки, радуетесь собачьему вою… Морские волки!
К а п и т а н. И тем горды.
Ц е з а р ь. Гордитесь, что волки. А я — овца.
Пираты больше не смеются над Шкурой, смеются над Цезарем.