[58]. Звучит, надо сказать, не слишком комплиментарно и политкорректно по отношению к этим самым нравам…
Сам Искандер считал, что потомственному крестьянину Твардовскому понравился мотив критики, сатиры на умников, вмешивающихся в естественный ход сельской жизни. Очень может быть.
Известно, что Твардовский выдвигал повесть «Созвездие Козлотура» на Государственную премию (и даже дважды — в 1966 и 1968 годах). По некоторым данным, шансы получить у нее были, как были несколькими годами раньше шансы победить и у Солженицына, выдвинутого на Ленинскую премию. Случись такое, судьба автора «Матренина двора» могла бы сложиться совсем иначе; в случае Искандера, полагаем, вряд ли бы что-нибудь изменилось столь кардинально.
Отзвуки и оценки
Как ни банально звучит, скажем твердо: после выхода «Созвездия Козлотура» Фазиль Искандер проснулся знаменитым. В народ пошли цитаты — вроде «Интересное начинание, между прочим!» или «Нэнавижу!».
Да и критики сразу после выхода повести в журнале и вышедшей следом книжки писали о «Созвездии Козлотура» много и охотно. За 1966–1969 годы — более двадцати развернутых рецензий, в том числе и в толстых литературных журналах (в «Новом мире» было даже несколько публикаций о «Козлотуре»), и в «Литературной газете». Мнения были как на подбор позитивные, хотя в обзорных статьях иногда встречались и довольно кислые отзывы о творчестве Искандера.
Отрицательным в полной мере можно назвать разве что небольшой материал в «Советской Абхазии» с говорящим названием «Вопреки правде жизни» от 18 ноября 1966 года. Несообразность оценок была настолько вопиющей, что о единственном негативном отклике и сам Искандер, и его поклонники упоминали благодушно, как о курьезе. Идеологическая система опасности для себя в «Созвездии» не почувствовала.
Стали появляться переводы на языки республик, и первыми постарались эстонцы — «Созвездие» вышло в Таллине отдельным изданием даже быстрее, чем на русском. Через некоторое время пошли переводы и на европейские языки; сначала заинтересовались из соцлагеря (Польша, ГДР), потом и «капиталисты».
А что же читающая публика? Сразу же после выхода повести в «Новом мире» Искандер стал получать письма от читателей. Было их — нет, не мешки, но точно больше ста. Все — хвалебные, иногда в высшей степени. В стиле: «Новый Гоголь явился, и старого ничуть не хуже». В переписку с поклонниками Искандер вступать не стал. Как не вступал в нее никогда — просто из принципа.
О том, как восприняли «Созвездие» первые читатели, — мемуарная заметка будущего известного журналиста и писателя Андрея Яхонтова:
«Сказать, что я влюбился в „Созвездие Козлотура“ с первых же строк, — ничего не сказать. „Влюбился“ в данном случае слабое, блеклое слово. Я (да и весь класс), передавая журнал из рук в руки, смаковал каждую подковырку, каждую издевку над царящим вокруг недотепством… (Рядом уже созревали для экрана аналогичные „Тридцать три“ Данелия и Ежова и „Берегись автомобиля“ Рязанова и Брагинского). Я и до сих пор не перестаю цитировать (вслух и внутренне) сразу впечатавшиеся в сознание цитаты: „Козлотуризм — лучший отдых“ (не только когда еду в отпуск), „Интересное начинание, между прочим…“ (знакомясь с правительственными указами)»[59].
Искандер, с одной стороны, попал в цель: узнаваемы и управленческие безобразия, и частые примеры бюрократического абсурда. С другой стороны, повторим, его юмор и сатира не достигали степеней чрезмерных, не казались разрушительными основной массе аудитории, которая любила покритиковать и посмеяться, но к тотальному отрицанию властей, к диссидентской жесткой критике всё же была не готова.
Но вот с появления повести прошло пятьдесят пять лет, СССР давно рухнул — что же находят читатели в «Созвездии Козлотура» сегодня? (Сам Искандер ценил читательское мнение больше высказываний критиков.)
Приведем отзывы с одного из интернет-ресурсов[60]. Люди двадцатых годов нового тысячелетия читали «Козлотура» впервые, при этом поставили ему самые высокие баллы. Почему?
«Книга написана настоящим талантом. Честно, мне стыдно, что не прочитала ее раньше. Она смешная и добрая (высмеивающая, но без злобы). В ней много мудрых замечаний о разных людях, вещах, событиях, и отступления от основной темы так изящно вплетены в текст повести, что приятно и нескучно читать. Мне даже удивительно, что можно было так хорошо написать о глупых людских поступках, которые возводили в ранг достижений и много работали над этим всей страной…»
«Думаю, что 50 лет назад эта книга вызывала больше смех, чем печаль. Все персонажи были узнаваемы, конкретны, жили рядом. Теперь печали при чтении больше, чем смеха. Персонажи всё так же узнаваемы, так же конкретны, так же живут рядом. Но — с ума сойти! — 50 (пятьдесят!) лет, и ничего не поменялось. Отнесем это исключительно на счет классики: на то она и классическая литература, чтобы быть актуальной во все времена».
«Сейчас еще вызывает ностальгию по детской наивности и вере в светлое будущее в СССР. А может, это ностальгия по детству и юности? Особенно понравились лирические отступления при описании моря, гор и т. п. Почему-то произведения автора до этого не читала. Буду восполнять пробел».
Было сатирой — стало ностальгией по Советскому Союзу, особенно у тех, кто в СССР никогда и не жил.
Мнение сегодняшних коллег-писателей и критиков, читателей квалифицированных, как нам кажется, вполне совпадает с мнением Дмитрия Быкова, умеющего чутко улавливать и четко выражать «флюиды» интеллигентского сообщества, — и это, собственно, основное достоинство его сочинений. Быков считает, что из всего искандеровского наследия сегодня актуально именно «Созвездие Козлотура».
«Именно там оказались самые удивительные, самые точные прозрения и о советской жизни, и вообще… сам козлотур — символ советской гибридности. Мичуринской искусственной жизни. Этакая попытка вывести нового человека и новую страну — ведь козлотур и это тоже пародирует, а не только конкретное хрущевское руководство. И в этом смысле „Козлотур“ скорее трогателен и мил».[61]
Надо сказать, что переиздают повесть регулярно — начиная с первого издания (1968) по приблизительным подсчетам вышло более 40 изданий (отдельных и в сборниках). Общий тираж «Созвездия» — около миллиона экземпляров, и это при нынешнем малотиражье!
Написано огромное количество научных работ и по литературоведению, и по лингвистике. В них «Созвездие» разобрано по косточкам. Полагаем, такие работы еще будут появляться и в будущем.
Нам кажется важным утверждение современного исследователя Евгении Сечиной, что, хотя в «Созвездии Козлотура» Фазиль Искандер эксплуатирует шаблон повести, который сложился в молодежной прозе, с самого начала подчеркивая сходство своего повествователя с героями повестей А. Гладилина, А. Кузнецова и В. Аксенова (мечты героя стать профессионалом в новом для себя деле и предчувствие счастливой любви), на первом плане у Искандера оказывается не столкновение героя-идеалиста и действительности, а «раскол между двумя мирами (выделено нами. — Е. П., М. Г.): идеология и абсурд, который она порождает, против здравого смысла и естественного течения жизни».[62] В соответствии с этим преобразуется и привычная схема. Искандер отказывается от изображения персонифицированного зла, давая понять, как легко наваждение может овладеть человеком и как глубоко оно может пустить корни в мире; для этого он переосмысляет привычную для авторов молодежной прозы метафору разговора на разных языках, уже не связывая различные речевые регистры с отдельными персонажами, но показывая, как переходят шаблонные фразы из газетной речи в обыденную. Доходит и до прямой полемики с итоговой для молодежной прозы повестью, «Звездным билетом» В. Аксенова: заглавный образ звездного неба становится из оптимистического по меньшей мере неоднозначным, а над утопическими мечтами героев Аксенова об осмысленном труде в рыболовецком колхозе Искандер впрямую иронизирует. Вместо утопического идеала, которого жаждали герои молодежной прозы, Искандер находит новую опору: уверенность в универсальных законах, стоящих за любыми частными человеческими действиями.
Таким «универсальным законам» посвящена зрелая и поздняя проза Искандера. Первый шаг к ней был сделан именно в «Созвездии Козлотура».
Диалог авторов
ЕВГЕНИЙ ПОПОВ: Вообще-то шестидесятничество, на мой взгляд очевидца событий, закрылось не с появлением «Козлотура», а, скорее, после 1968 года, когда «танки шли по Праге» не только в стихотворении Евтушенко. Уместно вспомнить и то, что чехи со словаками собирались реализовать на своей земле вовсе не планы Даллеса или Черчилля, а тот самый «социализм с человеческим лицом», столь чаемый шестидесятниками. Альянс не состоялся. Верить после 1968-го в эту фикцию, особенно в странах так называемого социалистического лагеря, мог только идиот или приспособленец. Да и левые на Западе из «прогрессивного» лагеря немножко покачнулись от этой очередной лихости московских большевиков. Кстати, почему только московских? В подавлении Пражской весны участвовали 24 дивизии всех стран Варшавского договора, кроме Румынии. Да и руководители Чехословакии — Александр Дубчек, якобы «ревизионист», и Густав Гусак, поставленный Москвой на место проштрафившегося Дубчека и правивший страной до самой «бархатной революции» 1989 года, были верными выучениками ЦК КПСС. Воровали вместе, а теперь, получается, опять во всём виноваты одни русские!
МИХАИЛ ГУНДАРИН: Да, а я в тот год только родился…
Е. П.: А я в 1968-м окончил геологоразведочный институт и как раз в августе прибыл по распределению в Красноярск. Мы всю весну слушали в общежитии на улице Студенческой «Голос Америки», «Би-би-си», «Немецкую волну» — и не верили, что так может быть в СОВЕТСКОМ государстве, каковым была Чехословакия: отмена цензуры, свободные дискуссии, создание многопартийной системы, контроль над КГБ или как у них там эта контора называлась…