— Прошу! Командарм вошел.
— А-а, дорогой мой, рад, очень рад вас видеть. — Павел Савельевич вскочил и шагнул к командарму, протягивая руку.
Командарм ответил крепким рукопожатием:
— Я вам не помешал?
— Нет, дорогой мой, ни в коем случае. Статья почти готова, осталось только подправить грамматику. Может быть, чашечку кофе?
— Не откажусь.
Павел Савельевич вернулся к столу, нажал кнопку вызова на портативном пульте домашнего селектора:
— Оксаночка? Будь добра, две чашечки кофе… Присаживайтесь, дорогой мой, присаживайтесь — в ногах правды нет.
Командарм уселся в кресло для посетителей, с удовольствием наблюдая за Павлом Савельевичем.
Знаменитый физик пробежался пальцами по клавиатуре компьютера («Электроника-486 Л», лучшая на сегодняшний день модель персоналок последнего поколения), и на плоском экране монитора высветилась надпись большими желтыми буквами: «ЖДУ!» — на фоне ночного, усыпанного подмигивающими звездами неба. Затем Павел Савельевич придвинул свое кресло поближе к командарму, уселся и со вниманием поглядел на него:
— Я вас слушаю, Владимир Николаевич. Насколько я понял из нашего телефонного разговора сегодня утром, дело не терпит отлагательств.
— Так оно и есть, — кивнул командарм.
Лицо его неуловимо изменилось, стало напоминать лицо очень усталого и, даже можно сказать, по-настоящему изнуренного человека. Появились морщинки в уголках губ, взгляд потемнел. Командарм молча потер переносицу. Эта привычка сохранилась у него с тех еще пор, когда он носил очки. Но теперь благодаря чудотворцам и лазерной технике Хирургического центра академика Федорова видеть он стал, как и в детстве, но привычка поправлять оправу, в которой отпала теперь необходимость, все равно осталась.
Появилась Оксана, домашняя работница, катя перед собой искусно сервированный столик. Стояли на нем две чашечки ароматного кофе, розетки со взбитыми сливками, сахарница, корзиночка с аппетитно выглядевшим печеньем.
— Благодарю вас, Оксаночка, — сказал Павел Савельевич и вновь посмотрел на командарма.
— Дело действительно не терпит отлагательств, — еще раз подтвердил командарм, когда дверь за домашней работницей закрылась. — Как вы знаете, Павел Савельевич, наше ведомство располагает двумя десятками сканеров Найденова; пять из них всегда на боевом дежурстве… — Знаменитый физик хотел что-то возразить, но командарм жестом остановил его:- Да-да, Павел Савельевич, я знаю о вашем негативном отношении к тому, что сканеры используются не по назначению, которое предполагали вы при создании этих удивительных аппаратов, но выслушайте, пожалуйста, мои контрдоводы.
Нельзя отрицать того факта, что наши потенциальные противники (я имею в виду прежде всего фундаменталистов и Североафриканский блок), несмотря на усилия, предпринимаемые нашей контрразведкой, сумели завладеть чертежами и запустили сканеры в серийное производство даже раньше нас. Вы помните, конечно, дело Фигурнова? По данным уже нашей разведки лаборатории военно-промышленного комплекса Североафриканского блока работают над изучением возможности создания на базе ваших сканеров принципиально нового вида вооружений; для этого выделяются поистине сумасшедшие суммы в рублях и долларах. И все это в обход Конвенции семьдесят девятого года. Вот, Павел Савельевич, пример того, как могут быть использованы выдающиеся открытия и изобретения, попади они в нечистоплотные руки.
Знаменитый физик помрачнел.
— Я понимаю, — пробормотал он, теребя бородку.
— Мы, конечно, предпримем все соответствующие меры, обратимся к генеральному секретарю Союза Народов; воспользуемся авторитетом нашего государства на мировой арене, наконец. Мы остановим эти разработки, но согласитесь, Павел Савельевич, нам нужны ваши сканеры на боевом дежурстве хотя бы для того, чтобы вовремя засечь проведение тех или иных испытаний в данной области. В ином случае мы можем оказаться, ничего о том не ведая, перед лицом более грозной опасности, чем, скажем, внезапная ядерная бомбардировка. — Я понимаю, — повторил Павел Савельевич; он чуть покраснел. — Чтобы сказать мне это, вы сегодня и пришли?
— Нет-нет, — поправился командарм поспешно. — Понимаете, Павел Савельевич, дело приняло совершенно неожиданный оборот, — знаменитый физик вздрогнул. — Сканеры: та их часть, что находится на круглосуточном боевом дежурстве, — зарегистрировали очень странное возмущение хронополя. Операторы утверждают, что возмущение подобных характеристик не может быть результатом каких-либо испытаний. Но так как в теории наши операторы не слишком сильны, то сами они не способны объяснить причины и физическую сущность явления.
Павел Савельевич положил себе в чашку взбитых сливок и пригубил успевший остыть кофе.
— Я пришел сюда, — переведя дух, продолжил командарм, — чтобы просить вас сформировать группу из сотрудников вашей кафедры. Я также рассчитываю на то, что вы со-гласитесь лично возглавить эту группу. Только с вашей помощью, Павел Савельевич, мы сумеем разрешить эту проблему.
— Сколько у меня времени? — быстро осведомился знаменитый физик.
— Мне бы не хотелось вас торопить, Павел Савельевич, — отвечал командарм. — Но чем раньше, тем Лучше… Хотя время еще есть.
Командарм ошибался. Ни у него, ни у знаменитого физика, ни у родного им мира времени уже не осталось…
ПОНЕДЕЛЬНИК ВТОРОЙ
11 мая 1992 года (год Обезьяны)
Светлая Сторона времени
Вячеслав Красев направлялся, поддерживаемый Нормаль, далеко в сторону, прочь от основного вектора реальности, в которой привык жить и жил последние девять лет биологического времени в новом для себя амплуа модного писателя-прозаика.
Да, девять лет из двадцать семи, отмеренных маленьким — меньше макового зернышка — органом, приобретенным им вместе с нормализацией подсознания, вторым сердцем и дополнительной парочкой надпочечников, организующих особый обмен веществ для организма, способного свободно перемещаться во времени. Этот крошечный потаенный орган следил за бегом секунд с изумительной точностью, определяя продолжительность его собственного, теперь уже независимого движения по векторам четвертого измерения. Только Вячеславу и еще одному человеку в целой Вселенной был дарован этот уникальный комплект новых органов, потому что там, где это произошло, уже не существовало человечества. Там был Мир Всадников, всей величины могущества которых ни Вячеслав, ни тот второй не могли до сих пор оценить. Но при этом Всадники не являлись гуманоидами — тут сомневаться не приходилось.
И теперь Красев шел от мира к миру, от одной реальности к другой; в океане, где Царем-повелителем был не простодушный Нептун, а Хронос, один из самых вероломных и жестоких богов древнего Олимпа, отец Зевса, пожиратель собственных детей. Здесь, на Светлой Стороне времени, обыкновенный человек не просуществовал бы и мгновения, не уноси он с собой тонны и тонны громоздкого оборудования, поддерживающего искусственную среду обитания. Кроме того, этот неосторожный путешественник немедленно столкнулся бы с проблемой ориентации в иррациональном, постоянно меняющемся мире. Ученым отдельных эпох удавалось решить эту проблему опять же с использованием хитроумного многотонного оборудования, но при реализации всех этих решений всегда и безусловно имелось в виду, что за точку отсчета, нулем координат, в которых предстояло ориентироваться «хронавту», принималось время отправления. Вячеслав же не нуждался в подобной точке отсчета. Его Нормаль воспринимала океан Хроноса как единое целое и легко находило искомое Вячеславом место в пространстве-времени, отдавая затем команды новым органам в его усовершенствованном теле. Красеву оставалось только идти вперед, и, как результат, он всегда попадал в нужную ему точку континуума.
Он и шел. Он шел от мира к миру, от реальности к реальности, нигде не задерживаясь надолго. Одни миры были ему хорошо знакомы, другие — в меньшей степени, кое-какие (возможно, новообразовавшиеся) — незнакомы совсем.
Он миновал альветвь, описанную им однажды в самом скандальном своем романе «Распятие», вызвавшем истеричные вопли в стане наиболее одиозных критиков на страницах почти всех известных Красеву литературно-художественных журналов. Здесь находилась Земля, где русские жили на правах жителей, утративших родину, подобно некоторым народам в родном мире Вячеслава.
Читая оскорбительные выпады в свой адрес, Красев горько усмехался и жалел даже, что он один имеет возможность видеть и осязать другие вероятности существования человечества. Насколько бы это все упростило, думал он порой. Насколько шире стал бы взгляд каждого человека, насколько глубже понимание. Чтобы вы сказали, дорогие мои, если бы в любой момент могли выбрать мир, в котором вам хотелось бы жить? И хоть один из вас выбрал бы этот?
Вячеслав продолжал идти. Он шел уже мимо реальностей, чьи истоки лежали так глубоко под пластами времен, что относительно его родины, их можно было бы назвать параллельными. Здесь встречались миры, никогда не знавшие колеса и электричества, но тем не менее сумевшие достигнуть высокого технологического уровня и освоившие Солнечную систему. Здесь встречались миры, избравшие путь биологического развития — преимущественно к ним относились миры с несколькими разумными видами на одной планете, нашедшими способ наконец-то договориться после тысячелетних войн. Здесь встречались миры, на влажные или сухие почвы которых никогда за историю Вселенной не ступала нога человекоподобного существа: где-то царили ящеры, где-то — насекомые, где-то — успешно освоившие сушу моллюски.
Физические законы изменялись по мере продвижения Вячеслава Красева вперед. Камень отклонялся от вертикали при падении на землю, энергия превращалась в эксергию, вода становилась взрывоопасным веществом, готовым сдетонировать от малейшего удара, подобно нитроглицерину. Звезды зажигались и гасли, менялся рисунок созвездий и пылали сверхновые, кометы расчерчивали небо лохматыми всех цветов радуги хвостами, вспыхивали отсветы на гранях огромных кристаллов.