Играть ее надо строго, сдержанно, без пафоса.
© Перевод на русский язык «Искусство», 1981
Действие первое
Сцена представляет внутренний двор старинного замка, расположенного в лесу.
Замок — а это именно замок, а не усадьба — приспособлен к действию, происходящему в пьесе. Он окружен вековой стеной и потому выглядит как крепость. В глубине двора — сад с беседкой, около которой стоит фаянсовая скульптура гнома с красными губами. Часы на башне на протяжении всего спектакля будут отсчитывать время. На сцене П т и ц а. Он по заведенному правилу объявляет обо всех, кто прибывает в замок.
П т и ц а. Господин Мирча Мушат.
Входит М и р ч а М у ш а т. Слышен шум отъезжающей машины.
М у ш а т. Доброе утро.
П т и ц а (показывая). По двору, направо.
Слышно, как снова останавливается машина. Мушат уходит.
Господин Митителу Оприцеску.
Появляется М и т и т е л у О п р и ц е с к у.
М и т и т е л у. Доброе утро.
П т и ц а. По двору, направо.
М и т и т е л у. Ты чем-то расстроен?
П т и ц а. Напротив, я весел.
Снова подъезжает машина. Митителу исчезает вслед за Мушатом.
Господин доктор Василе Стамбулиу.
С т а м б у л и у. Доброе утро.
П т и ц а. По двору, направо.
С т а м б у л и у. Я знаю.
П т и ц а. Не сомневаюсь. Но таков приказ. Чтобы никто не забыл.
С т а м б у л и у. У тебя красные глаза. Ты плакал.
П т и ц а. Я никогда не плачу и плакать не буду.
С т а м б у л и у. И жалованье тебе платят не за то, чтобы ты плакал. (Уходит.)
Останавливается очередная машина. Появляется И р о с.
П т и ц а. Господин Константин Ирос.
И р о с. Доброе утро.
П т и ц а. А это кто? (Показывает на человека, который сопровождает Ироса.)
И р о с. Я тебе еще вчера объяснил: мой адъютант Мирон Давид.
П т и ц а. Я забыл. Господин Мирон Давид!
Д а в и д. Все пришли?
П т и ц а. По двору, направо.
Д а в и д. Пришли все?
П т и ц а. Не знаю, меня это не касается, я никого не считаю.
Д а в и д. Мы не овцы, чтобы нас считать.
П т и ц а. Я не потому не считаю, что вы не овцы, просто я не умею считать.
Д а в и д. Ты неграмотный?
П т и ц а. Я дурак.
Д а в и д. Зачем же тебя здесь держат?
П т и ц а. Чтобы подметать, смывать кровь, засохшую на камнях.
И р о с. Он не дурак, просто недоразвитый. На фронт его послать нельзя, вот и мобилизовали на легкую работу.
П т и ц а. На легчайшую: я обмываю мертвых.
Слышно, как останавливается еще одна машина. Ирос и Давид уходят.
Господин начальник Доминик Берчану.
Входит Б е р ч а н у.
Б е р ч а н у. По двору, направо.
П т и ц а. Я знаю, что вы знаете.
Б е р ч а н у. Надеюсь, сегодня ты не будешь плакать. (Хлопает его по плечу.) Ты не виноват. Я — тоже. И все же я принес тебе платок, чтобы ты не вытирал глаза и нос полой рубашки. Я ведь не плачу.
П т и ц а. Мне платят не за то, чтобы я плакал.
Б е р ч а н у. А мне платят за то, чтобы я не плакал.
П т и ц а. Я могу делать что хочу — я кретин.
Б е р ч а н у. Разве я сказал, что ты кретин?
П т и ц а. Не вы, доктор сказал. И он прав. Я сам знаю, что я кретин. Ночью я забываю сходить на двор и…
Б е р ч а н у. Не сердись на доктора Стамбулиу. Они с твоим отцом односельчане, и, поверь мне, он сделал доброе дело, мобилизовав тебя на легкую работу, недалеко от дома. (Смотрит на часы.) Восемь часов. Ты сказал, чтобы она была готова к восьми?
П т и ц а. Ей сказал тот, кто должен был сказать.
Б е р ч а н у. Но ведь я просил тебя передать ей от моего имени, чтобы она достойно держалась, была прилично одета, хорошо причесана.
П т и ц а. У нее бабка: она причесывает ее с семи часов…
Б е р ч а н у. Пожалуйста, позови ее и скажи, чтобы она на меня не сердилась — ведь моей вины здесь нет.
П т и ц а. Она знает.
Б е р ч а н у. Позови ее, пожалуйста… (Уходит.)
Торопливо входит священник И з и д о р; видно, что он пришел пешком. Не говоря ни слова, он направляется туда, куда уже прошли все остальные.
П т и ц а. Отец Мирча Изидор. (Уходит в глубь сцены, стучит в дверь камеры.)
Входит С е в а с т и ц а — старая цыганка.
Восемь часов.
П я т е р о с т р а ж н и к о в вырастают как из-под земли по обе стороны двери.
С е в а с т и ц а. Что нового?
П т и ц а. Ничего. Все осталось в силе: в восемь тридцать ее казнят. Там же, через двор, направо.
Появляется М а р и я.
Доброе утро.
М а р и я. Доброе утро.
П т и ц а. Начальник просил узнать, ты причесалась?
М а р и я. Я причесалась и даже собрала волосы в узел.
П т и ц а. Начальник спрашивал…
С е в а с т и ц а. Она умылась по пояс холодной водой с мылом, я поливала из кувшина и вымыла ей ноги.
М а р и я. На полу у меня настоящий потоп.
П т и ц а. Ерунда — я вытру.
М а р и я. Спасибо.
С е в а с т и ц а. Начальник говорил еще что-нибудь?
П т и ц а. Чтоб Мария держалась достойно и что он не виноват.
Появляется М и т и т е л у О п р и ц е с к у с газетой в руках.
М а р и я. У меня во рту привкус железа и в ушах звенит.
М и т и т е л у. Это страх. Ты боишься смерти.
М а р и я. Ничего я не боюсь, просто меня мутит.
М и т и т е л у. Это страх — его ощущаешь нутром. Прочти сегодняшнюю газету.
М а р и я. Там напечатаны твои стихи?
М и т и т е л у. Ты хочешь унизить меня?
М а р и я. У меня болят глаза и ломит поясницу.
С е в а с т и ц а. Я знаю заговор, доченька.
М и т и т е л у. Это называется страхом. Почитай газету. Ведь любопытно знать, что пишут газеты в последний день твоей жизни.
Раздаются пять выстрелов.
М а р и я. Что это?
М и т и т е л у. Дезертира казнили. Теперь очередь одного бандита, который изнасиловал и зарезал пятерых девочек, а потом — твоя. Почитай газету.
М а р и я (Севастице). Меня ноги не держат, я задыхаюсь.
С е в а с т и ц а. Сейчас я помогу тебе, я знаю заговор…
М и т и т е л у. Пожалуй, я сам прочитаю тебе кое-что интересное… Так, передовицу пропустим, вести с фронта… Да, кстати, знаешь, что идет сегодня в кино?.. В «Одеоне» — «Стан и Бран — студенты из Оксфорда». В «Центральном» — «Тебе было семнадцать лет, Фанни». В «Савойе»…
Снова доносятся пять выстрелов, и потому не слышно, что за фильм он назвал. Входит И р о с.
И р о с. Восемь часов двадцать минут.
М а р и я. Мне хочется пить… (Она почти теряет сознание.)
М и т и т е л у. Коротко о мире — вот что такое газета. (Читает.) «Убиты тринадцать испанских студентов. Английская военная делегация была принята министром обороны Франции. Зарегистрировано новое падение акций в Токио… Министр иностранных дел Бразилии возвратился из поездки в Аргентину…» Как видишь, ничего нового, министры путешествуют, идет война, крушения на железной дороге продолжаются, меняется только репертуар кинотеатров.
И р о с. Восемь часов двадцать пять минут.
М а р и я. Чистого на этих свиньях только одежда.
Севастица и Птица поддерживают ее за плечи. Приближаются С т а м б у л и у, Б е р ч а н у.
П т и ц а. Возьми себя в руки — начальство идет!
Б е р ч а н у. Что случилось?
М и т и т е л у (шепотом). Страх, посмотрите, как выглядит страх. (Марии.) Прочти это объявление. (Читает, показывая ей газету.) «Сегодня в восемь часов тридцать минут была казнена Мария Бойтош за…»
М а р и я (кричит). Замолчи! Не стыдно тебе врать? Неужели такая чушь может быть напечатана в газете? Это, конечно, твоя работа? (Взяла себя в руки, спокойно.) Мой некролог — лучшее твое творение.
Б е р ч а н у. Вы не имеете права измываться над ней.
М и т и т е л у. Господин Берчану (смотрит на часы), уже две минуты, как она мертва, так что ничто не может ее задеть. Прочтите газету.
Б е р ч а н у. Далеко не рыцарский поступок — показывать ей сообщение о ее смерти… Даже в шутку.
М и т и т е л у. А разве есть что-нибудь рыцарское в том, что должно произойти через несколько минут?! К тому же это будет уже не шутка…
П т и ц а (Марии). Хочешь сигарету?
М а р и я (берет сигарету). Спасибо.
П т и ц а. Спички…
М а р и я. Спасибо.
П т и ц а. Прости, я не могу зажечь спичку, зажги сама.
М а р и я (чиркает спичкой). Последняя сигарета. (Затягивается.)
М и т и т е л у (смотрит на часы). Поторопись.
М а р и я (курит). Через несколько минут я встречусь со всеми, кто умер раньше меня, они ждут меня, хмурые, облысевшие, потерявшие память. (Улыбается.) Они спросят меня, словно дети, едва научившиеся говорить, как живут их сыновья и внуки, и я расскажу им, я буду их памятью, пока мои волосы не станут травой…
М и т и т е л у. Ты бредишь… (Закуривает.)
М а р и я (продолжает). …и тогда придет кто-нибудь новый и соберет нас всех вместе, как на семейной фотографии.
М и т и т е л у. Она бредит от страха.
М а р и я (у нее отсутствующий вид; она где-то далеко, со своими близкими, словно пытается что-то разглядеть). Дети приходят туда иногда более старыми, нежели их родители. Когда придут мои внуки, они будут старше меня. Седовласые, они увидят во мне девчонку… (Затягивается и захлебывается в кашле, как школьница.) Я отправлюсь к моим дедам и прадедам, они забыли, когда умерли, и не знают, сколько им лет. Они перестали считать дни, и если стареют после смерти, то только для нас, живых. Для нас они стареют с каждой новой смертью и мертвые продолжают стареть. Для себя они остаются такими, какими ушли, только волосы у них выпадают и зубы, и узнать их можно, лишь если вглядеться…