Расчет очевиден: чтобы Искандер, которого почти не критиковали, мог отмежеваться от прочих сомнительных авторов и текстов.
И Искандер выступил, но совсем не так, как ожидалось от него. Он начал спокойно, но постепенно стал наливаться гневом.
«Обсуждение началось в доброжелательной форме. Но неправильно было бы закрывать глаза на реально существующую обстановку в редакциях журналов и издательствах. Книга Можаева лежит 10 лет (имелся в виду цикл сатирических рассказов Бориса Можаева „История села Брехова, рассказанная Петром Афанасьевичем Буслаевым“, написанный в 1968 году и опубликованный только в 1990-м. — Е. П., М. Г.). Книги лежат по 10, 15, 20 лет, а затем писатель умирает и — всё. Ничего как бы и не было. У Чухонцева 15 лет пролежала книга, а сейчас напечатали, масса положительных рецензий. А кто знает, какой путь прошел он за эти 15 лет? История с Поповым. Две положительные рецензии на книгу в „Сов[етском] писателе“ и отрицательное редзаключение. Это жульничество! Вот как это называется! Здесь говорят о содержании альманаха. Но ведь сущность писателя в том, что он всегда недоволен. Нет общества, в котором писателю хорошо, и он всегда ищет.
…Но почему мы все тут говорим о трудностях печатания? Мы что, оккупированы кем-то? Человек не вечен, человек умирает, так и не увидев опубликованными своих трудов. А то, что есть, будет прорываться в разных формах. Лично мне альманах, может быть, и не нужен, нам он не прибавит и не убавит, но я считаю, что вам пора оставить самодовольство, потому что просто это не кончится. Молодые придут и будут стучать по столу кулаком, и вы стучите кулаком повыше. Помогите людям работать, и никакого альманаха не будет».
Сказано довольно резко. «Мы что, оккупированы кем-то?» За такие слова, сказанные публично, да еще в присутствии начальства, и сегодня прилететь может… Эту резкость попытался сразу же сгладить Феликс Кузнецов, секретарь Московского отделения СП СССР. Он поблагодарил Искандера за искренность и заявил — вроде как обращаясь к Искандеру как к своему, но уже с растущей угрозой:
«А к Фазилю относится поговорка: „Шел в комнату, попал в другую“. Ты попал в другую комнату, Фазиль, искушенный политической спекуляцией. И если развитие событий состоится, а оно состоится с неизбежностью, то все проблемы еще ухудшатся. Мы снивелируем это дело, но, с другой стороны, в нас сильно искушение ответить на это тем же, так как мы — патриоты своей Родины».
Много еще чего говорили на том собрании про «МетрОполь». Приведем несколько ярких цитат.
«Я вам скажу, как сталинградский комбат. Это — антисоветская пропаганда. В Иране льется кровь, люди гибнут у Сомосы, а мы здесь разводим разговоры. Где здесь новаторство? Это — декадентские неликвиды, а мы сидим и рассуждаем». (Николай Грибачев)
«Строители, злобинцы к примеру, построили дом, хороший дом, где живет много разных жильцов. А пришли писатели и описали выгребные ямы этого дома, и только. Гадость. Грязь ползет по страницам». (Михаил Алексеев)
«Порноноваторство…» (Анатолий Алексин)
Но разговоры разговорами, даже обвинения обвинениями, — хуже, что «развитие событий», если пользоваться кузнецовским определением, и впрямь состоялось.
Весной 1979 года Аксенов, Ерофеев и Попов поехали в Крым. Вот цитата из книги Михаила Гундарина «Солнце всходит и заходит. Жизнь и удивительные приключения Евгения Попова, сибиряка, пьяницы, скандалиста и знаменитого писателя»:
«…достигнув Коктебеля, мы сняли комнату у знакомой официантки из Дома творчества и вечером пошли, заплатив деньги, в писательское кино на открытом воздухе, где наши коллеги, за исключением одного-единственного Олега Чухонцева, с ужасом глядели на нас, как на восставших из идеологической могилы мертвецов. Фильм, помнится, был про страдания лорда Байрона…
А утром мы встретили веселого Фазиля Искандера, и, когда уже сидели за выпивкой и кофе, он вдруг вспомнил, что только что получил анонимку из Москвы с характерным содержанием: „Радуйся, сволочь! Двух ваших сукиных сынов наконец-то исключили из Союза писателей!“
— Вас правда исключили? — огорчился Фазиль, но мы успокоили его, сказав, что таких „параш“ и „уток“ было за всё это время предостаточно, что, когда мы уезжали, всё было спокойно, спокойно всё будет и впредь.
Но, когда мы возвратились и я только-только открыл дверь квартиры покойной матери Аксенова, где тогда временно проживал, раздался телефонный звонок. Звонил Василий Павлович, непривычно серьезный.
— Знаешь, Женя, — сказал он. — Всё, к сожалению, подтвердилось. Вас действительно исключили. — И тут же, без паузы, добавил: — И я тебе звоню сказать, что как я обещал, так и будет. Я выйду из Союза писателей, если вас не восстановят».[86]
Как только стало известно, что «МетрОполь» попал на Запад и будет издан (что вскоре и произошло: в 1979 году репринт альманаха опубликовало американское издательство «Ardis Publishing»), немедленно воспоследовали и карательные меры: метропольцев прекращают публиковать.
История с «МетрОполем» вызвала огромный резонанс в мире. Возмущенные статьи появились в Европе и Америке, в защиту Попова и Ерофеева выступили титаны американской литературы Курт Воннегут, Уильям Стайрон, Артур Миллер, Эдвард Олби, Джон Апдайк.
В разгар скандала эмигрировал на Запад Юз Алешковский, за ним последовали искусствовед Василий Ракитин, Фридрих Горенштейн — сценарист Андрея Тарковского и Андрона Михалкова-Кончаловского, автор множества новелл, повестей и романов, у которого за всё время его литературной деятельности был напечатан в СССР один (!) рассказ (кстати, опубликованный в «Избранном» журнала «Юность» вместе с рассказом и стихами Искандера и произведениями некоторых будущих метропольцев).
Искандера тоже перестали печатать. Это стало для него серьезным ударом, психологическим прежде всего. Тут и невозможность кормить семью, и невозможность выйти к читателю. Наконец, невозможность выполнять свое главное писательское предназначение.
К счастью, тотальный запрет продлился недолго. Неизвестно, сколько выдержал бы Фазиль эту немоту, это отлучение от любимого дела. Но в начале восьмидесятых в печати стали изредка появляться его отдельные рассказы, потом небольшим тиражом вышел сборник. Соответственно, на гонорары было не прожить.
Именно в «метропольский» год Марина Искандер поступала в вуз — на филфак МГУ. Семья боялась, не помешает ли шумиха вокруг «МетрОполя» ее поступлению. К счастью, всё обошлось.
Диалог авторов
ЕВГЕНИЙ ПОПОВ: Да, увы, альманах «МетрОполь» действительно был последним крупным литературным скандалом коммунистической эпохи после шельмования Зощенко и Ахматовой, дела «Доктора Живаго» Пастернака, судебного процесса Даниэля и Синявского, «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына. Весной 1979 года вы жили в Барнауле и, конечно же, ничего не знали об этих московских страстях. Или отголоски скандала докатились и до Алтая?
МИХАИЛ ГУНДАРИН: Не забывайте, мне тогда было всего десять лет.
Е. П.: Ну, у меня на родине, в Красноярске, я мгновенно стал, извините, легендарной персоной. Поэт Эдуард Нонин, который зарабатывал на жизнь тем, что сторожил в тундре огромный кусок газопровода, услышав по «Голосу Америки» мою фамилию, встал на лыжи и пробежал по снегу несколько километров, чтобы поделиться с соседом благой вестью: «Наш Женька вместе с Аксеновым, Ахмадулиной, Высоцким и Искандером вставил фитиля большевикам!» Так «простые люди» расценили эту литературную затею. Я потом лет десять не ездил на родину. Не за себя боялся, а за друзей, которых непременно после встречи со мной будут таскать в местное ГБ, чтобы выведать, что им там наплел приезжий московский антисоветчик.
М. Г.: Вроде бы ваши метропольские тексты таковыми не считались.
Е. П.: Это Фазиль понимал, Аксенов и Ахмадулина, а отнюдь не «товарищи».
М. Г.: Читал стенограмму. Один из них докладывает на секретариате: «Вот рассказ „Кина не будет“ (это ваш рассказ, Евгений Анатольевич). Там мелкая мразь рассказывает о Горьком в издевательском тоне при явном сочувствии автора. Мы не позволим глумиться». Другой — что он даже не взял бы вас в Литинститут, где вы, кстати, сейчас преподаете…
Е. П.: Хорошо, что вы не называете их фамилии. Писатели, между прочим, хоть и насквозь советские, но неплохие. Просто обделались со страху перед начальством… Еще этот, питерский туз, который сказал, что я графоман и мне нечего делать в Союзе писателей… Ладно, проехали… Я, как говорят на Востоке, «золотом режу на сердце» (слова Фазиля обо мне).
М. Г.: Ну, вы теперь заслуженный работник культуры, лауреат всяких премий, президент русского ПЕН-центра, недавно получили благодарственную грамоту от Путина за «большой вклад в укрепление российской государственности и активную общественную деятельность». А что стало с другими авторами «МетрОполя»?
Е. П.: Да нас и в живых-то осталось всего восемь человек (тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо). Даже Петька Кожевников, самый младший из нас, помер. Юз Алешковский в США, Анатолий Брусиловский — в Кёльне, Виктор Ерофеев, Юрий Кублановский, Борис Мессерер, Евгений Рейн, Марк Розовский и, соответственно, я — в Москве.
Ни один из двадцати семи участников альманаха (включая художников и Джона Апдайка) не растворился во времени и пространстве.
Василий Аксенов, Аркадий Арканов, Белла Ахмадулина, Андрей Битов, Андрей Вознесенский, Фридрих Горенштейн, Семен Липкин, Инна Лиснянская, Евгений Рейн, Генрих Сапгир — классики. Не говоря уже о герое нашей книги Фазиле Искандере.
Леонид Баткин при перестройке стал известным политиком, придерживающимся либеральных взглядов. Думаю, он осудил бы меня за то, что я принял благодарность от Путина, как это сделали некоторые люди сходных с ним умонастроений, но, в отличие от Леонида Михайловича, живые.