«Феденька, как же ты здорово с двумя разобрался и Серёге пас голевой отдал!»
Эдгар Гесс, казалось, был готов расцеловать Черенкова. Это было 13 июня 2007 года, когда по случаю 50-летнего юбилея Рината Дасаева в «Лужниках» был организован матч сборных звёзд СССР и ФИФА.
Скромный любимец красно-белой торсиды от такого комплимента, как всегда, смутился, даже слегка покраснел. И тихо ответил специально приехавшему из Германии на эту игру Гессу, как двадцатью годами ранее: «Да что ты, я ошибался много...»
Прав Гесс — как же это было красиво, когда Черенков в центре поля удивительным финтом оставил в дураках Абеди Пеле с Ули Штилике, сыграл в «стенку» с Валерием Гладилиным и вывел один на один с Андони Субисарретой Сергея Родионова! Конечно, любимый партнёр и лучший друг Фёдора не мог испортить этот шедевр.
В этой миниатюре, которая развернулась перед нашими глазами, прекрасно и характерно для Черенкова всё — и сам игровой эпизод, и реакция на него главного героя.
Его скромность вошла в легенды. На панихиде по Черенкову в спартаковском манеже на Оленьем Валу один из нас услышал такую историю. В 2009-м проходила юбилейная предновогодняя встреча спартаковских ветеранов. Большинство подъезжало — или их подвозили — на машинах, и чем моложе футболисты — тем более недурных. И вдруг откуда-то из кустов, очень скромно одетый и явно продрогший, вышел Черенков. Кто увидел — изумился: «Федя, тебя никто подвезти не мог?!»
Тот, как всегда, махнул рукой: «Да зачем? Сам дойду...»
Вот такой и жил.
Он, кстати, и официозного обращения по имени-отчеству не очень любил — даже после пятидесяти. «Ничего плохого не вижу, когда незнакомые люди называют меня просто Федей, — рассказывал он. — Гораздо настороженнее воспринимаю, когда ко мне обращаются: “Фёдор Фёдорович”. Внутренне я не чувствую себя стариком! Хотя, когда смотрю в зеркало, вижу, что годы берут своё. Но гораздо спокойнее и приятнее, когда меня окликают просто по имени».
Так вот насчёт легенд, которые липли к Фёдору с фантастической охотой. Рассказывали, например, что сдавал Черенков очередной экзамен в Горном институте (учёба в котором тоже отличала его от остальных), а профессор понятия не имел, с кем ведёт беседу. Черенков, который выставлять себя напоказ и требовать особых благ не умел, хорошо сдал этот экзамен на общих основаниях. Профессору потом объяснили, какая знаменитость сидела перед ним.
Тот не поверил. Пришлось повести его на футбол. Посмотрел профессор на поле и ошеломлённо воскликнул: «Да это студент Черенков!» На что откликнулся сидевший рядом болельщик: «Сам ты, дяденька, студент, а Черенков — профессор!»
Правда ли это? Конечно, нет. Но, как потрясающе выразился однажды в подобном случае, только про себя, Эдуард Стрельцов: «Это не правда. Это быль». И точно — когда один из нас после смерти Фёдора попросил в социальных сетях людей вспомнить СВОЕГО Черенкова, вскоре получил письмо от болельщика Олега Скворцова: «Учились с Черенковым в одном вузе. Преподаватели приводили его в пример — экзамены сдавал, не пользуясь своим статусом и известностью».
У таких героев, как Черенков, поразительно скромны и поклонники. В конце 2007 года один из нас участвовал в беседе с Черенковым в редакции газеты «Спорт-экспресс». Удивительная аура его личности передалась не только журналистам, но и читателям. Говорилось в интервью и о том, что Черенков ездит на общественном транспорте. Позже знакомый болельщик делился подробностями того, как он провёл незабываемые полчаса в забитом автобусе, трясшемся от станции метро «Киевская» к малогабаритной черенковской двушке в Кунцеве.
Интервью не осталось незамеченным. Вскоре промелькнула информация, что некий обеспеченный человек хочет подарить Черенкову машину. И это произошло. Имени и фамилии дарителя не удалось разыскать ни в одном издании. Поступок, который при желании мог принести этому человеку немало дивидендов с точки зрения известности, был осуществлён в высшей степени скромно. И это в нашито времена воинственного пиара!
Один из нас решил разыскать этого человека, потому что страна должна знать своих истинных героев. И не смог! Ни телефона, ни фамилии его не осталось ни у кого, кто имел отношение к процедуре передачи машины. Никаких тебе совместных снимков на фоне автомобиля, никаких «случайно оказавшихся» там телекамер. В XXI веке в такое невозможно поверить. Единственное, что удалось тогда выяснить: машина, обладателем которой стал Черенков, — «десятка» «жигулей». В числе, совпавшем с игровым номером Мастера, трудно было не усмотреть символа.
Спустя время, когда один из авторов этой книги Игорь Рабинер приехал на стадион имени Игоря Нетто делать интервью с Черенковым для другой книги, «Спартаковские исповеди», Фёдор прибыл туда на этой самой «десятке». И после беседы предложил журналисту подвезти его до Преображенки. Тот с гордостью согласился.
Для легендарного вратаря и футбольного комментатора Владимира Маслаченко неоспоримых авторитетов не существовало. Кумиров он себе не творил. Но однажды сказал: «По индивидуальному мастерству я на первое место среди спартаковцев всех времён ставлю Фёдора Черенкова. Гения с большой буквы, так до конца и не понятого. По чисто футбольным качествам Черенков — это даже не Стрельцов. Это Пеле».
Можно сколько угодно твердить, что тут уж покойный Владимир Никитович хватил лишку, что это гипербола. Но нам в данном случае совершенно безразлично мнение «объективистов». Потому что, как выразился по другому поводу Олег Табаков, любовь не терпит объективности. Может, мы никогда не полюбили бы футбол так, как его любим, если бы не Черенков. И тем более не стали бы сочинять что-то о футболе, если бы нам не захотелось найти слова, достойные описания игры Черенкова.
Мы не имеем права до конца жизни об этом забывать. А если сделаем это, то «объективность» наша будет приравнена к предательству. Предательству своего детства, юности, своей футбольной любви. А потому с удовольствием подпишемся под словами Олега Романцева, который в 2009 году на юбилейном вечере в честь четырёх спартаковских чемпионств — 69, 79, 89-го и 99-го годов, представляя три последние, свои, команды, воскликнул: «Федя для меня — самый великий игрок мира!»
Недаром слова «Черенков» и «чудеса» начинаются с одной буквы. Фёдор заставил целое взращённое им поколение болельщиков поверить в то, что футбол — это чудо и праздник. Что это не тяжкая, мрачная ноша мешков с насупленным лицом в конечный пункт «Результат», а живая, весёлая игра — та самая, которая начиналась во дворе и которую ни за что нельзя предать, какая бы ставка ни стояла на кону. И ностальгия по его игре не пройдёт у нас никогда, её не заглушишь ни Лео Месси, ни Криштиану Роналду.
Его игра всегда была эталоном чистого, незамутнённого восторга от футбола — не случайно пианист и спартаковский болельщик Денис Мацуев по лёгкости и вдохновению сравнил Черенкова с Фридериком Шопеном. А секрет его искусства крылся в том, что оно происходило из двора — о чём мы уважаемому читателю подробно расскажем. Беда нынешних игроков в том, что они в подавляющем большинстве инкубаторские — рано-рано их отправляют в школы, академии и интернаты, загоняют в рамки, убивают фантазию, учат профессионально, качественно, но... обезличенно.
Как написал одному из нас после смерти Фёдора болельщик Василий Балканов, Федя десятилетним (!) играл в Сетуни с ними, двадцатилетними. И «раздевал» их иногда по полной программе.
В школу «Спартака» Черенков пришёл гораздо позже нынешних детей, в 12 лет. Там, слава богу, тренеры только поощряли его страсть к импровизации, лелеяли его «изюминку». Но она-то уже была! Потому что до того, по собственному признанию, он до ночи гонял мяч во дворе. «Мне очень нравилось именно возиться с мячом, — подчёркивал Фёдор. — Когда ребята уходили, я оставался один. Мне и одному с мячом было нескучно. Держал мяч стопой как можно дольше на весу. Чеканил, ставил задачу сделать это пятьсот раз подряд. Иногда уже стемнеет, а я всё никак до нормы недоберу и домой из-за этого не иду».
Когда в 2014 году Черенкова не стало, а ещё свежи в памяти были мрачные впечатления от игры сборной России на чемпионате мира того же года, вспоминался этот рассказ Фёдора. Рассказ, в котором мяч предстал, по сути, одушевлённым предметом, с которым маленький Федя научился разговаривать на каком-то своём, только ему понятном языке. А сегодняшних детей скопом подгоняют под какое-то унифицированное, серое эсперанто.
Мяч был смыслом, главным наполнением его совсем не простой жизни.
«На преддипломной практике в Приэльбрусье общался с горными проходчиками и инженерами. Крепость духа, которую я у них почерпнул, помогала и помогает мне в самые тяжёлые моменты», — вспоминал Черенков.
А тяжёлых моментов у него ой как хватало. Собственно, вся его жизнь после того психологического срыва, который впервые случился с ним весной 1984 года, — испытание. Которое сам Черенков принимал стоически: «Если болезнь мне дана, то дана для чего-то. Ничего случайного не бывает. И я должен пережить её — и никогда уже не отходить от заповедей Божьих. И всегда помнить, что добро облагораживает, а зло уничтожает».
Он всегда это помнил. Но болезнь — не пережил...
Один из выдающихся спартаковцев, обладатель Кубка Европы 1960 года Анатолий Крутиков, в разговоре с одним из нас вдруг вытащил откуда-то фотографию Черенкова: «Вот, смотри! Я всегда его любил, и не только за игру, но и за то, что у него проблемы со здоровьем были. Сколько человеку преодолеть пришлось!»
Вскоре после страшной вести одному из нас звонит друг и коллега. После обмена соболезнованиями говорит: «Есть история. Видел своими глазами. Позвонил тогда в редакцию — не поверили, отмахнулись. Но чем угодно клянусь — правда».
Это было на знаменитом матче Лиги чемпионов «Спартак» — «Арсенал» в 2000 году. Безразличный к футболу охранник в «Лужниках» не пускал Федю — Федю! — на игру. Твердил: «Где билет?» А билета не было. Легенда уже разворачивалась, чтобы уйти. Он никогда не лез в форточку, если не пускали через дверь.