<…>
Таким образом, это прозрение мальчиков-подростков и является главным сюжетным компонентом, которым пользуются оба автора, — оно является главным критерием проснувшейся совести и придает повествованию совершенно новый, неожиданный оттенок. Маленькие герои оказываются лицом к лицу с настоящим, большим злом — и смело вступают в борьбу с ним. Тут-то и начинаются расхождения: если Толе удается полностью исправить зло (он рискует жизнью, но дети кассира возвращаются домой), то у искандеровского Чика такой возможности просто нет — он не может в одно мгновенье (а также в два и в три) вылечить израненного, униженного парня — кульминацией рассказа является тот момент, где Чик пытается искупить вину, обмывая кровь с ног раненого (здесь присутствует явная перекличка с евангельским „омовением ног“). Таким образом, Ф. Искандер, как и В. Астафьев, подводит своих читателей к идее: добро не может существовать без зла. И для того, чтобы воспитать в подростке нравственные начала, зло необходимо как воздух».[136]
Ну а читатели — теперь уже больше сорока лет — просто считают Чика одним из лучших героев-подростков во всей мировой литературе. А цикл о нем — вневременным, универсальным словом, сказанным просто о самом главном.
Последние дни
После 75-летия художественной прозы у Искандера становится всё меньше. В интервью Ольге Масюкевич («Российская газета», 19 июля 2005 года) он признаётся, что проза уже не пишется, но — иногда появляются стихи: «Говорят, что они с годами уходят, а у меня — наоборот: рифмы стали приходить в голову, а вот проза не получается… Пишу о состоянии Родины, о человеке и его старости».
Он много читает и перечитывает — в основном классику: «Подростка» Достоевского, лирику Пушкина, а из современных — «я Бродским очень увлечен — совсем недавно перечитывал», — говорит Искандер интервьюеру.
Дочь Марина стала переводчицей. Сын Александр, Сандро, закончил институт, занимался бизнесом, выпустил неплохую книгу рассказов «Званый ужин». Жаль, что пока только одну. Не хочется гадать, но не в том ли причина, что Сандрик, столь же благородный, талантливый и гордый, как его отец, не хочет существовать как писатель в тени «самого Фазиля Искандера», ищет свой путь в искусстве. Русская, персидская и абхазская кровь — это серьезно.
Юбилеи Искандера по-прежнему праздновались пуб-
лично. Многим запомнилось его 80-летие, прошедшее в Центральном доме актера. На нем присутствовали Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина с Борисом Мессерером, Андрей Битов, пианист Николай Петров, мировые звёзды балета Екатерина Максимова и Владимир Васильев, Геннадий Хазанов, представший в образе Сирано де Бержерака, кинорежиссер Петр Тодоровский, журналист и светский конферансье Святослав Бэлза. Аркадий Арканов (в стихах!) вспоминал времена «Юности». Пел Юлий Ким. Актеры Авангард Леонтьев и Александр Филиппенко читали отрывки из прозы и стихи Искандера.
Были и мастера искусств, и бизнесмены, и политики, даже тогдашний президент Абхазии Сергей Багапш. Иерей Виссарион Аплиаа преподнес юбиляру роскошно изданное Евангелие на абхазском. Об Искандере говорили исключительно как о человеке-легенде и великом русском писателе.
Было почти всё «как раньше» — вплоть до банкета и последующего домашнего застолья «для своих».
Это было, по сути, последнее участие Искандера в столь многолюдном мероприятии. За следующие пять лет ушли из жизни почти все его друзья и знакомые, просто многолетние собеседники.
Казалось, теперь ему приходится отвечать за них за всех. В прямом смысле слова: интервью Искандера в последние годы его жизни многочисленны. Нередко он появлялся и на экранах телевидения. Это не говоря уже о нескольких больших документальных фильмах, снятых о нем.
Но не было уже прежнего веселья и легкости общения в доме на Ленинградке. Умер Анатолий Приставкин, уехал в Италию Андрей Мальгин. Коммуна литераторов понемногу стала распадаться. Фазиль и Антонина Михайловна вынуждены были отказаться от большой квартиры, чтобы выделить жилье подросшему сыну Александру, и вернулись «на „Аэропорт“», где прошла их юность.
В ноябре 2008 года в их скромную двухкомнатную квартиру пришла съемочная группа популярной программы «Пока все дома». В кабинете Фазиля — в святая святых, куда ранее посторонних, да и членов семьи, допускали только по особым случаям, — телевизионщиков встретили Фазиль, Антонина Михайловна, Марина и ее сын Женя. Говорили в основном о прошлом — Антонина Михайловна солировала, Фазиль вставлял веские, но очень краткие реплики. Потом рассказывал, медленно, не без труда подбирая слова, об отце и матери.
На одном из последних своих появлений на ТВ — в легендарной программе «Старая квартира», за которую сосед Фазиля Виктор Славкин получил премию ТЭФИ-1998, — Искандер отпил вина из огромного рога (весь допивать не стал) и произнес заранее заготовленный тост: пожелал всем пережить капиталистический козлотуризм так же, как пережили козлотуризм социалистический. Держался он бодро, хотя речь была замедленной. Это вполне могло сойти за мудрость аксакала — говорить, взвешивая каждое слово. А может быть, так оно и было.
В 2011 году вышло в высшей степени необычное издание — книга стихов «Снег и виноград. О любви и не только», сборник Фазиля и Антонины Искандеров. Когда они поженились, Фазиль и не подозревал, что его невеста пишет стихи с самого детства. Призналась она ему в этом только через несколько лет, уже после рождения дочери. Особого восторга глава семьи тогда не выказал, да и самостоятельной литературной карьеры Антонина Михайловна делать не собиралась. Издание 2011 года не просто литература — оно скорее о любви и жизни на протяжении полувека. Не случайно в оформлении использовались детские рисунки дочери Фазиля и Антонины Михайловны.
Искандер включил в сборник стихи, которые он слал Антонине в Москву. Стихи яркие, восторженные и, конечно, неординарные.
Ты говоришь: «Никто не виноват,
Но теплых струй не вымолить у рек.
Пускай в долинах давят виноград,
Уже в горах ложится первый снег».
Я говорю: «Благодарю твой смех».
Я говорю: «Тобой одной богат.
Пускай в горах ложится первый снег,
Еще в долинах давят виноград».
А вот что отвечает ему поэт Антонина Искандер:
Замереть под твоею рукою,
Защититься, простить, забыться…
Я покрепче глаза закрою,
Чтоб в спасительном сне очутиться.
Где минувшие наши лица
С настоящим играют в жмурки.
Но страшусь, что всё повторится
В этих звуках — откуда? — мазурки.
Где вся в белом мерцает невеста,
Мир предчувствием сладким окутан…
Сон споткнулся, с реальностью спутан.
В том исчезнувшем мире нет места
Неурядицам нашим и смутам.
Повторим и запомним:
Я говорю: «Благодарю твой смех».
Я говорю: «Тобой одной богат…»
Как писала в предисловии к сборнику поэт и давний друг семьи Тамара Жирмунская, «Каждый вы́читает в этом стихотворении свое сокровенное. Я слышу в нем здравицу во славу неувядаемости чувств».
Антонина Михайловна, выйдя на пенсию, не расставалась с мужем, кажется, ни на минуту. Последние интервью они давали неизменно вместе. Говорила в основном Антонина, Фазиль изредка вставлял несколько односложных слов.
Один из авторов этой книги, многие годы друживший с Фазилем (Искандер даже стал одним из персонажей его сборника бесед с именитыми шестидесятниками «Мой знакомый гений»), пытался выяснить у него, как он оценивает современную жизнь и литературу, как относится к новым прозаикам и поэтам, которых интеллигентная публика сочла новыми литературными звездами. Фазиль, благожелательно улыбаясь, попросил задать эти вопросы в письменной форме. Суперкраткие ответы были такие: «да», «нет», «ничего об этом не знаю».
За полгода до смерти Фазиля Абдуловича давний и верный друг их семьи журналистка Лидия Графова, не раз интервьюировавшая Искандера, писала в «Российской газете»:
«К сожалению, теперь Искандер ничего не пишет. Исчез теперь его звонкий, искристый смех, но осталась прежняя доброжелательная улыбка. Когда у него просят автограф, пишет, как и раньше, почти всем одинаково кратко: такому-то… „по-братски“. Даже совсем незнакомым людям всегда — „по-братски“. В свое время меня смешило это однообразие, теперь вижу в нем смысл: для Фазиля и в самом деле все люди — братья, и это у него совершенно искренне.
Но почему же писатель, для которого творчество и есть жизнь, давно молчит? Старость? Болезни? Конечно, здоровье у Фазиля не „кавказское“. Но я знаю его на протяжении сорока лет и смею утверждать, что у его молчания есть более серьезная, не физиологическая, а духовная причина. Он ведь так много важного сказал людям, а его, получается, не услышали.
Не так давно Фазиль сделал некоторые записи в дневнике, но потом всё вымарал: „Не хочу писать хуже, чем я писал“. А когда-то он обронил загадочную фразу: „Надо выпасть из жизни, чтобы впасть в мысль“. Он и раньше жил с головой в творчестве, вне быта, а теперь, когда творчества у него нет, чем же и как он живет? Только мыслями о вечном?»[137]
«Выпасть из жизни, чтобы впасть в мысль». А услышали — не услышали… Кто может быть твердо уверен, что был услышан современниками, не говоря о потомках? Причем услышан и понят правильно? Икона западной литературы Джеймс Джойс с его перекрученным от сложности «Улиссом» и окончательно безумными «Поминками по Финнегану» с заимствованиями из семидесяти языков? Конгениальный ему наш Андрей Платонов с его «Котлованом» и «Чевенгуром», которые, по его убеждению, исповедовали «правильный коммунизм», но были приняты недалекими правителями Советской страны, да и просто читателями, за ярую антисоветчину? Или, может, классик М. Ю. Лермонтов, которому Бог дал возможность написать «Выхожу один я на дорогу…», а черт подсказал строки поэмы «Гошпиталь»? Прав, прав был Фазиль Абдулович!