⠀⠀ ⠀⠀А. ВоронковаФедя и Данилка⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀Где они живут⠀⠀ ⠀⠀
едя Бабкин и Данилка Цветиков живут в Крыму, в колхозе.
Колхоз со всех сторон окружён горами. Куда ни посмотришь, всюду горы.
Самая большая гора сверху донизу заросла лесом. Она круглая, будто мохнатая шапка великана. Рядом с ней — другая гора, совсем на неё не похожая. Она поднимается из леса голыми зубцами, — целая гряда острых, каменистых вершин. И вершины эти снизу кажутся то серыми, то синими, то лиловыми. Самый острый и высокий зубец похож на человека. Будто сидит человек, склонил голову и думает о чём-то.
Но это Данилке кажется, что скала похожа на человека. А Федя говорит, что никакого человека там нет, а просто торчат голые камни над лесом.
За этими горами ещё горы. Летом они сухие и жёлтые. А сейчас, пока весна, всюду зеленеет нежная весёлая трава. В долинах, где побольше влаги, цветут дикие тюльпаны. Будто маленькие красные и жёлтые огоньки разбросаны по склонам. А если поднимешься повыше на горы, то там встретят тебя коротконогие жёлтые крокусы и лиловые фиалки.
Данилка часто приносит с гор цветы. А Федя цветы собирать не любит. Он как только заберётся повыше, то и смотрит, где пасутся лошади. И рад-радёшенек, если пастух Иван Никанорыч велит отвести лошадь в колхоз. Сидеть на тёплой спине лошади и мчаться но крутой тропинке — это Феде самое веселье!
А Данилка — вот чудной человек! — к лошади даже подойти боится.
Но больше всего оба они любят море. Чуть согреется весной синяя вода, все колхозные ребята уже плавают и ныряют в заливе. И Федя тоже плавает и ныряет, ловит маленьких крабов, гоняется за медузами, борется с волнами, когда они немножко разыграются. А Данилка плещется у берега. Или зайдёт в море по пояс и глядит в глубину — что там растёт на дне морском? Кто живёт там в водорослях? Водоросли весной нежные, мягкие, зелёные. Будто зелёный лужок стелется под хрустальной водой.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀Хамса⠀⠀ ⠀⠀
репко дружили Федя и Данилка. Но как-то раз они поссорились и чуть было совсем не раздружились.
Ещё с вечера, когда Федя ложился спать, мать сказала:
— Нынче море расходилось, большой прибой. Люблю, когда море шумит!
— А что же хорошего? — ответила ей тётя Фрося, отцова сестра. — Шумит и шумит день и ночь, отдыху ему нет. От этого шума одна скука.
«И вовсе не скука, — хотел сказать Федя — море шумит весело!..»
Но не успел, уснул.
Утром Федя проснулся и сразу услышал, что море бушует ещё сильнее. Он вскочил, вышел на крыльцо. На узкой террасе под черепичным навесом ещё дремала прохладная тень. Но в маленький двор уже пробралось солнце.
Дом, где живут Бабкины, низенький, длинный, под черепичной крышей, как и все дома в колхозе. Он отступил от дороги, взобрался повыше на склон горы и посматривает оттуда на деревенскую улицу светлыми промытыми окнами.
Из этого дома далеко видно. Половину деревни видно, колхозные виноградники на склонах. И море видно. Только выйдешь из хаты, ступишь на каменные ступеньки, а в глаза тебе так и сверкнёт синяя вода. Море не очень близко: надо всю улицу пробежать, потом спуститься с горы по крутой тропинке. Но отсюда, с крыльца, оно видно от берега до горизонта, до той тоненькой серебряной черты, где вода доходит до неба, а небо спускается к воде.
Сегодня Федя сговорился с Данилкой идти на гору Теп-Сель. На Теп-Селе давно уже работает камнедробилка. Интересно, что же теперь стало там с горой?
Отец сидел на камне во дворе и точил мотыгу.
— Куда нацелился? — спросил он у Феди.
— Никуда, — ответил Федя, — на море смотрю.
Отец не велит Феде ходить в горы: свалится ещё куда-нибудь с кручи, сорвётся и не найдёшь его тогда. Поэтому Федя ничего не сказал ему про Теп-Сель.
Разговор услышала тётя Фрося. Она сидела около глиняной печки, сложенной во дворе, и чистила картошку. А возле неё толклись гуси и всё норовили стащить картофелину из миски.
Утро начиналось солнечное, горячее. Но тётя Фрося как встала, так сразу и повязалась своим тёплым полушалком с зелёной бахромой. С этим полушалком она никогда не расставалась, ни в холод, ни в жару. И повязывала его как-то по-своему, узлом на макушке, так что концы его покачивались над головой, будто зелёная ботва над брюквой.
— И нечего на море смотреть, — сказала тётя Фрося, отталкивая гусей, — на море волна сегодня.
Тут вышла на крыльцо мать. Она была смуглая, черноглазая, всегда весёлая. Федина мать не закрывалась платком от солнца, не боялась жары. И моря не боялась.
— Ну и что ж, что волна! — сказала она. — Да на волне-то ещё веселей плавать! Правда, Федюнь?
Она шлёпнула Федю по спине крепкой ладонью и легонько ущипнула его за нос. Федя засмеялся, замотал головой и закрыл руками нос, чтобы мать ещё раз не ущипнула.
А тётя Фрося сразу рассердилась.
— Гляди солнце-то где — на работу пора! — сказала она матери.
— Да я, сестрица, своё дело знаю! — ответила мать.
— Кур-то на своей ферме небось заморила совсем!
— Несутся не хуже, чем у других!
Мать засмеялась, блеснула сводами крупными белыми зубами и побежала по каменным ступенькам вниз, на дорогу.
— Ох и грубая! — проворчала матери вслед тётя Фрося. — Крымчанка!..
Феде стало обидно за мать.
— А если кто в Крыму родился, тот плохой? — сказал он и покосился, на тётю Фросю голубым глазом. — Мы с мамой крымчаки, моря не боимся. А вы моря боитесь!
— Да как же его не бояться, моря-то вашего? Оно ведь сразу с ног сбивает!
— Это вас сбивает, а нас с мамой не сбивает.
— Цыть! — прикрикнул на Федю отец. — С кем споришь? С Данилкой, что ли, со своим?
Федя замолчал. Он понимал, что со старшими спорить не годится, Но с тётей Фросей как утерпеть, не заспорить?
Тётя Фрося недавно приехала в Крым из чернозёмной Орловской области. И всё-то ей здесь не нравилось. Ни речки нет, ни лесу, ни грибов… А земля-то! Камень, да щебень, да глина какая-то. А покопай поглубже, то и соль. Вон росли, росли тополя у дороги, да и начали засыхать — значит, корни до соли добрались.
Тётя Фрося покачала головой, покивала зелёной бахромой на макушке и обернулась к отцу:
— Ты, братец, хоть бы пошёл да картошку окучил.
— А что её окучивать? — Отец махнул рукой. — Всё равно не вырастет.
— Ну и заехал ты! — вздохнула тётя Фрося. — Ну и нашёл сторонку — картошка не растёт!
— А зато виноград растёт, — не вытерпел Федя. — И абрикосы растут. И даже сливы.
— Ох ты! — насмешливо сказала тётя Фрося. — Тоже мне! Абрикосы-маникосы, а простой картошки — и той нету!
Федя хотел ещё что-то сказать, но встретил сердитый отцовский взгляд и промолчал.
«Когда же он на работу пойдёт? — подумал Федя. — Нам бы с Данилкой на Теп-Сель надо. Данилка ждёт небось!»
Но отец не спешил на работу. Он закрутил толстую цигарку, закурил. Надо было идти на виноградники, окапывать лозы. А ему эта работа очень не нравилась. И солнце палит, и земля жёсткая…
Уже десять лет живёт Федин отец в Крыму, а всё будто не дома. Так и ходит всегда будто в раздумье — не уехать ли ему обратно на чернозёмные орловские земли?
Федя начал прикидывать, как бы ему удрать в горы, чтобы ни отец, ни тётя Фрося не видали.
Но тут он услышал какой-то шум на улице, чьи-то голоса. Федя распахнул калитку.
По улице бежали ребята — с бадейками, с корзинками. И не одни ребята. Вон и дедушка Трифонов задыхается, торопится — и тоже с корзинкой. А вон и соседка Катерина бросила охапку хвороста, которую несла в дом, схватила большой таз и тоже побежала на улицу… Все бежали к морю.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Мимо Феди промчался Васятка Тимаков, без рубашки, в одних трусах, коричневый, как глиняный черепок.
— Что стоишь? — крикнул он Феде. — Хамсу выкинуло!
— Хамсу выкинуло! — повторил Федя.
Он сунулся туда, сюда — ни ведра, ни корзинки. Тогда он схватил бадейку с водой, выплеснул воду под тополь и тоже помчался к морю.
— Где хамса? Какая хамса? — удивилась тётя Фрося, завертела головой во все стороны, и зелёные концы закачались у неё на макушке. Но как увидела, что все бегут к морю с вёдрами да с корзинками, засуетилась, схватила кастрюлю, какая попалась под руку, и побежала вслед за Федей. Только отец не тронулся с места, он сидел да курил свою цигарку.
На море стоял шум. Шумел весёлый прибой. Кричали над морем чайки, бакланы, нырки… Они сбились густым облаком и, шумя крыльями, повисли над берегом и заливом. Кричали что-то, отгоняя птиц и собак, сбежавшиеся к берегу люди… Кричал и Федя, подбегая со своей бадейкой, а что кричал, он и сам не знал хорошенько.
Море выбросило на отмель хамсу. Хамса шла большим косяком, но то ли прибой подхватил её в заливе, то ли загнали дельфины, только выкинуло хамсу далеко на берег и оставило на песке. Как волна ложится на песок широкими изгибами, так по кромке волны лежала мелкая рыбёшка хамса. Она чуть-чуть трепетала, и казалось, что лежит на белом песке тёмная серебряная бахрома и дрожит и поблёскивает под солнцем.
Все, кто ещё не ушёл на колхозную работу, прибежали на берег подбирать рыбёшку. Сгребали в мешки, в вёдра, в корзинки… Сверху налетали птицы, хватали рыбу из-под рук. Со всей округи сбежались сюда собаки и кошки — и откуда их взялось столько! Собаки лаяли, дрались. И все старались захватить хамсы побольше, пока её снова не унесло в море.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Федя не зевал. Он был крепкий, проворный. Быстрые голубые глаза его издали видели, где рыбёшка покрупнее. Он подрался с какой-то задорной чайкой. Эта чайка была смелая, всё старалась выхватить рыбу у него из бадейки. Но Федя живо отогнал её — не такой уж он был растяпа! Правда, пока воевал он с чайкой, чёрный, длинный, как скамейка, пёс Валет успел-таки набить пасть хамсой из его бадейки.