По оказавшимся случаям и обстоятельствам поступать с храбростью, благоразумно и сообразно с законами. Прошу благословления Всевышнего и надеюсь на ревность и усердие господ командующих». Десанту на Видо свезено было: штаб- и обер-офицеров и солдат – 742, матросов и канониров – 677; с турецкой эскадры разного звания войск – 750, всего – 2169 человек.
Гребные суда пристали в трех местах (при нападении этом неприятельскими выстрелами потоплен был один баркас наш, причем потонуло пять пушек, назначенных для десанта), и десантные войска, невзирая на сильное сопротивление неприятеля и на множество местных препятствий, скоро проникли в самую середину острова, преследуя бегущих французов, которые, оставив батареи, старались скрыться в траншеях; большая же часть их засела в отдельное укрепление и храбро защищалась, но, после довольно продолжительного и жаркого сражения, должна была уступить превосходству в силах.
«Храбрые войска наши, – доносит адмирал, – вспомоществуемые турецкими, так сказать, мгновенно бросились во все места острова, и неприятель повсюду был разбит и побежден». Турки, озлобленные упорным сопротивлением, рассеялись по острову и, по обычаю своему, начали резать головы всем пленным, попавшимся в их руки. Увещания и угрозы не могли привести их к послушанию; поэтому майор Гамен составил каре из людей своего отряда, чтобы в середине его укрывать пленных, и тем спасена была жизнь весьма многих.
«Из бывших в сие время на острове до восьмисот французов едва успели только немногие на гребных судах возвратиться в крепости, прочие же побиты и потоплены. В плен взят бригадный генерал Пиврон, комендант острова» и еще 422 человека, в числе коих было 20 офицеров; убито и потоплено до 200, 150 человек на гребных судах спаслись в главную крепость, «ибо ядра с кораблей, перелетавши через остров, все расстояние между крепостью и островом покрывали подобно граду; а корабль «Богоявление Господне» из-за восточной стороны Видо, будучи открыт против крепости и корабля «Леандр» и фрегата «Брюн», стрелял по оным и препятствовал, во-первых, перевозить и умножать десант на острове, а после бегущим возвращаться на гребных судах с острова.
Корабль «Св. Петр» и фрегат «Навархия», в сие же время будучи под парусами, проходя мимо крепости Капо-Дезидеро, атаковали оную, также стреляли в неприятельские корабль и фрегат и по бегущим гребным судам, из коих два баркаса с людьми потоплены, а корабль «Леандр» и фрегат «Брюн», защищавшие остров Видо, весьма разбиты и едва могли уйти обратно под крепость. «Леандр» имел несколько пробоин под водою и, не успевая отлить воду, поставлен к берегу на мель и налился водою (который, по взятии уже нами крепостей, отлит и исправлен)».
Около двух часов пополудни канонада с обеих эскадр вовсе прекратилась, остров находился уже совершенно во власти победителей, на нем подняты были русский и турецкий флаги и оставлено приличное число войск для охранения; неприятельские бомбардирское судно и галера были также взяты. В 3 часа главнокомандующий сигналом приказал всем судам флота отойти далее от Видо, что и было исполнено к 8 часам вечера. В деле этом на русских судах всего убито 9, ранено 28, и на турецком фрегате «Херим Капитана» убито 8, ранено 7; из русских десантных войск убито 21, ранено 55, и почти столько же турок и албанцев.
Не менее успешно было нападение, сделанное на главные укрепления Корфу. Между тем как флот занят был покорением назначенного ему пункта, батареи – северная, у деревни Мандукио, и южные, на высотах Св. Пантелеймона, – громили неприятеля; корабли же – «Св. Троица», Патрон-бея, фрегат «Сошествие Св. Духа», акат «Ирина» и шебека «Макарий» – атаковали южную часть старой крепости. До пяти часов вечера пальба продолжалась с обеих сторон с равным упорством; наконец, по повелению главнокомандующего, албанцы и турки, подкрепленные матросами и солдатами, свезенными с вышеуказанных судов, бросились на приступ наружных пристроек, и хотя были опрокинуты, однако, получив немедленно подкрепление, возобновили нападение.
Французы защищались храбро и дорого уступали каждый шаг; но осаждающие спустились в глубокие рвы, приставили лестницы, взобрались на высокие стены, завладели двумя важнейшими наружными укреплениями, Св. Сальвадора и Св. Авраама, и заставили неприятеля ретироваться во внутреннюю крепость. В течение этого дня на батареях Мандукио и Св. Пантелеймона и при нападении на укрепления, из русских войск убито 22 человека, ранено – 72; турок и албанцев убито – 61, ранено – 92.
Видя остров Видо и передовые укрепления во власти неприятеля и убедившись в том самоотвержении, с каким осаждающие готовы были возобновить нападение, генерал Шабо и генеральный комиссар Дюбуа вечером того же дня послали следующее письмо к главнокомандующему:
«Господин адмирал! Мы думаем, что бесполезно жертвовать жизнью многих храбрых воинов, как французских, так русских и турецких, находящихся перед Корфу. Поэтому мы предлагаем вам перемирие, на сколько времени вы рассудите необходимым для постановления условий о сдаче этой крепости. Мы приглашаем вас к сообщению нам намерений ваших по этому, и если вы желаете, то составим сами пункты предполагаемых нами условий.
На предложение это адмирал отвечал обещанием в непродолжительном времени доставить условия сдачи: «Я всегда на приятные договоры согласен, и между тем пошлю во все места, чтобы от сего времени на 24 часа военные действия прекратить», – писал он генералу Шабо. На другой день французский бригадный генерал и другие уполномоченные приехали на корабль «Св. Павел» для подписания капитуляции, которая была 20 февраля подписана обеими сторонами с приложением печатей.
Итак, могущественная крепость острова Корфу, до тех пор никем еще не побежденная, должна была уступить храбрости и искусству осаждавших; но чтобы вполне оценить при этом заслугу адмирала Ушакова и его подчиненных, необходимо с некоторой подробностью взглянуть на те неблагоприятные обстоятельства и затруднения, в которые был он поставлен в течение всей четырехмесячной осады, – затруднения, для преодоления коих надобно было много способностей и твердой воли, так что победу эту можно назвать двойной, и, следовательно, тем более доблестной и поучительной24.
Прежде уже мы упомянули, что Порта разослала повеления некоторым пашам о доставлении войск для осады Корфу и что Али Янинский находился в числе тех, которые наиболее обязаны были содействовать соединенному флоту. Однако могущество и независимость этого паши от своего правительства, враждебные намерения и тайные замыслы заставляли его неохотно согласоваться с видами главнокомандующего, и первым поводом к обнаружению этого послужило самое варварство паши, сделавшее его столь известным.
Али-паша представлял собой редкое явление человеческой природы, сосредоточившей в нем все самые чудовищные и гнусные наклонности: хитрость, измену, предательство, корыстолюбие и ненасытную жажду убийств и хищений; мстительность его изобретала самые изумительные неистовства. Недовольный безнаказанностью своих поступков и награбленными несметными богатствами, престарелый Али намеревался еще отложиться от Порты и сделаться независимым повелителем Албании.
С этими видами он старался приобрести дружбу Французской республики, способствовал французам к завладению венецианскими крепостями на албанском берегу: Бутринто, Паргой и пр., и полагал, что экспедиция в Египет доставит ему удобный и верный случай к исполнению намерений; но Нильское сражение расстроило эти замыслы.
Он увидел, что французы вскоре сами вынуждены будут оставить владения свои в Албании, и тогда, чтобы прикрыть измену, вдруг сделался открытым и ожесточенным врагом их: схватил и заключил в темницу одного французского генерала, приглашенного им с Корфу на албанский берег для дружеского свидания, напал на Бутринто и через короткое время овладел всеми местами, принадлежавшими французам в Албании, имевшими небольшие отряды войск.
Бесчеловечье его в особенности разразилось над жителями города Превеза, при взятии коего он потерял, как доносил Порте, до девяти тысяч человек своего войска, и озлоблен был на некоторых граждан за оказание помощи неприятелю; успевшие избежать кинжала или тяжкого плена скрылись в горы и на соседние острова и обратились к покровительству русского адмирала. Так как вместе с тем паша посадил в тюрьму находившегося в Превезе коллежского асессора Ламброса, бывшего русским консулом на Мальте, то Ушаков, еще во время пребывания у острова Св. Мавры, послал лейтенанта Метаксу с просьбой об освобождении консула и пощаде жен, детей и невинных.
Паша обещал прекратить свои преследования, дружески отвечал на письмо, но варварство на самом деле продолжалось; кроме того, он заставлял жителей подписывать письма, изъявляющие ему признательность за великодушное с ними обхождение, и посылал их в Константинополь, чтобы они могли служить опровержением на жалобы русского адмирала. Отчаяние и озлобление овладело наконец жителями всех прибрежных мест, составлявших французские владения; город Парга поднял русский и турецкий флаги, надеясь этим сколько-нибудь защитить себя, и вместе с тем через депутацию умолял главнокомандующего о помощи и даровании правления, какое учреждалось тогда на Ионических островах.
Хотя ожидание войск от Али-паши, в которых адмирал так нуждался, требовало сохранения дружеских с ним отношений и вмешательство в дела жителей Мореи находилось вне круга действий, ему назначенных, – тем более что было уже известно намерение Порты присоединить весь тот берег к своим владениям, – но желание поддержать в жителях тех мест преданность и доверие к русскому флагу побудило Ушакова принять в покровительство союзных держав – России и Турции, все города, просившие у него защиты.
Поэтому он, вместе с турецким адмиралом, послал прокламации к жителям Бутринто, Парги, Превезы, Бонницы, Паксо, Каламо, Касто и пр., объявляя им свое намерение и предоставляя учредить свободное правление, какого они желали. Распоряжения эти были вполне одобрены государем и Портой, которая в начале декабря предписала Али-паше не вмешиваться в управление означенных мест и для вспомоществования флоту избрала авлонского начальника Ибрагима-пашу, имевшего до трех тысяч хорошего войска, хотя, впрочем, назначение это и не было вполне приведено в исполнение.