П ь я н и ц а. Почему же никто не может быть справедливым?
Ц е з а р ь. Потому что своя справедливость у жертвы и своя — у палача. Так-то, актеришка! И даже я — великий Цезарь — не всегда могу быть справедливым. А серость вообще не хочет справедливости, иначе ей не пробиться в первые ряды.
К а п и т а н (в роли Цезаря продолжает). Первые ряды — вот о чем они мечтают. Я не могу, а они не хотят. (Выходит из образа, удивленно — Цезарю.) Ты же говорил, что все можешь?
Ц е з а р ь. Все я смогу только после того, как меня убьют.
Т о л с т ы й. Ясненько!
Т о щ и й. Чего тебе ясненько? Где ты увидел ясность?
Т о л с т ы й. Видеть вообще не обязательно. Если не понимаешь — поверь на слово, он из благородного рода, ведет свое происхождение от Венеры и выбьется в боги.
Т о щ и й (шепотом — Толстому). Я думаю, что у него в голове не все в порядке…
Т о л с т ы й. Почему же? Разве ты не веришь, что он бог?
Т о щ и й. Ни капельки. Что-то у него все же есть… может быть, сифилис.
Ц е з а р ь. Что ты сказал?
Т о щ и й (как автомат). Я сказал, что мало чего понимаю, потому что у меня с головой не все в порядке.
Ц е з а р ь. А что у тебя?
Т о щ и й. Болезнь моряков.
Ц е з а р ь. Сифилис?
Тощий утвердительно кивает.
Не надейся, ничего подобного у тебя быть не может. Ты здоров как бык, я тоже, к сожалению, ничем таким не болен.
Т о щ и й. Конечно. Ведь это болезнь толпы, а не императоров.
Ц е з а р ь. Сколько бы дали императоры, чтобы заболеть этой болезнью! Может быть, тогда они почувствовали бы себя ближе к народу. Могли бы хвастаться на пирушках.
Т о щ и й. Они не могут похвастаться даже тем, чем хвастаешься ты — будто можешь превратить людей в свиней.
Ц е з а р ь. Не вынуждай меня продемонстрировать это на вашей собственной шкуре. Какие же вы свиньи?! Вы ангелы!
Шкура смеется.
Что ты скалишься, шавка?!
Ш к у р а. Я смеюсь, чтобы напомнить о себе, чтобы на меня обратили внимание.
Ц е з а р ь. Смех без причины — подозрительный признак.
Ш к у р а. Я не кретин! Я смеюсь, чтобы угодить тебе, император.
Ц е з а р ь (дает ему выпить). Смочи горло, мохнатый щенок.
Шкура лает от удовольствия.
Ты, оказывается, способен не только изображать радость, как любой артист, но и переживать ее.
Шкура весело лает.
Пить — пей, но о женщине — не мечтай. Тут я с тобой делиться не стану.
Шкура скулит.
Вишь как тебя забирает! Поскромнее, дружок, сдерживай себя.
Ш к у р а. Я же кобель, император.
Т о л с т ы й. Всяк сверчок знай свой шесток.
Ц е з а р ь (Шкуре). Она тебе нравится?
Ш к у р а. О да, император. Мечтаю сжать ее в своих объятиях.
Ц е з а р ь. Наглец! Это моя возлюбленная, и я ее тебе не уступлю.
Ш к у р а. Хоть на мгновение…
Ц е з а р ь. Ты здорово втюрился, если не боишься признаться вслух. Не боишься разозлить меня.
Ш к у р а. Нет, мой император.
Ц е з а р ь. Вот тебе деньги — откажись от нее. Выбирай: кошелек или женщина. Как скажешь, так и будет.
Ш к у р а. Кошелек. Это святое. (Берет кошелек.)
Ц е з а р ь. Она все еще нравится тебе?
Ш к у р а. Нет.
Ц е з а р ь. Прекрасно! Ты перестал быть собакой, деньги превратили тебя в свинью.
Ш к у р а. А если бы я сказал, что нравится?
Ц е з а р ь (смеется). Сам понимаешь. Я бы отобрал у тебя золото. А деньги — это выкуп за твою жизнь, и потому ты предпочел жизнь мигу наслаждения.
Ш к у р а. Женщин много — жизнь одна. (Смеется.) Жизнь — важнее, даже если это собачья жизнь.
Ц е з а р ь. Не собачья — свинская. Ты перестал быть собакой. Твоя шерсть превратилась в щетину, пасть — в рыло, шея стала толстой, как у свиньи. Твое место в свинарнике!
К р и в о й. В свинарник его!
Т о щ и й. У нас нет свинарника.
Ц е з а р ь. Хорошо, съешь желудь. (Бросает желудь.)
Шкура ловит.
К р и в о й. Хрюшка, съешь желудь!
Ц е з а р ь. Свиньи обожают желтый цвет — цвет золота, кукурузы, помета. (Шкуре.) Похрюкай немного.
Ш к у р а (смеясь). Не умею.
Ц е з а р ь. Попробуй!
К р и в о й. Попробуй!
Шкура хрюкает.
Ц е з а р ь. Получается. Давай я почешу тебе спинку. (Чешет.)
Шкура хрюкает от удовольствия.
Тебе не повезло, ты был симпатичной собакой, а стал вонючей свиньей. Был униженным — стал мерзким. Отсюда вывод: кто позволяет себя унижать, теряет человеческий облик. Возьми желудь.
К р и в о й. Возьми желудь.
К а п и т а н. Цезарь, мальчик мой, ты разбазаришь весь реквизит, а он нужен для репетиции. Желудей у нас мало. А Шкура вместо того, чтобы делать вид, будто жует, жует по-настоящему. Он слишком хороший артист.
Ц е з а р ь. Он не артист, он — свинья. Выбрал золото. Выбери он любовь — был бы похож на человека. Жизнь — это любовь. Он предпочел стать свиньей.
Шкура радостно хрюкает.
Ш к у р а. Почеши меня еще…
Ц е з а р ь (чешет его). Сало у тебя хорошее, теперь бы еще лужу найти.
Шкура довольно хрюкает.
Ну-ка, пираты, бросьте его в лужу — пусть выкупается.
Пираты выбрасывают Шкуру в море.
Т о щ и й. Он же не умеет плавать!
Т о л с т ы й. Свинья — и плавать не умеет?!
П ь я н и ц а. Помрет еще!
Ц е з а р ь. Помрет счастливым. Вода для свиньи — высшее наслажденье.
П ь я н и ц а. Видите, тонет, идет ко дну!
Ц е з а р ь. Вижу, хрюкает от удовольствия. Я рад, что смог доставить ему удовольствие. Он очень дорожил жизнью. И умер на вершине блаженства. Можно только мечтать о такой прекрасной смерти!
К р и в о й. Прекрасной…
Т о л с т ы й. А ты мудрец!
Ц е з а р ь. Тот, кто отправляет на тот свет, может считать себя мудрецом. Когда Шкура выбрал деньги, он подписал свой смертный приговор. Собственной рукой. Он сам творец своей судьбы.
П ь я н и ц а. Он был хорошим актером. Отлично сыграл роль поросенка, чтобы доставить тебе удовольствие. Лично я поверил, что именно ты превратил его в свинью. В твоей пьесе я больше не играю. (Бросается в море.)
К а п и т а н. Гуманист! Пусть поплавает, может, протрезвеет. Продолжим репетицию. Наденьте маски. Вы, члены Сената, когда-то были достойными людьми: пылкими, как львы, сильными, как медведи, свирепыми, как волки. Теперь вы превратились в свиней и лениво помахиваете хвостами.
Пираты изображают все, о чем говорят Капитан и Цезарь.
Ц е з а р ь. Из Сената вы сделали свинарник. Вы ждете меня. Ты — Марк Брут, ты — Кассий Лонгин, ты — Децим Брут. Остальных я назвал раньше. Кинжалы при вас?
В с е. Да.
Ц е з а р ь (Капитану). Ты направляешься к Сенату.
Капитан идет к тем, кто собрался в Сенате.
Ты — Цезарь и знаешь все, что должно случиться.
Т о л с т ы й (снова пират). Конечно, ему же все приснилось. А почему ты не убьешь их первый — это было бы справедливо.
Ц е з а р ь. Не мешай репетировать. Именно об этом Цезарь сейчас думает. (Капитану.) Цезарь произносит свой внутренний монолог…
К а п и т а н (в роли Цезаря). Я могу их убить, потому что знаю о заговоре, и могу позволить убить себя. И то и другое мне претит. Я знаю — все равно их настигнет возмездие. Если я их убью, то стану императором, если позволю себя убить, они рано или поздно погибнут, а я стану бессмертным! Богом!
Ц е з а р ь. Убери слово «бог». И так ясно. И давай без патетики, патетика здесь неуместна. Запомните: когда Цезарь входит, весь Сенат стоя приветствует его. Вот так, браво… Свита Марка Брута останавливается за его спиной — это важный момент, остальные движутся навстречу со спрятанными кинжалами.
Т о л с т ы й (выходя из роли). А Цезарь не боится?
Ц е з а р ь. Боятся только смертные. Если я испугаюсь, значит, я не могу стать бессмертным…
Т о л с т ы й. Ясненько, выбьемся в бессмертные — тогда разберемся…
К а п и т а н (выйдя из образа). Эй, Толстый, я сниму тебя с роли! Подходите ближе, заискивайте, прославляйте, целуйте руки и ноги. Я должен ослепнуть от вашей лести, забыть о ваших подлых замыслах.
Ц е з а р ь. Не надо преувеличивать, обойдемся без целования ног.
К а п и т а н. Почему?! Сознательное преувеличение поможет выявить идею. Случись среди них хотя бы один смельчак, он вышел бы на открытый бой со мной. Что же вы не облизываете меня, не льстите?
Ц е з а р ь. Кричите: «Да здравствует Цезарь!»
В с е. Да здравствует Цезарь!
Ц е з а р ь. А теперь набрасывайтесь на Цезаря с кинжалами. Вы жаждете резни, крови… Наносите удары.
Все выполняют указание Цезаря.
Двадцать три удара. Теперь поднимите руки, запачканные моей кровью, и кричите: «Да здравствует свобода!»
В с е. Да здравствует свобода!
Ц е з а р ь. Свобода наносить удары в спину человеку, перед которым вы только что лебезили. Меня тошнит от вас, подонки. (Капитану.) Не вставай! Слушай, что они кричат.
В с е. Да здравствует свобода!
Ц е з а р ь. Не суетись. Закрой глаза — не от страха, от отвращения. Думай.
К а п и т а н (в роли Цезаря, шепотом). Люди, я не хочу вас больше видеть. Вы не победили меня. Я сам подставил себя по удары, когда увидел, что даже Брут поднял на меня руку. (Снова становясь Капитаном.) Цезарь, я пропустил реплику: «И ты, Брут!»
Ц е з а р ь. Не важно, продолжай… Тебя не люди победили, а твое отвращение к ним. Ты мог бы не погибнуть и стать победителем — ну и что? К победам ты привык. Ты жаждал бессмертия — и ты получил его ценою собственной жизни. Гибель многих тысяч солдат не помогла тебе обрести бессмертие, только собственная смерть тебе его подарила.