Вот в этом — весь Искандер!
Наставником Искандера в Литинституте был почти забытый сегодня поэт Александр Коваленков, человек нелегкой, но во многом характерной для своего поколения (он родился в 1911 году) судьбы.
Закончил он Московский институт кинематографии, совсем молодым поучаствовал в Первом съезде советских писателей 1934 года. Между прочим, рецензию, хотя и небольшую, на его первый сборник «Зеленый берег» написал не кто иной, как Осип Мандельштам. Конечно, эту комсомольскую по сути и складу поэзию Мандельштам разругал, но вот одну строфу «И холодок волнения гусиный / Опять со мной на цыпочки встает…» — отметил: «Великолепные два стиха. Лучшие в сборнике». И это многого стоит!
В Великую Отечественную Коваленков воевал в Заполярье. Был ранен. В ночь смерти Сталина был арестован — к счастью, скоро выпущен, без последствий. Прославился, пусть и ненадолго, как поэт-песенник, был автором слов хита послевоенных лет, который поют армейские хоры и до сих пор.
Солнце скрылось за горою,
Затуманились речные перекаты.
А дорогою степною
Шли с войны домой советские солдаты.
От жары, от злого зноя
Гимнастерки на плечах повыгорали.
Свое знамя боевое
От врагов солдаты сердцем заслоняли…
Из известных сегодня (скажем точнее: не забытых) песен еще «Сядь со мною рядом, / Рассказать мне надо, / Не скрывая, не тая, / Что я люблю тебя». Довоенный шлягер в исполнении сладкоголосого Георгия Виноградова перепевали многие, относительно недавно — Максим Леонидов. Автор слов, конечно, не упоминается.
Коваленков работал с известными композиторами того времени (Р. Глиэр, Е. Родыгин, М. Табачников, А. Силантьев, В. Шебалин и др.) и при этом — увлекался теорией стиха, написал несколько работ по стихосложению.
Владимир Солоухин, яркий прозаик и поэт, закончивший Литинститут на три года раньше Искандера (и весьма далекий от него), в предисловии к трем стихотворениям Коваленкова в «Дне поэзии. 1972» вспоминал:
«Он был поэт, педагог, прозаик, теоретик русского стихосложения, интересный собеседник, эрудит, рыболов, грибник, неисправимый романтик.
На вид он казался суховатым педантом, а на самом деле был душевным и отзывчивым человеком, склонным к выдумке и фантазии. <…>
На его семинар ходили с других семинаров и с разных курсов. Пожалуй, только здесь можно было услышать, как свободно оперирует учитель строками и строфами из Верлена, Вийона, Данте, Петрарки, Аполлинера, Петефи, Бодлера, Верхарна, Эминеску, Уитмена, Киплинга, Саади, Хафиза, а потом еще из малоизвестных нам тогда Нарбута, Хлебникова, Бориса Корнилова, Незлобина, Ходасевича, Саши Черного, Цветаевой… <…>
Автор тонких лирических стихотворений, он втайне гордился (не больше ли, чем своей лирикой?), тем, что солдатский строй поет его песню „Солнце скрылось за горою, затуманились речные перекаты…“.
Он хорошо воевал, и вообще был мужественным человеком.
Природу он любил не как ее слепая частица, а пропуская через сложнейшие сита ассоциаций и реминисценций. Была у него тяга, так сказать, к микромиру. Не просто пейзаж — лес и река, но стоять и следить, как с вершины осины падает красный лист. Его зигзаги, его бреющий полет доставляли поэту такое же эстетическое наслаждение, как балет или музыка».[21]
Вот какой наставник достался Искандеру! Сам Фазиль вспоминал о Коваленкове так:
«…он был очень образованным человеком, и он нам, как образованный человек, много дал. Я в те юные времена писал „под Маяковского“, и он достаточно жестко старался мне показать, что это — подражание, что я иду неправильным путем, и я внял его критике».
Но вот подходит время первых публикаций. Тут мы в некотором затруднении: стоит ли всерьез говорить о ранних стихах Искандера? Но как не сказать, ведь это часть, причем важная, его творческого пути. Да и в отдельных строках — будем честны — не слишком выдающихся текстов проглядывает будущий Искандер. Ну и потом — сам автор включал ранние стихи в свои последующие книги, в том числе в самый объемный сборник стихов «Путь», ставший во многом итоговым (1987).
Фактическим дебютом Искандера стало стихотворение «В горах Абхазии», опубликованное в газете «Советская Абхазия» 15 июня 1952 года. Вполне себе ученический текст, упражнение на краеведческую тему. Можно пройти мимо.
Следующая публикация уже интереснее. Итак: журнал (тогда еще альманах) «Молодая гвардия», 1953 год, номер 8. Поэтический дебют Фазиля Искандера в «центральном издании», как говорили тогда. Стихотворение «Первый арбуз».
Над степью висит раскаленное солнце.
Сидят под навесом три волгодонца.
На степь глядят из-под навеса,
Едят с повышенным интересом.
Еще бы!
Ребята устали за день.
Рубашки к телу прилипли сзади.
А под столом в холодном ведре
Арбуз прохлаждается в свежей воде.
Фабричным клеймом на кожуре
Кто-то старательно выскреб «В. Д.».
Его на стол кладут осторожно,
С минуту любуясь, не режут нарочно.
Но вот в него нож
вонзился, шурша,
И брызнули косточки,
скользки и липки,
С треском выпрыгивая
из-под ножа,
Как будто живые черные рыбки.
Арбуз просахарен
от жары
До звонкой и тонкой своей кожуры.
Прохлада ознобом проходит по коже,
А ломкие ломти на соты похожи.
Влажной землей арбуз пропах,
Он, как снег под ногами,
хрустит на зубах,
И сочная мякоть его красновата,
Как снег, окропленный
февральским закатом.
Еще степи пахнут паленой травой,
Еще на рубашке пот трудовой,
Но с первой бахчи друзья принесли
Первый арбуз — благодарность земли.
В. Д. — это «Волга — Дон», канал, соединяющий две великие реки, отсюда и волгодонцы.
Положа руку на сердце, стихотворение далеко не шедевр. Но обращают на себя внимание искандеровские сравнения и метафоры: косточки — рыбки, ломти — соты, арбуз, хрустящий как снег. Они, как это и бывает у начинающих поэтов, самоценны, на общую концепцию стихотворения работают мало. Видим мы тут и Маяковского, и (особенно) Багрицкого, и усредненную «общепоэтически-советскую» хвалу трудовому подвигу.
Ничего особенного вроде бы, но — атмосфера раскаленного степного дня хороша (кстати, если они устали за день, уже должен быть вечер? Почему же солнце так палит?). Да и арбуз описан, что называется, сочно. Оптимистично. Энергично.
Стоит ли задаваться вопросом, природные ли это ощущения южного, да еще и очень молодого, человека, — или требуемый по соцреалистическому канону оптимизм? По всей видимости, тут как-то одно совпало с другим.
Стихотворение «Первый арбуз» Искандер включит в свой первый сборник стихов, который выйдет уже через четыре года в Абхазии. О нем мы еще поговорим. А пока отметим, что до выпуска из Литинститута Искандер напечатал всего лишь два стихотворения — «Приезжайте на лето» и «Против равнодушия». Оба — в «Советской Абхазии». В книги он их не включал. Негусто, прямо скажем! Особенно если сравнить с Евгением Евтушенко, учившемся в Литинституте примерно тогда же, но не закончившим вуза. Что не помешало «беспартийному большевику» Леониду Соболеву, члену правления СП СССР и председателю Государственной экзаменационной комиссии, одобрительно отозваться о выпускнике Искандере со страниц «Литературной газеты». Это был первый публичный отзыв об Искандере, к тому времени, напомним, напечатавшем всего-то четыре стихотворения, из которых три — в провинциальной газете. Такая счастливая у него судьба. Фазиля любили, кажется, все, даже литчиновники, — что, впрочем, не мешало им вставлять Искандеру палки в колёса.
Еще одно его стихотворение, «Мне право дано…», которое потом войдет в первую книгу, было напечатано уже в газете «Брянский комсомолец», куда Искандер будет распределен после выпуска, в 1954 году.
Диалог авторов
ЕВГЕНИЙ ПОПОВ: Про Библиотечный институт я много слышал в Красноярске от Зория Яхнина. Друг юности Искандера, кстати, первым напечатал мой рассказ, когда мне едва-едва исполнилось шестнадцать лет. Но это отношения к нашей книге не имеет. Хотя, может, и имеет. А про Литинститут, про Коваленкова сам Фазиль мне поведал. Он относился к своему мастеру с не меньшим уважением, чем Солоухин.
МИХАИЛ ГУНДАРИН: Тут, конечно, не следует забывать, что Искандер, когда учился, был только поэтом, прозу еще не писал.
Е. П.: Но когда мы с вами говорим, что он «пытался вести себя профессионально», то я невольно вспоминаю, как он рассказывал мне о своей первой встрече с Евгением Евтушенко. Встретились они у Семена Кирсанова. Помните, был такой поэт, друг Маяковского?
М. Г.: Конечно, помню: «Жил-был я… Помнится, что жил…»
Е. П.: Фазиль принес ему стихи, и Кирсанов познакомил его с каким-то долговязым пареньком, велел им дружить. Они вышли от Кирсанова вместе. Паренек был не кто иной, как юный Евгений Александрович. Евтушенко моложе Фазиля на три или четыре года, но к тому времени уже вовсю печатался. Как «столичная штучка», он тут же взял шефство над «провинциалом». Удивился, что кавказец, о котором так лестно отзывается САМ КИРСАНОВ, никого из тех, КОГО НАДО, в Москве не знает. Нужно публиковаться, пытаться войти в ИХ КРУГ, убеждал Евтушенко своего нового знакомого. Сам он уже тогда чувствовал себя в литературе как рыба в воде. Принятый в Литинститут даже без так называемого аттестата зрелости об окончании школы, выпустил в 1952-м первую книжку, был тут же принят в Союз писателей, стал секретарем его комсомольской организации. На похоронах Фазиля он вспоминал, как они вместе ходили в театры, куда им доставала контрамарки мама Евтушенко Зинаида Ермолаевна, администратор филармонии. Его удивляло, что Искандер, «такой трагический писатель», почему-то любил оперетту. Потом их пути разошлись. Фазиль уехал по распределению в Брянск, а Евтушенко в 1957-м выперли из Литинститута, несмотря на всю его известность, а может, и благодаря ей.