Г о л о с Э м и л и и. Я счастлива, Хория! Мона… Я верю тебе, я действительно — Мона…
Г о л о с Х о р и и. Знаешь, дорогая, а я даже испугался чуть-чуть, вдруг ты меня выгонишь… Скажешь: «Да это просто болтолог, треполог, фу… футуролог…» И правда, рот у меня не закрывается… Расфуфыренный петух, нашпигованный идеями, как утка яблоками, и пустой, как барабан?!
Г о л о с Э м и л и и. А у тебя есть чувство юмора, дорогой… Мой никогда не стал бы смеяться над собой. Он нудный, прямой как столб, как бревно, как дубина… И всегда был таким, испокон веку…
Г о л о с Х о р и и. Дубина — предмет, известный еще со времен палеолита… Это орудие наших предков — пастухов… Может быть, он считает тебя овечкой, хе-хе… Или козочкой, Олимпия…
Г о л о с Э м и л и и. Меня зовут Мона, трепач.
Г о л о с Х о р и и. Здесь холодно, любимая, пойдем погреемся.
Пластинка доиграла.
О господи, скоро наступит рассвет, а мы все разговариваем. (Входит в кухню, ставит другую пластинку.) Положить тебе клубничного варенья?
Эмилия не отвечает, он ищет варенье в шкафчике.
Виолетта, хочешь клубничного варенья?
Э м и л и я (входит в кухню). Меня зовут Мона, чудак человек.
Х о р и я. Никакой я не чудак, а может, действительно, ведь я путаю имена?.. Да это я нарочно, чтобы тебя позлить. (Протягивает ей блюдечко с вареньем.) Только не говори, что варенье ты тоже не ешь! (Моет кофейные чашки и ставит их на место.) Обязательно куплю себе шорты, мужчин пора приравнять в правах с женщинами… Хочешь скажу, о чем ты думаешь: этот, то есть я, болтает без остановки, а вслушаешься и поймешь, что ничего толкового он не сказал! (Целует ее.) Да я и не хочу ничего говорить, я хочу действовать. Хочу сделать тебя счастливой, Отилия.
Э м и л и я. Эмилия…
Х о р и я. Пенелопа!
Э м и л и я. Да никакая я не Пенелопа.
Х о р и я. Дорогая Пенелопа, разве плохо называться именем царицы? О, прелестная жена искушенного Одиссея, она ждала его всю жизнь… Думаешь, что она растратила свою молодость в ожидании? Нет, она показала миру, что такое любовь! Ты-то точно не Пенелопа — отмахиваешься от меня, словно… (Смеется.) Вот почему я не женюсь… Разве у тебя хватило бы сил дождаться меня, если бы я заблудился? Смогла ли бы ты противостоять алчным женихам? Да нет, я не собираюсь тебя отчитывать за то, что ты не ждала возвращения мужа с уборки свеклы или с футбольного матча… Что ты его не понимала… Нет, он просто идиот… Со мной ты забудешь о нем, любимая…
Э м и л и я. Если я его забуду, в этом не будет моей вины?
Х о р и я. Моя любовь как лекарство, ты все забудешь… Мгновенье мы превратим в наслаждение… Да здравствует день сегодняшний! Миг любви — вот наше бессмертие!
Э м и л и я. Дети мои, муж мой… Мой дом — у него свое прошлое, свои законы…
Х о р и я. И что же, я их попираю? Да! Только так я могу сделать тебя счастливой! Надо все забыть… (Смеется.) Я выкорчую все воспоминания из этого дома, всякую память.
Э м и л и я. Тот, кто уничтожает память, уничтожает и самого человека, говорит Ероним Колобок.
Х о р и я. Кто?!
Э м и л и я. Ероним Колобок.
Х о р и я. Я о нем не слышал, Офелия.
Э м и л и я. Эмилия…
Х о р и я. Отилия, я тебе главное не сказал… Я ведь еще и художник…
Э м и л и я. На базаре рисуешь русалок?
Х о р и я. Нет. Вот уже двадцать лет я пишу одну и ту же картину… «Смерть Орфея»…
Э м и л и я. Ты дилетант со стажем.
Х о р и я. Называй меня как хочешь… Меня влечет его немного странное обаяние: золотистые волосы до плеч, мелодичный голос. За верность Эвридике фракийские женщины разорвали его на куски… И голову бросили в Эбр. Сегодня ее выкинули бы на помойку. Голова Орфея плывет вниз по реке до острова Лесбос… Фракийские женщины напрасно смотрят ей вслед, напрасно оплакивают его локоны, напрасно швыряют камни, мертвая голова с открытыми глазами плывет по Эбру… Вот уже несколько тысячелетий его голова плывет вниз по течению… Папоротник, растущий у берега, цепляется за кудри, а желтые и красные цветы венчают голову короной… Его открытые глаза глядят в небо… и ничего не видят… Тоненькая струйка крови теряется в воде, и стая рыб торопится проглотить хоть каплю крови, которая когда-то текла в его жилах, а теперь его песня спета и жизнь оборвалась… Рыбы жадно дерутся за каждую каплю, а когда насытятся, начинают вдруг петь, и скоро поет уже вся река, медленно течет между вековыми деревьями и поет… А птицы стаями летают вокруг головы, увенчанной цветами… Вот как все это было и прошло, все унесла вода… Я нарисую голову с короной из разноцветных цветов: желтые одуванчики, белые цветы черешни, яблони, абрикосового дерева, цветы, которые у нас зовут цыганским счастьем, весенние фиалки, хризантемы, львиный зев, полевые цветы… И голубая роза…
Э м и л и я. Голубых роз не существует.
Х о р и я. О господи, существует вовсе не то, что мы видим, существует то, что не существует! Цветы…
Э м и л и я. А ты уже начал рисовать?
Х о р и я. Нет.
Э м и л и я. Может, у тебя нет таланта?
Х о р и я. Зачем талант, если я гениален. Двадцать лет я собираю цветы. Попробуй представить цветы в его волосах. Корону из цветов вокруг головы. Лицо с широко открытыми глазами… И горло! Горло, перерезанное этими женщинами… Вот и вся картина: голова, украшенная цветами, и перерезанное горло. Поэзия, нежность и преступление.
Э м и л и я. Что ты хочешь этим сказать?..
Х о р и я. Ничего.
Э м и л и я. А когда ты кончишь?
Х о р и я. Не знаю. (Украшает себе волосы цветами.)
Э м и л и я. Ты смешон.
Х о р и я. Почему? Разве я не Орфей?.. А ты не… Что ты на меня так смотришь? Я — трепло, посредственность?
Э м и л и я. Знаешь, откуда твои шуточки, твои издевочки? От неумения любить…
Х о р и я. Я потрясающий мужчина, можешь спросить хотя бы эту дамочку из Кымпень.
Э м и л и я. У тебя есть дети?
Х о р и я. Нет. Просто у меня никогда не было времени, чтобы… Ты гонишь меня?.. Если ты мне откажешь, ты лишишь меня жизни. Это все равно что придушить меня, как мышонка. У меня, наверно, вид как у мокрой мыши? Да? Молчишь?! Может, я бесчувственный и бестолковый. Не понимаю я тебя…
Э м и л и я. Ты себя не понимаешь.
Х о р и я. Так мне и надо. Сколько обворожительных любовниц я посылал подальше, а теперь сам отвергнут любовью с большой буквы, Грациэла…
Э м и л и я. Считай, что так…
Х о р и я. Вот ведь как бывает в любви… Сначала все прекрасно, потом как зарядит дождь… Скоро мы надоедаем друг другу и начинаем сваливать вину на другого, мол, он, посредственность, он… Вот твой муж, он действительно посредственность!
Э м и л и я. А ты?
Х о р и я. А я гениален! Разве не видно? (Вставляет цветы в волосы.) Разве это не видно, сладкая моя Иоланда?
Э м и л и я. Эмилия.
Х о р и я. Габриэла…
Э м и л и я. Эмилия…
Х о р и я. Дорогая Жозефина.
Э м и л и я. Эмилия.
Х о р и я. Мою возлюбленную я могу называть, как хочу, любым из существующих в мире имен… (Моет розетки, ставит на место.) Молчу, молчу. Моя любовь — нема, я — нем. (Ложится на диван, зевает, вытаскивает из кармана газету, читает ее.) Хочешь, чтобы я взял чемодан и ушел?
Э м и л и я (кричит). Нет, нет, не уходи!
Х о р и я. Не уйду.
Эмилия выбегает из кухни, слышно, как хлопает дверь.
Пошла в ванную. (Листает газету, зевает.) Если женщины глупы, меня одолевает сон. (Читает газету.) «В 1957 году психолог Курт Рихтер из американского университета взял двух мышей, которые никогда не жили в неволе, бросил их в воду». Кретин купает мышей! (Читает.) «Мышь номер один он бросил в резервуар с водой… Мыши — хорошие пловцы. Мышь номер один плавала…» Ба, сколько же часов могла плавать мышь? Она ведь не слон. (Смеется. Читает дальше.) «…плавала несколько часов, пока не выдохлась».
Эмилия входит в комнату, останавливается у двери и рассматривает Хорию, который, позевывая, читает газету.
«Все это время мышь номер два Рихтер держал в руке. Потом тоже опустил в воду… Мышь проплыла несколько кругов и пассивно — заметьте — пассивно». Зачем замечать? «…пошла ко дну. Рихтер предполагает, что мышь номер два пришла в отчаянье…» (Хохочет.) «…в отчаянье и уже задолго до того, как ее бросили в воду, была уверена, что ей не удастся спастись…» Вот чертова мышь, еще перед тем, как ее бросили в воду, знала, что ей не удастся спастись… (Читает.) «…знала, что она обречена, ощущала свое бессилие, потому что видела…» Чепуха какая-то… (Засыпает, укрывшись газетой.) Все чепуха и тоска… (Всхрапывает. Вздрагивает.) Почему, черт возьми, я должен терять время, читая всякие глупости о мышах?.. Лучше бы я пошел к… Я ошибся… Я ошибся, ты ошиблась, он ошибся, мы ошиблись… О бестолочь! Смаранда, что ты там делаешь в ванне? (Засыпает и храпит.)
Эмилия перекладывает выглаженное белье со стула на стол. Берет утюг и смотрит на Хорию, который храпит, присвистывая, как свирель. Приближается к нему и душит его шнуром от утюга. Тишина. Только громче тикают часы. Раздается звонок в дверь. Эмилия запихивает Хорию под диван. Прячет патефон с пластинками в чемодан, чемодан заталкивает туда же. И газету. Настойчиво звонит звонок. Она открывает. Входит С и л ь в и у.
С и л ь в и у. Я пришел сказать тебе, что в центре нет бензина.
Э м и л и я. Ты хотел купить мне бензин?
С и л ь в и у. Нет, я только хотел предупредить тебя, чтобы ты зря не моталась в центр…
Э м и л и я. Все равно спасибо, что ты обо мне подумал…
С и л ь в и у. Я пожалел твои ноги.
Э м и л и я. Ты очень любезен…
С и л ь в и у. Не хотел, чтобы они топали впустую. Эмилия, по правде говоря, я забыл дома сигареты, а так как человек я скуповатый, то и подумал, чего им пропадать задаром, ведь ты все равно не куришь…