«По какому-то дьявольскому стечению обстоятельств оказалось, что мой редактор пишет стихи. Мало того, что он писал стихи, он еще из уважения к местному руководству выступал под псевдонимом, хотя, как потом выяснилось, псевдоним он взял напрасно, потому что местное руководство знало, что он пишет стихи, но считало эту слабость вполне простительной для редактора молодежной газеты.
Местное руководство знало, но я не знал. На первой же летучке я стал критиковать одно напечатанное у нас стихотворение. Я его критиковал без всякого издевательства, хотя, возможно, и с некоторым оттенком московского снобизма, что, в общем, простительно для парня, только-только окончившего столичный вуз.
Во время своего выступления я краем глаза заметил странное выражение лиц наших сотрудников, но не придал этому большого значения. Мне, честно говоря, показалось, что они поражены изяществом моей аргументации.
Возможно, мне всё это и сошло бы с рук, если б не одна деталь. В стихах, написанных от имени сельского комсомольца, говорилось о преимуществах картофелекопалки перед ручным сбором картофеля.
По простоте душевной и даже литературной я решил, что это одно из тех стихотворений, которые приходят самотеком во все редакции мира, и в конце своего выступления, чтобы не совсем обижать автора, сказал, что всё же для сельского комсомольца оно написано довольно грамотно.
Впоследствии я никогда не критиковал стихи нашего редактора, но, кажется, он мне не верил и считал, что я эту критику перенес в кулуары.
В конце концов, я думаю, он правильно решил, что для провинциальной молодежной газеты вполне достаточно одного стихотворца. Какого именно, в этом у него не было сомнений, как, впрочем, и у меня.
Весной началась кампания по сокращению штатов, и я попал под нее».
«К сожалению, — сообщает краевед Андрей Кукатов, — пока не удалось обнаружить это легендарное стихотворение».
Кстати, обратим внимание на совпадения: в институте Искандер принял за сочинения графомана стихи капитана Лебядкина, здесь — стихи редактора. Об этом мы знаем от него самого. Вполне вероятно, и в том и в другом случае это его «неведение» всего лишь художественный прием… А может, следствие знаменитого искандеровского простодушия. И кстати: уволить по сокращению штатов молодого специалиста, прибывшего по распределению, было, согласно советским законам, не так-то просто. Так что, возможно, выбор Искандера был более добровольным, чем нам кажется. С другой стороны, без уважительной причины с работы, куда попал по вузовскому распределению, тоже было не уехать. Наказуемо! Поэтому редактор, уволивший выпускника Лита, одновременно дал ему вольную…
Как бы то ни было, с Брянском пришлось расстаться — впрочем, без особого сожаления. Как писал довольно мстительно Искандер в своей первой повести, «мне порядочно надоел псевдомолодежный словарь нашей газеты, ее постоянное бесплодное бодрячество».
Сегодня об Искандере в Брянске напоминает разве что узбекское кафе быстрого питания «Искандер кебаб» на Вокзальной улице да радения редких краеведов-любителей, по крупицам собирающих всё, что связано здесь со всемирно известным писателем.
Впереди был Курск, в котором — хотя времени Фазиль провел там столько же — всё сложилось удачнее. И вспоминают здесь Искандера чаще. И вообще, Курск — город не совсем обыкновенный. За столетия история этой земли обросла не одним десятком мифов. Кто-то считает, что именно здесь скрыты сокровища Мамая. Кто-то ищет в Курске следы Соловья-разбойника или легендарного города Древней Руси Римова. Не менее известен другой курский разбойник — Кудеяр, якобы брат самого Ивана Грозного. Курские предания говорят о нем как о местном Робин Гуде. Мол, никогда атаман не обижал бедняков, а некоторым, особо обездоленным, даже помогал. Сюда при советской власти были сосланы обэриуты Даниил Хармс и Александр Введенский. Ну и, наконец, порог третьего тысячелетия ознаменовался трагедией с подводной лодкой «Курск».
Фазиль, заметим, верил во всю эту мистику, верил, что всё здесь, в Курске, неспроста: и Курская магнитная аномалия, крупнейшее в мире месторождение железной руды, и Курская Коренная икона Божией Матери, которая волею судеб оказалась в Нью-Йорке, но с 2009 года каждый год отправляется из Америки в Курскую епархию. И, конечно же, Курская битва 1943 года, определившая, как и разгром немцев под Сталинградом, исход Второй мировой войны. В курском католическом костеле венчался автор «Черного квадрата» художник Казимир Малевич.
В редакции «Курской правды» хранится папка с бумажными тесемками, на обложке которой значится: «Искандер Фазильбей Абдулович», а в ней среди прочих документов есть собственноручно классиком написанное заявление: «Прошу, если это возможно, принять меня в качестве литсотрудника в Вашу газету. Я окончил Литературный ин-т им. Горького Союза советских писателей. Дата: 30 июля 1956 г. Подпись: Ф. Искандер». Приказом № 75 Искандер был назначен литсотрудником отдела культуры и быта. Это произошло 17 августа 1956 года.
Официальному устройству на работу предшествовала первая публикация. Это был репортаж из села Горшечное под названием «На забытых станах», опубликованный 12 августа 1956 года. Приведем начало дебютной курской статьи.
«— Поедем на табор, посмотрим, как живут наши трактористы, — сказал нам секретарь парторганизации Ясеновской МТС (машинно-тракторной станции) И. Г. Тараканов.
На машине мы подкатили к полевому стану тракторной бригады, обслуживающей колхоз имени Хрущева.
На небольшой лужайке — покосившийся вагончик: кто-то снял и унес задние колёса. Рядом кухня-плетенка. Вокруг беспорядочно разбросаны механизмы.
На шум машины из вагончика высовывается коренастый парень.
— Привет начальству, — улыбается он. — Сейчас будем обедать.
Это бригадир тракторной бригады Василий Севрюков.
Входим в кухню.
На столе дымится вареная картошка, стоят две большие миски, одна — с мутной жидкостью (квас), другая — с пшенной кашей.
Трактористы принимаются за картошку, дружно прихлебывая квас из общей миски. Он почему-то пахнет рыбой.
— Хотела сделать мясную окрошку, да мясо опять не выдали, так я купила селедки и растерла ее в квасу, — объясняет повариха.
— Вот как кормят механизаторов, — мрачно замечает один из трактористов…»
Вполне художественно! Особенно для областной партийной газеты. Мы бы покривили душой, если бы сказали, что в этом тексте видны внятные проблески искандеровского дара. Но картинка в сознании аудитории возникает. Авторское отношение выражено — косвенно, но четко.
Вероятно, были довольны и в руководстве газеты: молодой журналист премируется за фельетон «Эпопея». Это была вторая публикация Искандера в «Курской правде», датируемая 31 августа 1956 года. Она еще ближе к прозе. Что-то есть здесь от булгаковских «Записок на манжетах», вообще от фельетонов двадцатых годов. Не ими ли вдохновлялся Искандер? Ну и «Записки сумасшедшего» Гоголя где-то совсем недалеко:
«Мой знакомый, побывавший в Судже, привез мне любопытную вещь: толстую тетрадь в плотном кожаном переплете. Нашел он ее рано утром у входа в районную чайную. Так как вокруг никого не оказалось, он сунул ее в сумку и привез в Курск.
Чтоб установить, кому принадлежит тетрадь, пришлось перелистать ее. Оказалось, что это дневник директора Суджанского птицекомбината тов. Шаталова.
Опуская факты, касающиеся его интимной жизни, мы публикуем страницы, посвященные поистине эпической борьбе за поддержание своего авторитета, которую вел директор со своими подчиненными.
Вот эти страницы.
„10 января. Наконец назначили директором комбината. С чего начать? Раз назначили вместо другого, значит, признали, что ты внесешь что-то новое, свое. Что бы внести? Надо думать…
25. В газетах пишут, что надо сокращать штаты. Целиком согласен. Как новый руководитель, я должен подумать об этом.
27. Вплотную приступил к сокращению. Некоторые недовольные говорят, что подвожу под сокращение неугодных лиц. Наглая ложь. Терпеть клеветников у себя не стану.
29. Сокращение идет полным ходом. Очищаю аппарат. Жалобщиков и склочников не потерплю.
1 марта. Чувствуется приближение весны: хочется выпить. Подвел итоги сокращения. На сегодняшний день уволил двадцать человек. Птицекомбинат, слава богу, существует по-прежнему, что доказывает правильность моих действий.
25 апреля. Неприятный день. Пришел вагон с углем. Приказал плотникам разгружать. Тарконовский и Оганян отказались. Говорят, не надо было увольнять грузчиков, как будто я у них должен спрашивать, кого увольнять. Для поддержания авторитета дал приказ об увольнении обоих. Пусть знают. Мне нужны работники широкого профиля…“»
Обратим внимание на критический размах и общую, прямо скажем, резко негативную направленность публикации. Понятно, что кандидатура директора Суджанского птицекомбината в качестве объекта критики была согласована. Критиковать, судя по всему, было за что — но в данном случае уже можно говорить об уровне художественного обобщения.
Возможно, «обобщен» был впоследствии и редактор «Брянского комсомольца», ставший персонажем «Козлотура». В фельетоне «Эпопея» Искандер пишет от лица директора птицекомбината:
«Для поддержания авторитета дал приказ об увольнении обоих. Пусть знают».
А в «Созвездии Козлотура»:
«Чтобы замаскировать свою пристрастность ко мне, редактор сократил вместе со мной нашу редакционную уборщицу».
Впрочем, не всё начинающему автору критика: Фазилю было предложено поучаствовать и в осмеянной им впоследствии кукурузной кампании.
Об этом в 1986 году вспоминал и сам Искандер:
«Меня, человека, выросшего, можно сказать, на кукурузе, с одной стороны, радовало внимание к этой прекрасной культуре, но, с другой стороны, начали пугать формы, которые принимала сама кампания. Кукуруза в Курской области расти не хотела, а ею упорно засевали лучшие земли. То же самое было и во многих других областях. Я написал статью о нелепости этой кампанейщины — и, думается, достаточно четко обосновал свои аргументы. Приехал в Москву останавливать кампанию.