а это лучше понимал, чем я вам сейчас объясняю…
МИХАИЛ ГУНДАРИН: Но тем не менее он и сам был плоть от плоти упомянутой вами «светлой интеллигенции», в том числе и «перестроечной». Потому что «темной» интеллигенции не бывает.
Е. П.: Согласен. Да, «темное» — это что-то другое. И другие. «Темные силы нас злобно гнетут…» Я вспомнил, что совсем недавно Рене Герра, легендарный французский профессор-
славист, оценивая Фазиля, с которым он много общался на международных книжных ярмарках, сказал мне, что тот, пожалуй, выглядел единственным подлинным ЕВРОПЕЙЦЕМ среди «товарищей», несмотря на то что они славно «переобулись в воздухе» после «перестройки» и теперь толковали всё про ту же свободу и демократию, начисто забыв, что́ еще вчера плели на писательских и партийных собраниях.
М. Г.: Да, господин Герра знает, что́ говорит. Не зря был секретарем Бориса Зайцева, дружил с Юрием Анненковым, Ириной Одоевцевой, Галиной Кузнецовой — музой Бунина…
Е. П.: Я эту фразу, при всём уважении к Рене, комментировать не могу, потому что не понимаю, что это такое — «подлинный европеец». Были ли, например, настоящими европейцами Достоевский, Толстой, Есенин? Не уверен. Вот Тургенев — тот действительно был. Ну и что?
М. Г.: Искандер и в этом был уникален. Абхазия, горная деревушка Чегем, СССР, тоталитаризм, чиновничьи рыла и — «подлинный европеец». Вопрос: откуда? Ответ: от Бога.
Е. П.: Всё это вдобавок удивительным образом сочетается с его «имперскостью», о которой мы не раз упоминали. И даже, извините, «грузинскостью», как бы ни обиделись на меня за это мое определение мои абхазские, а то и грузинские друзья. Но ведь формально СОВЕТСКИЙ писатель Искандер родился, вырос и состоялся в Грузии, которой принадлежала тогда Абхазия, как сейчас принадлежат Аджария, Имеретия, Кахетия и другие края и территории. Грузины, кстати, цену Фазилю тоже знали. Всегда. Я ведь вам рассказывал, что на пятидесятилетии Искандера присутствовал консультант по грузинской литературе Союза писателей СССР. Консультанта по абхазской литературе тогда не было. А сейчас и Союза писателей СССР нет. Господи, когда же наконец на планете наступит счастье и прекратятся грызня, вражда и желание одних властвовать над другими?
М. Г.: Мир смешной и одновременно страшный. Именно таким его изобразил великий писатель Фазиль Искандер.
Е. П.: И величие это — неоспоримо. Как и величие всех вышеупомянутых стран, территорий, краев. Люди на планете ОБЯЗАНЫ жить дружно, если вообще хотят жить, а не самоубиваться. Тот, кто в это не верит, пускай возьмет в руки любую книгу Фазиля Искандера.
Глава четырнадцатаяДевяностые: утраченные иллюзии
Награды и война
Когда грянул путч 1991 года, Искандер был одним из несомненных лидеров перестроечной литературной волны. По крайней мере, в глазах врагов этой самой перестройки.
Накануне Искандер закончил рукопись большой вещи, которая вскоре выйдет под названием «Человек и его окрестности». И главные тревоги писателя — об этой рукописи:
«Я был еще в постели, когда жена сообщила мне о случившемся. Я отнюдь не вскочил. Первой моей мыслью было — кончено, теперь ее никто не напечатает. Придется опять, как в случае с „Сандро“, публиковать ее за границей, если теперь это будет не слишком опасно.
Продолжая оставаться в постели, однако прислушиваясь к дверям, я подумал, что больших арестов не будет, но, вероятно, будет большой голод».
Ничего такого не произошло. Путч закончился через три дня. СССР продержался до 26 декабря. «Большая вещь» была напечатана, но не стало страны, для граждан которой Искандер все эти годы работал.
В начале девяностых жизнь в России шла как будто по инерции. Многие, кстати, и пересидели разруху на старых советских запасах. К Искандеру это вроде бы никак не относится: у него, с одной стороны, дела шли отлично, с другой — к середине этого десятилетия «вершина», на которую его вынесло в перестроечные годы, будто осы́палась, и у Искандера началась совсем другая жизнь, внешне вроде бы насыщенная, но какая-то… малопродуктивная, что ли, для писателя. Членство в комиссии по государственным премиям России, правам человека и помилованиям при президенте, в совете по культуре и искусству… Да, еще он возглавлял комиссию по творческому наследию своего любимого Исаака Бабеля…
Как писал когда-то Булат Окуджава в посвященном Искандеру стихотворении,
Жаль, что молодость мелькнула, жаль, что старость коротка.
Всё теперь как на ладони: лоб в поту, душа в ушибах…
Но зато уже не будет ни загадок, ни ошибок —
только ровная дорога до последнего звонка.
Если бы так! Окуджава (он старше Искандера на четыре года) умрет в 1996 году; пожалуй, первым из шестидесятников. Искандеру предстоит пережить большинство тех, с кем он был близок в своей молодости литературно и житейски…
А награды и премии шли между тем одна за другой. Началось всё в 1989-м, когда в год шестидесятилетия Искандер получил Государственную премию. Еще одна «государыня» (как, если верить Войновичу, советские писатели называли госпремию) досталась Искандеру в 1994-м. В промежутке были премия имени Сахарова «За гражданское мужество писателя» (1991) и Пушкинская премия фонда А. Тёпфера (1992).
Про эту международную награду стоит сказать немного подробнее. Она была учреждена германским фондом доктора Альфреда Тёпфера в 1989 году «для награждения авторов, внесших выдающийся вклад в русскую литературу и переведенных во многих странах мира». Вначале премия составляла 40 000 дойчемарок, потом перешли на евро. Вручалась ежегодно в Москве 26 мая в день рождения Пушкина (по старому стилю). Прекратилась в 2005 году.
До Искандера премию получили Андрей Битов и Людмила Петрушевская, сам Искандер разделил награду с Олегом Волковым. Двадцать тысяч дойчемарок в начале девяностых — очень даже неплохо! Ну и престиж, конечно.
«…вечером 27 апреля состоялась торжественная церемония, — вспоминает Антонина Искандер-Хлебникова. — Кстати, награда оказалась весомой: бронзовая, под старину, медаль с изображением Пушкина плюс денежная премия в 40 тысяч марок (на двоих), которую предстояло получить в Гамбурге, куда лауреаты приглашались с женами и с перспективой отдохнуть в замке на берегу моря.
Мы все сидели в зале театра „Эрмитаж“, полном друзей и поклонников, слушали выступления членов жюри и руководителей Фонда и ждали (еще один плюс) большого банкета.
Творчеству Фазиля был посвящен фундаментальный доклад профессора Helen von Ssachno. По ходу доклада его не очень уверенно, но вполне занудно озвучивала по-русски приглашенная переводчица. Много позже, когда мы получили текст доклада, обнаружилось, что он не только академически строг (об этом-то мы догадались сразу), но и обильно сдобрен юмором. Юмористическая составляющая лишь частично была представлена цитатами из Искандера, авторство остальных шуток принадлежало самой фрау Helen. Так, коснувшись всемирного значения козлотура, она заметила, что эта тема весьма актуальна и для Германии, и привела в качестве примера навязчивую кампанию по внедрению в сельскохозяйственное производство некоей новой свиньи, полученной в результате генных манипуляций:
„Она огромного роста, она чудовищного веса, она сплошное мясо, она безгранично плодовита, она — кормилица человечества!“
…Но это мы узнали потом. А тогда, в театре, мы сидели, и слушали, и смотрели, и радовались за лауреатов, и, что греха таить, — скучали. Выступления, представления, благодарности. Затем пришла очередь коллег, они тоже приветствовали лауреатов и тоже их поздравляли…
И тут вышли Сергей и Татьяна Никитины и Дмитрий Сухарев. После короткого, в двух словах, поздравления (а как же — орднунг!) они вдруг громко, лихо, озорно запели, просто-таки прокричали в уже задремавшую аудиторию: „А я хочу в Фазилию, к далеким берегам!“.
Татьяна голосисто, задорно, по-народному, почти по-частушечьи, выводила: „Только Тоня и Марина, только Тоня и Марина, только Тоня и Марина ходят по морю туда!“ (Марина — это наша с Фазилем дочь, и остается только удивляться наитию Маршака, который сделал русскую версию киплинговской „Амазонки“ такой удобной для наших трех имен.)
Зал (наконец-то!) взорвался аплодисментами, кое-кто уже подпевал, все стали стихийно подниматься с мест.
…А потом было большое застолье, организованное узким кругом немцев для широко гуляющих наших».[120]
В общем, в начале девяностых Искандеры не бедствовали. Продолжали выходить книги, снимались фильмы… Только потом стало ясно, что всё это уже шло несколько по инерции.
Стоит, пожалуй, чуть подробнее сказать о комиссии по помилованию. Она была создана президентом РФ в 1992 году. Ее председателем Ельцин назначил писателя Анатолия Приставкина. В разные годы в комиссию входили Булат Окуджава, Лев Разгон, Роберт Рождественский, Аркадий Вайнер, филолог Мариэтта Чудакова, журналисты Евгения Альбац, Александр Бовин и другие. С 1992 по 2000 год по представлениям комиссии было помиловано более 50 тысяч человек. В статьях Анатолия Приставкина можно найти немало примеров того, как невиновного человека вытаскивали чуть ли не с того света. В интервью Дмитрию Волчеку на радио «Свобода» в декабре 2001 года Искандер сказал о Приставкине так: «Бросающаяся в глаза его черта — это борцовские качества, умение вступать в полемику, умение доказать правильность своей мысли, гражданская смелость, совестливость». Впрочем, работу комиссии всегда критиковали — мол, стоите на стороне преступников. Как бы то ни было, в начале нулевых деятельность комиссии была прекращена.
Работа в комиссии по помилованию — Искандер был в ней несколько лет и, честно говоря, слишком активного участия не принимал — обогатила его множеством сюжетов из жизни, причем не только трагических, но и комических, которые он охотно пересказывал друзьям. Перепадало кое-что из этого и литературе. В мини-эссе «Веселый убийца» Искандер рассказывает историю совсем не веселую: женщина наняла молодого соседа, чтобы тот убил ее мужа. Сосед зарезал его кухонным ножом. А женщина «обвинила его в том, что, пользуясь суматохой с убийством, он спер ее кухонный нож, с тем чтобы, выкинув свой, обагренный убийством, в дальнейшей жизни пользоваться ее невинным ножом. И между ними возник конфликт». В итоге обоих повязали. А резюмирует Искандер так: