М и т и т е л у (Птице). Пора!
М а р и я. Кроткие… не ведающие зла: оно исчезло вместе с ними… бледные, с цветочными горшками, романтические садовники в райском уголке. (Хохочет.)
М и т и т е л у. Она смеется, обезумела от страха… Пойдем.
М а р и я. Бледные, легкие, как цветы… (Покачивается, словно в трансе.)
П т и ц а (поддерживает ее). Тебе плохо — от сигареты. (Забирает сигарету, гасит ее.)
М а р и я (Птице). Завтра, дружок, ты не откроешь мою дверь. (Гладит его по голове.) И я не скажу тебе «доброе утро». Я говорю тебе сегодня и навсегда: «Доброе утро, Птица».
С е в а с т и ц а (увидев, как дрожит Мария). Тебе холодно? Ты дрожишь…
М и т и т е л у. Все нормально: это не холод. Она не может совладать со своим телом.
С е в а с т и ц а. Не надо дрожать, Мария. Прикажи рукам своим, прикажи телу своему, ведь умели они не дрожать каждый день и каждый час, умели страдать каждую ночь…
Мария вот-вот потеряет сознание.
Мария!
М и т и т е л у. Какая чушь! Держаться из последних сил за пять минут до смерти — глупое высокомерие.
С е в а с т и ц а (хлопает Марию по щекам). Мария! Выпрямись. Сегодня твой последний день, останься красивой, Мария!
М и т и т е л у. Она чувствует приближение смерти… Глядите, ее трясет. Смерть уже прикоснулась к ней. Что ты чувствуешь?
М а р и я (еле слышно). У меня противно во рту, словно я наелась гнилых яблок…
М и т и т е л у. Это она — старуха, это у нее противный вкус… (Остальным.) Видите? (Показывает на Марию.) Она успокаивается, привыкает… (Кажется, он вот-вот заплачет.) Она уже слушает тишину, которая ее ждет, царство тишины… Она уже на краю света…
С е в а с т и ц а (толкает его). Иди ты к черту, сукин сын, не притворяйся — а то зенки вытекут.
М и т и т е л у (снова подтянулся, строго). Идемте. Пора.
М а р и я (ее чуть не рвет, и она падает в обморок на руки Севастице). Мама…
С е в а с т и ц а.
Б е р ч а н у. Пусть она полежит, пока не придет в себя.
Птица и Севастица переносят ее в камеру.
С е в а с т и ц а (появляясь на пороге).
Из петушиного пения,
Из мозговой извилины,
Из рассветного зарева,
Из сердцевины косточек,
Из ушной раковины…
Птица выходит из камеры, куда входит доктор Стамбулиу.
П т и ц а. Господин доктор, господа, она заснула…
И р о с. Этот сон братом смерти зовется…
С е в а с т и ц а.
Порча, сгинь навеки,
С трапезы,
С вечери…
П т и ц а (отвечая Иросу). Вы господа, вам лучше знать, что такое сон.
М и т и т е л у. Ты вчера сказал: «Господ много — людей мало».
П т и ц а. Не помню.
М и т и т е л у. Зато я помню.
П т и ц а. Если запомнить все, что говорит дурак, голова будет забита одной глупостью.
М и т и т е л у. Уж больно ты остроумен. (Смеется.)
С е в а с т и ц а.
Хромой,
Кривой,
Дурной —
Ступайте к царевнам,
Там вас ждут — не дождутся
С накрытыми столами…
М и т и т е л у (Берчану). Пора. Приказ есть приказ.
С е в а с т и ц а.
С зажженными свечами
И оставьте Марию чистой,
Лучистой,
Как ее господь замыслил…
М и т и т е л у. Окатите ее водой. Это лучшее заклинание.
Три стражника идут в камеру с тремя ведрами воды. С т а м б у л и у, появившись на пороге, останавливает их.
С т а м б у л и у. Господа, Мария Бойтош беременна. (Закрывает за собой дверь.)
Стражники уходят.
М и т и т е л у. А прикидывалась святой. Девицей-недотрогой! Шлюха, обыкновенная шлюха.
С е в а с т и ц а. Мать твоя небось не была шлюхой.
М и т и т е л у. Мою мать не трогай.
С е в а с т и ц а. Я уже за решеткой — что ты можешь мне сделать, если я правду скажу!
М и т и т е л у. Я запрещаю тебе говорить.
С е в а с т и ц а. Всего два слова.
М и т и т е л у. Ни одного.
С е в а с т и ц а. Все равно скажу: твоя мать не была шлюхой, а если бы была, тебя б не родила.
М и т и т е л у. Болтовня состарила тебя.
С е в а с т и ц а. Я не старая, я древняя.
М и т и т е л у. Зато воровка ты вполне сегодняшняя. Ты поседела, воруя.
С е в а с т и ц а. Я поседела от злобы людской. (Уходит в камеру.)
М и т и т е л у. Знакомая песня. (Иросу.) От кого у нее ребенок?
Входит Д а в и д.
И р о с. Откуда мне знать?
М и т и т е л у. Вы ничего не знаете.
И р о с. Я его не делал.
М и т и т е л у. А жаль.
И р о с. Чего тут жалеть. Я бы не смог, даже если б захотел. Я импотент.
М и т и т е л у. Чего вы испугались? Я ведь ни в чем вас не обвинил.
И р о с. Но способны обвинить.
Д а в и д. Зато не способны сделать ребенка.
М и т и т е л у. Вы забываетесь. Я из сигуранцы[3].
Д а в и д. Это не значит, что вы способны делать детей.
М и т и т е л у. Это значит, что я не потерплю оскорблений.
Д а в и д. Я пошутил.
М и т и т е л у. Я не шучу с низшими по званию.
И р о с (показывая на Давида). Давид Мирон хоть и числится моим адъютантом, но занимает более высокое положение.
Б е р ч а н у. Нет смысла продолжать бесполезную дискуссию… Приглашаю ко мне на чашечку кофе…
М и т и т е л у. Надо выяснить, чей это ребенок!
Д а в и д. Это не имеет значения.
М и т и т е л у. Имеет. Мы можем схватить еще одного опасного преступника. Я уверен, отец ребенка занимается политикой… Возможно, это ее шеф. Она ведь не назвала ни одного имени, теперь ей придется назвать хотя бы имя и фамилию мужа.
Из камеры выходит С т а м б у л и у.
С т а м б у л и у. Она не замужем и имеет право любить, кого захочет…
М и т и т е л у. Кто отец ребенка?
С т а м б у л и у. Я не спрашивал.
М и т и т е л у. Так спросите.
С т а м б у л и у. Это не входит в мои обязанности и меня не интересует. (Снова уходит в камеру.)
М и т и т е л у (Берчану). Порасспросите ее осторожно — как вы умеете, — тем самым избавите ее от допросов…
Б е р ч а н у (входя в камеру). То, что я делаю, — отвратительно. Но, может, правда, мне удастся спасти ее от унижений…
М и т и т е л у. Я тот, кто измывается над шлюхами. (Смеется.) Я!
Появляется С е в а с т и ц а.
С е в а с т и ц а. Шлюха — тоже женщина. Ты не можешь добиться любви женщины, вот и измываешься над нею.
М и т и т е л у. Заткнись. Я…
С е в а с т и ц а. Знаю. Ты из сигуранцы.
М и т и т е л у. Я изобью тебя.
С е в а с т и ц а. Дело твое, только не целуй.
М и т и т е л у (дает ей две пощечины). Бесстыжая тварь. (Берчану, выходящему из камеры.) Итак, кто отец? От кого ребенок?
Б е р ч а н у. Она не знает.
М и т и т е л у. А с кем спала, знает?
Б е р ч а н у. И этого не знает.
С е в а с т и ц а. Господи! Что с тобой, уснул ты, что ли? Не слышишь, какую чушь они несут? С каких пор людям надо знать, кто кого любит. Разве честно с твоей стороны, господи, делать вид, будто ты не видишь и не слышишь, как измываются над тем, кто еще не появился на свет? Или такова воля твоя, чтобы искали отцов еще не рожденных детей? Господи, ты что, уснул? Оглох? Ослеп?
М и т и т е л у. Заткнись, старая перечница.
Входит М у ш а т.
С е в а с т и ц а. Я не с тобой говорю, парень, а с господом богом. (Входит в камеру.)
И р о с. Потрясающе!
М и т и т е л у. Что тут потрясающего?
И р о с. Потрясающе! Мы не имеем права казнить ее.
Д а в и д. Почему? Приговор подписан.
М у ш а т. Таков закон: нельзя казнить беременную женщину. Она должна родить.
Б е р ч а н у. Она носит в чреве ребенка, а он не осужден.
М и т и т е л у. Ну и что из этого?
И р о с. Только после того, как она родит, приговор может быть приведен в исполнение. Таков закон.
Д а в и д. Что будем делать?
Б е р ч а н у. Составим протокол, и дело с концом.
М и т и т е л у. И попросим Птицу поиграть на гитаре в бывшем барском саду около беседки. (Смеется, Давиду.) Может быть, вы споете нам романс о беременной?
Д а в и д. А почему бы вам не спеть?
М и т и т е л у. У меня нет слуха.
Д а в и д. Странно, у людей вашей профессии должен быть абсолютный слух.
М и т и т е л у. Это оскорбление?
Д а в и д. Это комплимент.
Севастица, довольная, идет за водой.
С е в а с т и ц а (сама с собой). Господи, избавь ее от долгих скитаний, дай силу ее бедрам и молоком налей груди.
Д а в и д. Смотри в обморок не брякнись.
С е в а с т и ц а. На «ты» можешь обращаться к матери и отцу, которые тебя на свет произвели, со мной на «ты» перейдешь, когда мы на том свете встретимся. (Входит в камеру с ведром.)
Б е р ч а н у. Оставьте ее в покое. Она воровка, уважаемая среди уголовников, и с этим приходится считаться.
Севастица опять идет за водой.
Ты рада, что отложили казнь и она пока живет?
С е в а с т и ц а. Какое в том чудо, что человек живет? Я вижу, что течет вода. Ее в Румынии много, хватит всем рожденным на свет, и воздуха в Румынии много для…
Д а в и д. Да, она воровка-патриотка!