Однако правильно сказано: это «другое». То есть мы помним о заслугах братьев Савичевых. И в замечательном выступлении Алексея Михайличенко — пусть он теперь и из другой страны — не сомневаемся. Но Черенков не перешёл ту грань, которая хоть как-то рушит взаимопонимание между любыми народами. Точнее сказать, Фёдор это взаимопонимание изящно, неизбежным, внешне простоватым манером сохранил и закрепил.
Снова из предисловия: «Сегодня игра спартаковца радует глаз, доставляет истинное наслаждение болельщикам. Причём признан он поклонниками всех команд, что уже само по себе показательно... В нынешнем сезоне он не раз срывал аплодисменты трибун и восторженные реплики комментаторов. Словом, Фёдор Черенков — больше, чем просто талантливый футболист».
Всё здесь сказанное нам обязательно пригодится. Ибо «глава» в той спортивной, считай, летописи «Советского спорта» называется «Непросто начинать сначала».
Кому «сначала»? Фёдору? Да пусть кто ещё столько раз «начнёт и закончит», сколько ему пришлось!
Но, приступив к чтению, неравнодушный к спорту человек, по нашему мнению, остановиться не сможет. Черенков рассказывал про 83-й: «Мне тогда казалось, что силы мои беспредельны, что я способен выдержать любые нагрузки. Поэтому почти забыл о самоконтроле, расходовал энергию, ничего не оставляя про запас. И сам не заметил, как на меня навалилась физическая усталость, доходившая порой до полного истощения. Затем — закономерно — последовал нервный срыв, за ним другой, третий... Так из власти футбола я попал во власть медицины. Непросто сейчас вспоминать месяцы своей болезни. Спасибо медикам — они думали по-другому и всеми силами старались мне помочь».
В принципе, да, старались, скажем мы сегодня. Никакого саботажа не было. Только всё не так ясно обстояло. Лишь поэтому к цитированию от 8 октября вернёмся несколько позже.
...Уже в 2010-м Фёдор расскажет о том периоде одному из нас в книге «Спартаковские исповеди»: «Раньше думал, что болезнь моя началась не от перегрузок в 83-м году, когда играл за клуб, и за первую, и за олимпийскую сборные. Предполагал иные причины. Но в определённый момент сменил врачей — и пришёл к выводу, что дело было именно в перегрузках».
Не совсем так лечили? Что ж, надо признаться: ошибки имелись.
В чём и когда — другой вопрос. Интернет, ставший кому-то основным аналитиком и историком, выдвигает любопытную версию: после 83-го Фёдор всегда себя чувствовал хуже по чётным годам (86-й, 88-й, 90-й), отчего и пропустил главные форумы — первенства мира и Европы.
Удобно. Казалось бы, многое объясняет. Однако это неправда!
8 октября 88-го Черенков искренне говорил сердечное спасибо «Спартаку»: «Заботу и внимание товарищей по команде я чувствовал постоянно. Ребята, например, замечали, когда мне хочется отдохнуть или побыть одному, и давали такую возможность. Причём делали всё это очень тактично, прекрасно понимая моё состояние. А было оно порой таким, что никого не хотелось видеть, не было ни сил, ни желания что-либо делать».
Но 86-й им был закончен уже известно как.
А в 1988 году он забил всего три гола в чемпионате СССР. Константин Иванович вызвал любимого ученика «на ковёр» и сообщил о неудачно проведённом сезоне. Ученик покорно согласился с мнением наставника. Ведь по сути атакующий полузащитник обязан бить чаще в створ. И забивать где-то по 10-11 мячей за сезон.
Так что, не бил Черенков в том тяжёлом 88-м? Бил. Старался? Полноте, вы же сами читали. Однако не всё выходило. Зато 18 (!) голевых передач — за один чемпионат — это как оценить?! Издание «“Спартак” Москва. Официальная история» сообщает именно о таких цифрах. А ещё нужно вспомнить, сколько раз он вступал в отбор, возвращаясь назад и совершая не совсем свою работу. Сколько раз страховал партнёров. Сколько раз, наконец, не сдавался, когда команда, к сожалению, соглашалась с результатом. Тогда каждый сможет лично оценить сезон-88, исполненный Фёдором Черенковым.
Другое дело, что такое плохо укладывается в голове. Ну и выстроили: чёт-нечет. Когда условный 83-й (или 89-й), то Фёдор — герой, гений и молодец. Когда упомянутый 1988-й, то приступы болезни, которые, конечно же, сказываются на поведении выдающегося, по идее, футболиста. И приходится отказываться от его услуг в сборной, ибо два месяца назад у него, по слухам, приступ был. Можно в такой связи и Бескова вспомнить, который в 82-м Фёдора в Испанию не взял и теперь вот, годы спустя, опять им недоволен.
Про Константина Ивановича сказано в начале главы, когда он объяснял, как Черенков не должен играть. По-нашему, перед их расставанием не стоило бы ворошить то тяжкое прошлое, хотя Валерий Винокуров рассказал однажды (правда, мимоходом), что Бесков жалел о своём решении «отцепить» Черенкова и Шавло от поездки на первенство мира-82.
Однако мысль не в этом. Просто до сих пор непривычно сознавать, что Фёдор Фёдорович не провёл ни одного провального сезона. У иных его коллег по-всякому получалось. Кто-то не восстанавливался после травмы, кто-то переходил из команды в команду, кто-то, извините, выпивал.
А Черенков никогда не опускался ниже им же определённого уровня. Неудачные матчи, конечно, были, как у всех. Однако год он заканчивал всегда в числе лучших. Что уж там: и 84-й, когда болезнь себя проявила впервые, был оставлен не только с рядом безупречных игр, но и со столь любимой наставниками статистикой: 8 голов, 6 голевых передач в 25 матчах.
Чего это стоило, мы постарались рассказать раньше. Но сейчас пора вернуться к той публикации «Советского спорта» из 88-го года: «Болезнь моя не так уж часто встречается в спорте. Она не похожа на обычные травмы футболистов. Поэтому, наверно, она и протекала для меня так долго и трудно, потому таким нелёгким оказалось избавление от недуга».
Избавление! Он так был рад тому, что полегчало! К чему и вправду вся эта долгая речь (а Фёдор упоминает опять всех родных и близких — будто письмо пишет из дальних мест), ведь он так счастлив был вновь оказаться в сборной!
Не будем кривить душой, что именно под началом Лобановского. Тренер здесь ни при чём. Но: «Когда ко мне вернулись силы, когда я вновь стал получать радость от игры, меня всё чаще стала посещать мысль о возвращении в сборную страны. Хотя, оценивая свои возможности объективно, я понимаю, что пока ещё не созрел для этого, но втайне, конечно, верил в свою мечту. И вот она сбылась! 21 сентября мне вновь доверили место в основном составе нашей главной команды в товарищеском матче против сборной ФРГ».
Товарищеский матч, напомним, завершился поражением и переводом 600 тысяч марок. За отличный автобус, до того почти купленный.
«А для меня игра эта, — продолжает Фёдор, — в которой наша команда в целом выглядела очень неплохо, дорога по-своему. Я как-то особенно остро ощутил, что футбол продолжается, что ещё не сказал я в нём своего последнего слова. Хотя и начал всё сначала».
Насчёт «последнего слова» ещё с какой-то стати потом заговорят. Хотя тут мощнее звучит про «всё сначала». Как так «сначала», коли он ответственно (мы убедились) выступал за клуб? И, если уж совсем откровенно, работал иногда едва ли меньше, нежели в кризисном 83-м.
Однако он был удивительный человек. И за сборную мечтал играть как можно больше и чаще. Деньги, конечно, не помешают — хотя те стипендии, как их тогда называли, не шли ни в какое сравнение с современными заработками российских игроков.
Но Черенков упивался футболом. А в сборной можно поиграть и с украинцами, и с армянами, и с грузинами, и с азербайджанцами, и с белорусами, и с литовцами.
Всё так. Только, как бы кому ни хотелось, Фёдор родился в СССР. Пусть то была Москва — оттуда всё равно не вытянешь. И любовь у него школьная с женой, и их общая дочь, и Кунцево, и Горный институт, что в Замоскворечье, и Сокольники, откуда до того Кунцева далеко, а в футбол тянет поиграть.
И уж кто-кто, а он подкожно знал разницу между понятиями «страна» и «государство». Мы скоро убедимся в этом. При этом за сборную своей — как бы она ни называлась — страны никогда выступать не отказывался. Ему это всегда в радость было.
Пока же обязаны признаться: «футбол сборной» продолжится уже без Черенкова. Как говорится, и ладно. Что и как из всего подобного произойдёт — несколько позднее.
Оставался «Спартак». Где всяческие нарывы вскрылись с той силой, которую и страшной не назовёшь. К большому несчастью, та победа над киевлянами стала «пирровой».
Дальше получился «Стяуа». Болельщики «Спартака» поймут, о чём мы.
Несомненно, румынский клуб всегда котировался в Европе. Особенно в 80-е. Выиграть Кубок чемпионов — это мало?! Недавно, в Монако, «Стяуа» победил киевлян в борьбе за Суперкубок Европы. И доказал, что не хуже украинцев играет в футбол.
В сравнительно небольшой Румынии на тот момент подросло превосходное поколение. Вместе с тем даже после жутких 0:3 в Бухаресте не оставляло впечатление, что с румынами «можно играть». Вот когда под «Вердер» попали в Бремене, то действительно ощущение безнадёги возникало. Казалось, что соперники играют в какие-то разные виды спорта.
Немцам удалось выудить из футбола вещи, правилами не запрещённые. Однако «Спартаку» неинтересные. Так как нам скучно навешивать в чужую штрафную и отбиваться из своей. Не хватает эстетической составляющей. Вот если выйдем к центру поля, да разыграем, да в одно касание, да кто-то откроется, да потом опять пас на выход (лучше пяткой), после чего нападающий обыгрывает голкипера и направляет мяч в сетку, — то и счастье. Аплодисменты. Разве не так?
Со «Стяуа» вышло по-другому. Румыны не брали немецкой настырностью. Самое удивительное: они были такими же, как советская команда. Изящными, импровизационно одарёнными. Только получалось у них побольше. Ведь правильно подтверждал вышесказанное Владимир Маслаченко: можно бороться против этой команды. Но если играть в свою, спартаковскую, игру. А они не дают.
Или, скорее, наши непрофессионально себя ведут. Ну скажите, с чего бы Александр Мостовой начинает перешнуровывать бутсы к середине первого тайма? Конечно, щитки, что голень должны защищать, бывали не те (или их, по молодости, никого и надеть не заставишь) — так надо было сразу сказать о проблеме.