М а р и я. Да.
Б е р ч а н у. Кто твои друзья? Ты боишься их?
М а р и я. Нет.
Б е р ч а н у. Тогда нас?
Бьют часы.
М а р и я. Себя.
Б е р ч а н у. Ты умрешь. Кто об этом узнает? Никто. А если и узнают, разве найдется человек, готовый умереть ради тебя? Нет. Никто не знает, что здесь происходит, — разве что гном в саду. Этот фаянсовый немой, спрятавшийся в цветах. Но он не слышит, не видит. Он гордость этого сада, его украшение, он элегантный мертвец. Для того чтобы умереть бессмысленно, большого ума не надо.
М а р и я. Я глупа, умирать не умею и не умею быть немой, как этот великолепный гном.
Бой часов.
Б е р ч а н у. Прошло семь месяцев. Кто отец?
М а р и я. Не знаю. Это случилось в темноте.
Б е р ч а н у (смеется). Естественно!
М а р и я. В темноте, в полиции, на столе. Их было шесть, или восемь, или двенадцать. Не помню — я потеряла сознание и не знаю, кто из них отец, из тех, кто опрокинул меня на стол, потом на пол, на половик, пропахший хлоркой. Я ничего не помню, кроме того, что моя первая «ночь любви» воняла хлоркой, как вокзальные клозеты. Один из них, этих восьми, этих двенадцати, один из тех, кто надругался надо мной, — отец моего ребенка, моего чудесного ребенка, который сейчас бьет ножками в мой живот. (Плачет.)
Б е р ч а н у (отступая). Ты не должна ненавидеть эту ночь. Благодаря ей ты живешь, и у тебя будет ребенок. Не плачь, не проклинай, не обвиняй…
М а р и я. Я плачу от радости, что не зря жила. (Отвернувшись лицом к стене и подняв вверх руки, опирается на стену.) Иди-ка ты отсюда и не спрашивай, кто отец… Моему ребенку достаточно знать, кто его мать, а об отце ему знать необязательно. Так будет лучше. Уходи — так будет лучше.
Берчану уходит. Неслышно подходит П т и ц а.
П т и ц а (тихо). Мария…
Она не отвечает.
Мария.
М а р и я (все еще стоя лицом к стене). Не надо, Птица.
П т и ц а. Я принес тебе воробышка.
М а р и я (повернувшись к нему, видит птицу в его руке). Что мне с ним делать?
П т и ц а. Подержи его в ладони, ты услышишь, как бьется его сердце, почувствуешь живое тепло. (Отдает ей воробышка.)
М а р и я. Спасибо, Птица…
П т и ц а. Возьми и этот базилик. Знаешь, какой у него запах! Он пахнет, даже когда завянет, запах его — бессмертен. Положи его за ухо.
М а р и я (кладет цветок за ухо). Запах базилика сохранится, когда меня не будет.
П т и ц а (уходя). Что ты сказала?
М а р и я. Я сказала: спасибо за базилик, Птица.
П т и ц а. За базилик благодари землю. Это она его взрастила, не люди…
М а р и я. Спасибо, земля.
Птица уходит.
(Отпускает воробышка.) Спасибо, небо…
Входит З а м б и л а.
З а м б и л а. Иди в мою камеру — никто не увидит.
М а р и я. Нет. (Смотрит на небо.) Посмотри — радуга…
З а м б и л а (кланяется радуге). Господи, до чего же красиво. Радуга соткана из душ цыганок, убитых мужчинами… Желтая, зеленая, красная — шлюхи и невинные женщины и девушки…
М а р и я. Я многого не знаю — и уже не узнаю… Сколько тебе лет?
З а м б и л а. Двадцать семь.
М а р и я. Мне никогда не будет двадцать семь. Я не буду седой, у меня не выпадут зубы и не будет болеть поясница. (Смеется.) Я не доживу до восьмидесяти, когда дают ордена… Ни до восьмидесяти пяти, когда устраивают банкеты… Внуки, невестки — все это не для меня.
З а м б и л а. Иди. Если он придет, ты услышишь, как завопит он, будто укушенный змеей.
Пауза.
Попробуй забыть…
М а р и я. Попробую забыть и то, что мне еще предстоит узнать. О чем только я не мечтала: об одеяльце для ребенка, об автографе на театральной программе… И осенью я уже не буду собирать орехи в саду…
З а м б и л а. Иди… Он услышит, что я назову его крестный, и поймет, что его надули. Тогда он оставит тебя в покое. (Твердо.) Ну и посмеюсь же над ним, родненькая.
Кричит сова.
М а р и я. Когда кричит сова, у меня мурашки по коже.
З а м б и л а. Я любого обведу вокруг пальца — не беспокойся… А что он мне сделает? Самое худшее — еще одного ребенка. Но этого он сделать уже не сможет. (Улыбается.) Уходи…
Мария идет в ее камеру.
Спокойной ночи.
М а р и я. Спокойной ночи, Замбила… (Уходит.)
З а м б и л а. Стемнело… Какое черное небо… Что там за облаками? И за луной? И за звездами? Какие там птицы? (Слушает.) Лягушки заквакали… Как зарядит дождь, они оживают в своем болоте… (Слушает.) И квакают, пока не заснут, счастливые. (Идет к камере Марии.) А что делают по ночам аисты, когда летят в теплые страны? Тучи аистов над морями и материками. Что они делают по ночам, ненаглядные, как называет их Птица? Плывут под луной аисты, парят аисты и спят, проплывая во сне над морями.
Входит Д а в и д, следом за ним ч е т ы р е с т р а ж н и к а.
Д а в и д. Итак, все в порядке. Все заперто. Прекрасно. Все спокойно. (Удивляясь.) Подумать только, что сообщил мне старикашка Константин Ирос! Будто он получил с фронта извещение о моей смерти. Он мне сообщает, что я мертв. Это известие кажется мне несколько преждевременным. Есть ведь и другие Мироны Давиды. (Похлопывает стражников по плечу.) Спокойной ночи, ребята. У меня еще есть дело… Я мужчина — скажу без хвастовства. Я лишил невинности тридцать шесть девственниц. Может, скажете — пустяки. Уверяю вас, это выдающееся достижение, если учесть, что товар подобного сорта — дефицит.
Четверо стражников удаляются, полные восхищения.
Пока, детишки… (Смотрит на часы.) Так… (Входит в камеру, где находится Замбила.)
Г о л о с Д а в и д а. Спишь?
Тишина.
Я сдержал слово… Эй, угомонись… Откровенно говоря, я играю только наверняка. У меня свой принцип… Ей-богу, нет никакого смысла в том, что ты делаешь. (Вспомнив свой «принцип».) Победы изнуряют меньше, чем поражения. Так что я предпочитаю побеждать… (Смеется.) Ей-богу… (Слышно, как он визжит, словно укушенный змеей.) Дрянь!
Раздается удар.
Г о л о с З а м б и л ы. Дай мне лучше закурить, крестный.
Г о л о с Д а в и д а. Ах, это ты?!
Снова удар.
Г о л о с З а м б и л ы. Крестный, не бей меня…
Удар.
Не бей…
Удар.
Только не ногами, не ногами…
Удар.
На помощь… (Слабея.) Люди добрые… Ах! Не в живот, не в живот… Ой!
Удар.
Не топчи меня, не прыгай… На помощь, на помощь…
Входят ч е т ы р е с т р а ж н и к а.
Только не сапогами… Не в живот!
Четверо стражников исчезают.
Мой ребенок, мой ребенок…
Слышны удары.
Что я тебе сделала? Что сделала? Ох… Не убивай его… А-а-а… Не убивай меня… Зачем ты бьешь меня?.. Люди добрые… Неужели никого нет? Слышите? (Слабея.) Ох… Ну, бей сильнее. Так.. Бей… И все это из-за пустяка?
Удары.
Свинья! (Кричит.) Потому что я посмеялась над тобой, свинья? Поэтому бьешь? Потому убиваешь? Ох, мамонька, мамонька, он меня убивает ни за что… (Тихо.) Воды… Мамочка моя.
Пауза. Еще удар. Пауза. На пороге камеры показывается Д а в и д.
Уходит со сцены. Часы на башне бьют час ночи.
Действие второе
На сцене О п р и ц е с к у и М а р и я.
Бой часов.
М и т и т е л у. Я хочу поговорить с тобой, Мария.
М а р и я. Не называй меня по имени, не слюнявь мое имя.
М и т и т е л у. Мы ведь учились в одном лицее.
М а р и я. Надеюсь, ты не собираешься признаваться мне в любви.
М и т и т е л у. Я уже признавался не раз.
М а р и я. Помню.
М и т и т е л у. И ты мне не поверила.
М а р и я. Помню.
М и т и т е л у. Я был на несколько классов старше тебя. Мы жили рядом и летом часто встречались на пляже.
М а р и я. В то лето, когда мы познакомились, почему-то было много мух.
М и т и т е л у. Я угостил тебя арбузом, помнишь?
М а р и я. Помню. И еще помню, что никогда не могла тебя понять.
М и т и т е л у. Не хотела.
М а р и я. Не могла. И никогда не пойму, как молодой влюбленный парень может подслушивать, подглядывать и доносить в полицию. Никогда не пойму шпиков-доносчиков. До чего же ты мерзок — прямо дрожь пробирает. Подумать только — угостил девушку на пляже арбузом, приударил за ней — и все это ради того, чтобы выудить несколько слов для ежедневного рапорта начинающего фискала. Ты гнусен, Оприцеску.
М и т и т е л у. Каждый выполняет свой долг перед родиной, как умеет.
М а р и я. Какая родина, Оприцеску! Стыдно валить в одну кучу родину и деньги, которые ты получаешь за доносы.
М и т и т е л у. Но признайся, ты ведь ляпнула лишнее, а то и натворила чего — потому здесь и находишься.
М а р и я. Понимаю… «Каждый выполняет свой долг перед родиной, как умеет». Но зачем было прикидываться влюбленным, Оприцеску?
М и т и т е л у. Я нелеп?
М а р и я. Ты жалок.
М и т и т е л у. Если захочешь, я вытащу тебя отсюда.
М а р и я. Если хочешь — вытащи, не дожидаясь моих просьб.
М и т и т е л у. Может, я, по-твоему, не хочу?
М а р и я. Не можешь.
М и т и т е л у. Не могу или не хочу? Думаешь, это просто?.. И все же, чтобы ты меня не презирала…
М а р и я. А ты хочешь, чтоб я тебя любила?
М и т и т е л у. Я знаю, ты мне ничего не можешь обещать. Тебе кажется, что я тебя сюда засадил.
М а р и я. Не кажется, а так оно и есть. Это ты отдал меня в руки сигуранцы. И тебе не вытащить меня. Апелляцию мою отвергли, и мне осталось ждать, когда пройдут девять месяцев…