А теперь текст № 2: «Несколько слов о Мексике. Условия высокогорья, температурных и временных изменений больше скажутся, на мой взгляд, не на степени готовности, а на выборе тактики и стратегии. Вести скоростную игру все 90 минут, не делая пауз, будет сложно. Если же кому-то это удастся, то, убеждён, — отразится на следующей игре».
Несложно вычислить, кому какое высказывание принадлежит. Да, о тактическом плане рассуждает, безусловно, тренер Лобановский («Футбол-Хоккей» от 18 мая). Но и футболист Черенков высказывает примерно то же мнение в «Советском спорте» от 16 марта. Что ж, выходит, они единомышленники?
Без всякого сомнения, Черенков — ученик Бескова. А что, киевлянин и москвич занимались разными видами спорта? Или два легендарных наставника враждовали между собой? Или никогда не изучали друг друга? Ведь о сопернике необходимо думать всегда, непрерывно. Иначе невозможно найти противоядие его коварным тактическим замыслам. Или, напротив, организовать добросовестную атаку на чужие позиции.
Возвращаясь же непосредственно к теме спартаковского полузащитника и украинского тренера, стоит подчеркнуть: перед нами два истинных специалиста футбола (к тому же с хорошим советским образованием: их беседа с Валерием Васильевичем на заданную тему, несомненно, вызвала бы интерес читающей публики), от души желающие успеха сборной СССР. А потому потогонные, суперинтенсивные системы игры в мексиканских условиях ими обоими решительно отвергаются. И кто скажет после этого, что Лобановский был лишён гибкости? В конце-то концов, он сам являлся в игровую пору блестящим левым крайним, иногда выступая и в роли центрфорварда.
И всё-таки Черенков в Мексику не поехал. Однако негоже сводить ситуацию к пресловутой «новой метле», что безжалостно изничтожает всё едва до неё зародившееся. В том репортаже из Новогорска Александра Горбунова («Футбол-Хоккей» от 18 мая) новый главный тренер сообщает, что окончательный выбор из двадцати трёх игроков будет сделан после встречи с московским «Торпедо», которую собирались провести двумя составами. При этом собственно тренировались на базе двадцать два человека: Чивадзе получил травму, как позже окажется, тяжёлую.
И одним из тех двадцати двух был Черенков. То есть никто не выслал его сразу же по прибытии нового тренерского штаба.
Более того. Обратимся к уже упомянутой книге Александра Горбунова «Лобановский». На сей раз цитируем достаточно объёмно: «После того как за три недели до мексиканского турнира команду возглавил Лобановский, вокруг Черенкова развернулась настоящая эпопея. Лобановский, хорошо осведомлённый о том, что случилось в Мексике (рецидив болезни), о лечебных курсах применительно к Черенкову, не захотел брать на себя ответственность: в любой момент в условиях отрыва от дома и тренировочных нагрузок у Черенкова мог произойти серьёзный срыв. К тому же, повторю ещё один раз, могла возникнуть необходимость принимать такие препараты, в которых содержатся запрещённые компоненты».
Чуть прервёмся. Гложет вопрос: а что игроки принимали при всех вероятных срывах? Или до них? Или вместо них? Согласитесь, в наши времена антидопинговых акций такие вопросы остаются открытыми.
Продолжим рассказ Горбунова: «Сам, однако, Лобановский о своём решении говорить Черенкову не стал. Никогда прежде ему не приходилось принимать решение, с которым он сам был внутренне не согласен. Лобановский очень переживал сложившуюся ситуацию и попросил врача сборной Савелия Евсеевича Мышалова поговорить с Черенковым: “Деликатно, как вы умеете, дайте ему знать, что в дальнейшем он в сборную привлекаться не будет из-за болезни, которая может в любой момент обостриться”».
Читать такое очень тяжело. Безусловно, «принимать решения» до того момента Валерию Васильевичу уже приходилось. Он как-никак и «Днепр» поднимал в начале 70-х, и пережил конфликт после Олимпиады-76. Да мало ли что профессиональный тренер переносит за время карьеры. Однако тут, похоже, на недолгое время в Валерии Лобановском проснулся игрок. Которого он так часто и, к сожалению, успешно в себе душил.
Но всё-таки: к чему тут Савелий Евсеевич? Бесков говорил прямо и в лицо. А здесь... «Я не знал, с какого боку подступиться с этой чёрной для несчастного парня вестью, — вспоминает Мышалов. — Взволнованно, путаясь в словах, начал издалека: “Претензий к тебе никто не предъявляет. Но в целях профилактики, чтобы сохранить твоё здоровье... Ведь мы летим в Мексику, где на супертурнире возникнет чрезмерная стрессовая нагрузка... К тому же высота может вернуть прежние твои проблемы...”».
Сам Мышалов назвал тот монолог «бормотанием». И правда ведь: какая-то профилактика (чего?) с «сохранением здоровья». А остальные разве не должны беречь здоровье перед финальным этапом? Стрессовая нагрузка? А у того же Лобановского, пережившего сердечные приступы (один из них случится как раз в Мексике во время матча с Бельгией, и, возможно, только оперативная реакция Мышалова спасёт тренера), — её разве меньше? Про Бескова и не вспоминаем.
Черенков заплакал. Собрал вещи и уехал из Новогорска.
И факт непреложный: в том спарринге с «Торпедо» Фёдор участия не принял. Хотя состав там был вообще экспериментальный. Не играли Дасаев, Рац, Яремчук, Заваров с Белановым. Всё уже решили? Похоже на то.
В книге «Лобановский» Горбунов, правда, приводит историю с каким-то партийным авторитетом, неким Дымковым. Этот самый Дымков (имя и фамилия не столь важны для Александра Аркадьевича) поначалу нагло влез к Лобановскому в новогорский номер. После чего буквально потребовал включить Черенкова в состав сборной. «У “Спартака” всегда была мощная поддержка во властных структурах», — не даёт забыть народившемуся поколению известный журналист.
Такое имело место. Например, первый секретарь московских коммунистов Виктор Гришин был болельщиком московского «Спартака». И лично Черенкова. Хорошо это? «Очень!» — засмеются молодые и продвинутые люди.
«Вряд ли», — ответим мы, пожившие чуть больше.
Вот вылетел, например, «Спартак» из высшей лиги в 76-м. Так разве команда получила поблажку со стороны верховных болельщиков? А ведь прецеденты имелись. Те же киевляне в 1946 году покидали высший дивизион — а их оставили. Всё же такая большая республика — и без высшей лиги! Укрупнили лигу до 13 команд (было-то 12) — и ладно. И «Зенит» ленинградский уцелел в 67-м, хотя по спортивным показателям должен был биться с коллективами из первого дивизиона. Но кто же выгонит из элиты клуб, представлявший «колыбель революции» в юбилей той самой революции?!
А спартаковцы отработали своё в том суровом подвале. Где же поддержка?
Что же касается партийных товарищей, то аплодисменты на изысканной трибуне, тост на приёме, «для других закрытом», великолепны. Только, как народ говорит, «шубу из этого себе не сошьёшь».
И не имел, по нашим сведениям, Черенков персональных доплат от первого секретаря Гришина. От сменившего его Бориса Ельцина — тоже. Жил на своё, заработанное. А как тем делился — его, черенковское, дело.
Причём в той новогорской ситуации, на наш взгляд, Фёдор Фёдорович невольно вынуждает себе сопереживать. Вокруг какая-то суета. Тренер не находит в себе сил для внятного объяснения причин принятого им решения. Подключается врач со своей невнятной — по собственной же оценке — чепухой. А большой мастер, взрослый человек, отец семейства, любимец народа просто плачет от очередной несправедливости.
Тот же Горбунов приводит подлинные слова Черенкова: «Нет, обиды на Лобановского не держу. В конце концов, он — тренер, он несёт за всё полную ответственность, он рискует — и он имеет право на собственное мнение. Видимо, я “не вписывался” в ту игру, какую Лобановский ждал от своей команды. Говорю это не просто из вежливости. Когда я сам вступил на тренерскую стезю, понял Валерия Васильевича».
Только сказано это будет много позже. Когда Фёдор попробует ответственно стать наставником.
Мы и раньше, если помните, сообщали о той самой «ответственности». Так-то мы с вами. Не нас же отлучают от сборной в последний момент. Не мы же оказываемся единственным лишним и ненужным элементом во вроде как ладной конструкции. И не нам с вами об этом сообщают столь бездарным образом.
Да, Валерий Васильевич действительно не комментировал тогда отлучение Черенкова и не сообщал, что спартаковец «не вписывается» в его тактические схемы. Однако вряд ли этим можно восторгаться. Как раз напротив: естественнее и человечнее было бы пояснить свою позицию. Этого не произошло.
Зато, как видим, Фёдор поражает — в который уже раз! — уникальной порядочностью. При этом он не стал тренером масштаба Лобановского или Бескова. Вряд ли уж в дубле московского «Спартака» ему приходилось, по расхожему выражению, «резать мясо», то есть отчислять каких-то ребят и брать ответственность на себя. Да и сами сообразите: где клубный дубль и где сборная СССР? Но он был в какой-то момент полон желания защитить (а как по-другому понимать?) человека, который лишил его чемпионата мира! И дай-то бог кому-нибудь из нас до такого дорасти.
...Пока же одно надо сказать: «Советский спорт» не стал публиковать читательские варианты состава на поединок с Венгрией. Гласность гласностью — но и сами любители футбола признавались редакции: после появления другого тренерского штаба их частное, болельщицкое мнение потеряло смысл.
И сборная СССР отправилась в Мексику. Как она там сыграла — не тема нашего исследования. Мы вернёмся лишь к результатам и их дружному обсуждению. Сейчас же пора back in the USSR. «Назад, в СССР».
Мы оставили спартаковцев с Черенковым, но без Дасаева, Бубнова, Морозова и Родионова, которые отправились на мировое первенство. И поле для экспериментов у «невозможного Бескова» явно расширилось. Чемпионат-то не прерывался. И с кем «нити-связи» вязать, чтобы хоть с последних мест в таблице уйти?
Тем более когда календарь чемпионата страны и не предопределял некую деликатность: уже 18 мая, в день, когда объявили «мексиканский» состав сборной, прошёл матч с «Динамо». Фёдор провёл оба тайма. «Давно уж, — отмечал в «Советском спорте» Олег Кучеренко, — не выглядела эта команда такой разлаженной, я бы сказал даже, разношёрстной, как в последнем матче с земляками-динамовцами». Именно в той игре раз и навсегда для Бескова ошибся Ключников. И Волгин играл свой предпоследний матч в основе. Про Латыша и Иванова упоминаем и вовсе лишь для порядка.