— Вот гриб бледная поганка.
— Знаю! — кричал Федюня. — У нас такие за баней растут.
— Вполне возможно, — говорил профессор.
Как-то раз все вместе пошли в зоосад.
Федюня видел там зверей. Удивил его верблюд: он был мохнатый, с мохнатыми горбами.
Профессор шёл сбоку и говорил смешные слова.
— Почему у этого верблюда один горб, а вон у того два? — спрашивал он. — А потому, что этот верблюд свой горб съел. Он долго брёл по пустыне и жевал колючки. В горбе у верблюда жир. Вот ему надоело жевать колючки, и он стал есть свой собственный горб. Теперь у него остался всего один.
Федюня было поверил, а потом понял, что профессор шутит, и рассмеялся. И Ева тоже. Но профессор рассердился и сказал, что верблюды и вправду носят в горбах запас жира. Федюня совсем развеселился.
— А дайте я вам стих скажу, — выпалил он.
— Читай.
Федюня набрал воздуха:
Ярко звёзды горят, улыбаются,
Облака между звёзд золотых
Паутинкою лёгкой сплетаются.
Белый месяц смеётся на них.
— Плохие стихи, — сказал профессор. — Но ты не обижайся. Я стану читать тебе хорошие. Хочешь?
— Хочу, — сказал Федюня, — очень хочу.
— В четверг приходи, утром, — сказал профессор. — А дома напомни, я дам тебе книгу. Посмотри её сам.
— Спасибо, — сказал Федюня.
Домой он вернулся довольный, с книгой за пазухой. На ней было написано: «М. Ю. Лермонтов. Стихи». Наскоро поев, Федюня открыл книгу и вдруг из неё выпорхнул листок. Кружась, опустился на пол.
— Что это? — спросил папаша.
— А вот тут было, — сказал Федюня и стал читать по складам: — «Рос-сий-ска-я со-ци-ал-де-мо-кра-ти-чес-кая пар-ти-я».
Жандармы стали перелистывать книги и рукописи.
— Дай сюда! — сказал папаша.
— Берите, — сказал Федюня и отдал листок.
Папаша прочитал листок, быстро собрался, погладил Федюню по голове и куда-то ушёл. А Федюня сел и стал спокойно перелистывать книгу. Жалко, картинок в ней было мало.
В четверг Федюня проснулся пораньше. Погулял во дворе, потом поднялся к профессору.
— А-а-а, гость пришёл, — приветствовал его профессор, — входи.
Федюня аккуратно сел на краешек стула. Отдал книгу «М. Ю. Лермонтов». Поджал губы для важности: так всегда мамка делала, когда беседовала с чужими.
— Вот что, — сказал профессор, — сейчас позовём Еву и начнём. Ну поехали!
Немного лет тому назад,
Там, где сливался шумят…
Федюня слушал, подперев голову рукой, удивительную историю про мальчика, бежавшего из монастыря.
Поэма подходила к концу, когда — бум-бах! — сильно застучали в дверь. Профессор замер. Бум! — стукнули ещё сильнее.
— Вот что, — сказал профессор, — сидите спокойно, не волнуйтесь, — и пошёл открывать дверь.
В прихожей затопали сапоги.
В комнату вошли жандармы. Они стали двигать мебель, простукивать стены. Один из них, сидя на табуретке, перелистывал книги и рукописи.
— Распишитесь вот тут, — приказал жандармский офицер профессору.
Профессор неторопливо вывел свою фамилию.
— Теперь, — сказал офицер, — вам придётся ненадолго пройти с нами.
Федюня подошёл к Еве и взял её за руку.
Он ничего не мог понять…
ГЛАВА IX
Снежинки, большие мокрые, падали на шапку, таяли на носу, превращались под ногами в рыжее месиво.
Ноги сами вышагивали за угол на остановку. Конка неторопливо тащилась через город. Федюне видно было сквозь переднее стекло, как лошади размахивают хвостами.
Конка тащилась всё дальше и дальше. Проплывали за окнами серые петербургские дома.
— Путиловский! — сказал кондуктор.
Федюня встал. Вышел, направился к низкому кирпичному зданию.
Подошёл к вахтёру.
— Мне Лёвкина из модельной, — сказал он.
Сидор Филиппович вышел не скоро. Увидел племянника, который стоял, съёжившись, возле проходной, взял Федюню за руку и повёл с собой.
В мастерской было тепло, стоял станок и валялась на полу деревянная стружка.
— Садись, грейся, — сказал дядя.
Федюня поглядел на Сидора Филипповича большими своими честными глазами.
— Дядь, — сказал он, — чегой-то я не понимаю, у меня теперь отец есть, Николай Николаевич.
Сидор Филиппович быстро обернулся.
— Ка-ак? — спросил Сидор Филиппович.
— Отец, — повторил Федюня, — папаша.
— Откуда у тебя отец?
— А усыновил меня. Мне дяденька Сергей Филиппович велели. И мы на Петроградской стороне живём. Я там в гости ходил, а потом профессора в тюрьму увели.
— Кого?!
— Профессора.
— Какого?
— Борис Исаича.
Сидор Филиппович сощурил глаза:
— А ты что, ходил к нему?
— Ходил. В гости. У него внучка.
— Ты, наверное, дружил с ней?
— Дружил, — сказал Федюня. — А ещё я дяденьку Сергея спросил: «За что профессора в тюрьму?», а дяденька Сергей говорит: «Плохой он человек». И папаша тоже так говорит.
— А папаша хороший человек? — спросил Сидор Филиппович.
— Хороший, — сказал Федюня.
— А дяденька Сергей тоже хороший? — спросил Сидор Филиппович.
— Тоже хороший, — сказал Федюня, утирая нос рукавом.
— Вот что, — сказал Сидор Филиппович, — я сейчас у мастера отпрошусь. Пойдём ко мне домой. Дело серьёзное.
…Пришли на самую окраину, где стояли низкие бараки. На верёвках висело промёрзшее бельё. На одной из дверей мелом была нарисована цифра «5».
— Вот мой дом, — сказал Сидор Филиппович.
Толстая молодая женщина в фартуке, увидев Федюню, ахнула.
— Племянник? — спросила она Сидора Филипповича. И, не дождавшись ответа, бросилась к Федюне. — Да я тебе тётка, а ну садись. Ноги мокрые? Снимай башмаки. Живо!
Федюня и оглянуться не успел, как его накормили постными щами. Дядька улыбнулся.
— Сдвинься, Марья, — сказал он жене. — Дай мне с парнем поговорить.
Жена не подпустила его.
— Не лезь, — сказала она. — Пусть мальчик отдохнёт. Худенький ты, — заявила она. — Переезжай к нам жить.
— Нельзя мне, — сказал Федюня. — Сергей Филиппыч сердиться будут.
— Сдвинься, — сказал Сидор Филиппович жене на этот раз строго, — и вообще сходи в лавку, нам поговорить надо.
Тётка вздохнула:
— Так и быть, схожу. Только быстро вернусь.
— Хорошо, — сказал Сидор Филиппович, — иди… Давай рассказывай всё, — повернулся он к Федюне. — Давно ли ты со своим новым отцом живешь?
— Не. Не очень.
— А когда ходил к профессору, тебя потом расспрашивали, что видел?
— Да, — радостно сказал Федюня, — там книги интересные.
— Весело, — сказал Сидор Филиппович. — Но ко мне-то как догадался приехать?
— А когда дяденька Сергей на профессора сказали, что плохой. Не могёт этого быть.
— Ясное дело — хороший, — сказал Сидор Филиппович.
— Я же говорил, что хороший. А в тюрьму за что?
— Дурачок ты, — сказал Сидор Филиппович, — не смыслишь ничего. Но я тебе объясню. Не сейчас. Позже. Ты оставайся у меня. Домой не ходи.
«Всё позже да позже, — подумал Федюня, — и к царю позже».
— Я пока у дяденьки Сергея поживу или у папаши, — сказал Федюня тихо. — Нельзя мне.
— Не пушу я тебя, — сказал Сидор Филиппович.
— Нельзя мне, — повторил Федюня, — добрые они. Только зря на профессора наговаривают.
— Пусть так, — сказал Сидор Филиппович сердито. — Об одном прошу: приезжай почаще. Будешь приезжать?
— Буду, — сказал Федюня.
— Часто, — сказал Сидор Филиппович.
— Буду, — сказал Федюня.
— И ещё одно: дядьке Сергею ни слова обо мне. Он меня не любит, а я его.
Федюня кивнул головой.
— Ты рассказывай ему и папаше поменьше. Могут получиться плохие дела.
Федюня опять кивнул, хотя ничего не понял.
Вернулась тётка Марья.
— Агитироваешь? — спросила она мужа.
— Молчи, — буркнул Сидор Филиппович. — Тут такое происходит!..
— А ты его не слушай, — сказала тётка Марья Федюне. — Он тебя научит… Ты в бога-то веруешь?
— Верую, — быстро сказал Федюня, — и ещё сны вижу про ангелов.
— Про ангелов? — восхитилась тётка Марья. — Значит, тебе прямая дорога к нам.
— Да замолчишь ты! — крикнул Сидор Филиппович.
— А вот и нет, — сказала тётка Марья. — Это ты безбожник, а мальчик посмотри какой. И красивенький. Приходи к нам, — затараторила она, — у нас и батюшка свой есть. Приходи. Называется — Собрание фабрично-заводских рабочих. В среду. Нарвская застава, дом с башенкой. Там тебе настоящую правду откроют.
— Не морочь парню голову! — цыкнул Сидор Филиппович.
Федюня вертелся на табуретке. Ему было хорошо. Точь-в-точь как у профессора. Здесь он чувствовал себя своим.
— Мать твоя больше не пишет? — словно бы угадав, о чём Федюня думает, сказал Сидор Филиппович. — Переезжай ко мне. У меня детей нет. Живём мы, правда, бедно. Это не у Сергея жить.
— Я пока у дяденьки Сергея поживу.
— Как знаешь, — сказал дядька. — Всё равно ко мне придёшь.
Сидор Филиппович подумал. Помолчал. И повторил:
— Обязательно придёшь.
Он притянул к себе Федюню.
— До свиданья, — сказал Федюня.
ГЛАВА X
Федюня стоял в опустевших комнатах. На полу грудой лежали вещи. Ева бродила из угла в угол. Дама с серёжками, которую звали Софья Михайловна, говорила возчикам, что сносить в первую очередь.
Вот и пришла пора расстаться. Ева протянула Федюне ладошку лопаточкой. Федюня стоял неподвижно. Ева положила на край стола книгу.
— Возьми, — сказала она, — на память. Это Лермонтов. — И вышла.
Федюня ссутулился, сунул руки в карманы.
Всё сложнее становилась сказка.
Тётка Марья звала куда-то на Нарвскую заставу. Зачем? Да к тому же Сергей Филиппович сказал, что скоро Федюня опять будет жить с папашей на даче.
Как только выдалось время, Федюня поехал на Нарвскую заставу.
Он уже привык к огромному городу и без страха путешествовал из конца в конец.