Сколько бы ни было драк и пощечин,
Сколько ты ни искалечен,
Рыцарь Печального Образа прочен,
Путь впереди бесконечен.
1927, 1958[140]
«Сандро из Чегема» Фазиля Искандера интересно будет прочесть по двум причинам: во-первых, как явление неподцензурного романа, который пережил две судьбы — цензурную (он издан в Советском Союзе с определенными купюрами) и неподцензурную (он [вышел в] издательстве «Ардис» уже полным текстом), — то есть он живет двумя жизнями. И кроме того, интересное явление представляет [сам] Искандер, явление национальной литературы на русском языке, это довольно необычное явление, существующее только в Советском Союзе, когда авторы национальных республик, моего поколения примерно люди, воспитанные еще вне века растущего и цветущего национализма, не получили достаточно родного языка, чтобы писать книги на нем, и получили более-менее достаточно русского языка, чтобы иметь возможность писать на нем книги. Но не вполне точно получили — их язык отражает национальность, и они пишут о своем национальном характере, о национальной психологии. Получается любопытный сплав.[141]
Для Абхазии Фазиль Искандер был не просто писателем, а намного большим. Он был ракетоносителем, выведшим на всемирную орбиту нашу страну — Абхазию, ее культуру и историю, чтобы она была видна всему миру. В этом его величайшая заслуга.[142]
Он размыл все границы, его уникальный литературный язык стал понятен людям разных национальностей и стран.[143]
Надпись на книге: 19 октября
Фазилю Искандеру (отрывок)
Для совершенства дня благого,
покуда свет не оскудел,
надземней моего балкона
внизу проходит Искандер.
Фазиля детский смех восславить
успеть бы! День, повремени.
И нечего к строке добавить:
«Бог помочь вам, друзья мои!»
1996[144]
Даже во времена самого крайнего разгула национализма, захлестнувшего сегодня весь мир, и Россию тоже, Фазиль Абдулович всегда говорил, что он — русский писатель, воспевший свою родную и любимую Абхазию. Русский писатель — не национальность. Это принадлежность к великой литературной традиции. Это великое счастье, но и колоссальная ответственность. <…>
И что бы ни написал Фазиль Искандер — повесть о Чике, «Созвездие Козлотура», «Кролики и удавы», «Человек и его окрестности», «Софичка» — он везде остается прежде всего мудрым и веселым человеком, как и его любимый герой, дядя Сандро. И его прямые высказывания на те или иные темы всегда мудры и афористичны. Давайте прислушаемся к ним. Может, мы что-то поймем?[145]
Он был мудр, вот в чем дело. Писатель сейчас редко бывает мудрым, потому что это предполагает не остроумие (которое есть у многих), а еще спокойствие и добродушие.
Это писатель, создавший страну, — его, кстати, ругали за то, что он молчал, насупившись, во время «той» войны. А по мне, всё правильно сделал.
Молодым я его, разумеется, не знал. А так он был похож на удава из известного мультфильма.
Что сделал Фазиль Искандер? Он создал свой мир, что удалось совсем немногим писателям. Достоевский создал свой Петербург, которого не было. Бабель создал Одессу, которой не было. А Искандер — Чегем. И уже не важно, был или есть такой мир в реальности, можем ли мы туда поехать, чтобы пообщаться с его обитателями. Потому что это мир Искандера. И только с ним или через него мы можем в него попасть. Ничего выше для писателя нет.
Будучи человеком сибирского родового корня, я как нельзя лучше понимаю пафос казачьего исхода «Встречь солнцу!» Это не была колонизация, это была страсть открытия, поиск землицы незнаемой, да еще и под светоносным лозунгом. Задумываясь о судьбе и даре Божьем Фазиля (в крещении Василия) Искандера, я по кержацко-имперской привычке не обращаю внимания на национальную принадлежность ставшего великим русским писателем уроженца Абхазии, но пребываю в восхищении от того, как ему удалось сделать сокровенный, веками освященный мир высокогорного кавказского села достоянием мировой литературы.
Фазиль Искандер — бесспорно, великий писатель. Он написал самый масштабный роман двадцатого века — «Сандро из Чегема». Раньше многих, еще не зная о движениях в мировой литературе, он создал магический реализм. Через маленькое зеркало Абхазии ему удалось выразить целую эпоху существования Советского Союза.
Я дважды писал в Нобелевский комитет. Я просто не видел другой кандидатуры из ныне живущих писателей. Но комитет занимается политикой, а не литературой.[146]
Фазиль Искандер был одним из самых счастливых писателей конца двадцатого — начала двадцать первого веков. У него была долгая жизнь, он успел увидеть свои произведения напечатанными, он знал, что у него много любящих его читателей. Это и есть полнота писательского бытия.[147]
Считал и считаю, что Фазиль Искандер — замечательный писатель. Жаль, что так и не удалось нам повидаться.
Знакомство итальянского читателя с творчеством Фазиля Искандера относится к концу восьмидесятых годов. Знаменитый «Сандро из Чегема» был переведен в 1998 году. В том же году вышло издание «Человек и его окрестности». Из недавних переводов стоит упомянуть «Школьный вальс, или Энергия стыда» в 2014-м и «Кролики и удавы» в 2015-м. То, что очевидно привлекает итальянцев в произведениях Искандера, — это южный, солнечный колорит детства, что-то вроде «родного экзотизма», легкий иронический подход к противоречиям жизни, точность стиля и мышления, гуманность нравственной позиции. Почти наш! Средиземноморский!!!
В Париже, в 1990 году, мой друг, писатель-эмигрант третьей волны Владимир Максимов, познакомил меня с писателем Фазилем Искандером. Я уже тогда знал, что с 1970 года он печатался за рубежом.
Я уже был знаком с его творчеством, так как в 1980 году его повесть «Кролики и удавы» была напечатана Максимовым в литературном журнале «Континент» (кн. 22 и 23). Эта же повесть вышла в США в издательстве «Ардис» в 1982 году, а в переводе на французский «Les lapins et les boas» была издана в Париже (изд. Rivages, 1990).
Фазиль меня сразу очаровал своим добродушием, спокойствием, благожелательностью, своим обликом и речью. Мы два раза встречались, сидели в парижском кафе, и он рассказывал много интересного о литературной жизни Москвы и об альманахе «МетрОполь».
Так получилось, что Фазиль всю жизнь любил только Тоню. Вот оно, обыкновенное чудо любви.
То ясная, то смутно-виноватая улыбка Искандера увлажняет и осветляет сухую мглу нашей жизни. В то же время улыбка Искандера — часть его стиля, его философии. Она далека от политического умысла, что было бы для мастера и дешево, и скучно. Однако, как ни парадоксально, искандеровская улыбка — не самая веселая нота в его творчестве — напоминает загадочную полуусмешку древних изваяний.
Об этом он и написал в своей «Балладе о свободе»:
Я улыбаться учил страну,
Но лишь разучился сам.[148]
«Сандро из Чегема» перечитываю часто, особо новеллу «Пиры…». Что в нем мне по душе — полное отсутствие агрессии к оппоненту. Трибун, философ. Что-то общее с Шукшиным, последний жестче (круче?). Люди у них — настоящие: в горе, в радости… По Станиславскому если — ВЕРЮ! Добротные, талантливые писатели. Устареть? Нет, это не про них.
В моей личной библиотеке бережно сохранен номер журнала «Новый мир» с повестью «Созвездие Козлотура», открывшей мне, совершенно еще юной, восхитительного писателя Фазиля Искандера. Читала его всегда, в разные годы, и в каждой новой книге находила ощущение той первой, разошедшейся на цитаты повести. Люблю его «Сандро из Чегема» и считаю, если кто из наших современников достоин Нобелевской премии, то это Фазиль, так ее и не получивший. Великий писатель великой нашей литературы.
Смотрю на полки своей поредевшей за последние годы библиотеки. Многое стало ненужным. Фазиль Искандер — нужен навсегда. Семь книжек — от «Дерева детства» 1974 года до двухтомного «Сандро из Чегема» 1991 года. Учитывая журнальные («Созвездие Козлотура» в «Новом мире» 1966 года) публикации, двадцать пять лет. Как минимум двадцать пять лет книги Искандера были мной, как и всей читающей публикой моего поколения, искомы и читаемы. С нами герои Искандера — от симпатяги Чика, умницы дяди Кязыма и неумирающего, но всё же умершего Колчерукого до плута Сандро со всеми чегемцами вместе и вместе с нелепыми и страшными «сталинскими соколами». Благородный, мудрый, храбрый, безмерно талантливый Фазиль Искандер.