Подкрепившись, проверил почту.
Ответа от radical7582 по-прежнему не было.
Часть третья
1. Коснуться дна
Если бы в последовавшие десять дней отчаянию пришлось выбирать себе имя, это было бы имя Алисы. Алиса не ответила на письмо (с адреса tpterm@gmail.com). Какой смысл, ведь маленькая Агата явно не была дочерью этого человека, Алиса ошиблась, она не знала, как такое могло произойти, но факт оставался фактом: она похитила не того младенца и понятия не имела, чьего же младенца похитила. Эта ситуация выглядела гротескным наказанием, которым припечатала ее судьба за такой аморальный поступок, как похищение ребенка. Когда Алиса получила последнее сообщение от tpterm@gmail.com («Нет… И если бы кто-нибудь похитил ребенка у яслей, я был бы в курсе, все бы об этом говорили!»), она заплакала. Она плакала неудержимо, как маленькая девочка. Плакала, как сорок лет назад, когда умер от рака ее отец и она поняла, что жизнь больше не будет такой, как раньше: беззаботной и ласковой. Плакала, как семь лет назад, когда Натан, отец Ахилла, ушел, узнав о ее беременности. Плакала, как в тот день, когда ее первый и единственный клиент Мишель назвал ее «штучкой» и она почувствовала себя старой, беззащитной, грязной, конченой неудачницей, навсегда вычеркнутой из нормальной жизни. Она плакала и не сдерживала рыданий, дав себе полную волю, с почти приятным ощущением полнейшей расслабленности, момента упоительной невесомости падения за миг перед ударом об асфальт. Она лежала на кухонном полу, закрыв лицо руками, в позе эмбриона, содрогаясь всем телом от спазмов, подобных агонии. Алиса знала выражение «коснуться дна», но до этого утра, когда она рухнула в кухне, она не осознавала в полной мере, до печенок, до мозга костей, что это самое «коснуться дна» может означать. И теперь, когда она так жалко всхлипывала на кухонной плитке, когда слезы и сопли текли, смешиваясь, по ее перекошенному лицу, в голове билась только одна мысль: для нее это конец истории. Мысль была ужасна, потому что это означало конец истории и для Ахилла: им придется съехать с квартиры, снять где-нибудь грязную комнатушку, они не будут есть досыта, и плохое питание конечно же отразится на здоровье и будущем Ахилла. Ее маленькому мальчику нищета и зыбкое положение помешают стать блестящим учеником, каким он мог бы быть, статистика на этот счет недвусмысленна: дети руководителей среднего звена превосходят в учебе своих ровесников из бедной среды. Ахилл, ее чудесный сынишка, такой живой, нежный, ласковый, покатится по наклонной плоскости: попадет в плохую компанию, будет покупать наркотики на грязных паркингах, сядет в тюрьму, станет выживания ради отсасывать у сокамерников, а потом состарится, в свою очередь, в нищете и сохранит о своем детстве лишь воспоминание о бедности и тысяче унижений, а свою мать запомнит старой неудачницей, плачущей на плиточном полу кухни.
Потом она услышала плач Агаты. Поднялась, пошатываясь, глубоко вдохнула, пытаясь вернуться к действительности, высморкалась и пошла в комнату. Она дала девочке бутылочку с теплым молоком, та стала пить, прикрыв глаза, и сразу успокоилась.
— Кто же ты такая, а? — тихонько спросила ее Алиса.
И еще:
— Откуда ты взялась?
И наконец:
— Что же мне с тобой делать?
К этому моменту прошло уже два дня, как она похитила девочку, и по-прежнему не появилось никаких сообщений, нигде. Это было совершенно ненормально! Когда исчезает младенец, тревогу поднимают через час, через полчаса! Никто не ждет два дня! Об этом пишут в газетах, сообщают по радио, выкладывают фотографии в Фейсбук с просьбой о репосте. А тут — ничего.
Как будто Агаты не было на свете.
Однако она, Агата, была и сейчас, выпив свою бутылочку, гукала, как гукают счастливые и здоровые младенцы. Она была такая хорошенькая, такая чудесная, что у Алисы защемило сердце. И от того, что сердце защемило, Алисе стало немного страшно, ведь это значило, что она уже начала любить эту малютку.
— Подождем до завтра, — сказала она ей. — Если завтра не сообщат о похищении, нам придется расстаться.
Сказав это, она поцеловала ее в лобик.
Этот день Алиса провела с ощущением полного изнеможения, как будто она стала жертвой оползня и ее тело били и ломали гигантские валуны. Ей казалось в этот второй день похищения, что даже ее душу исколотили палками так, что от нее мало что осталось: маленькое побитое существо, распростертое на камнях ада и ожидающее последнего милосердного удара. Под вечер пришел из школы Ахилл и, увидев малютку, спросил:
— О, Агата еще здесь, твои друзья ее не забрали?
— Нет. Они сейчас за границей. У них проблемы с обратными билетами.
Ахилл явно обрадовался. Он поцеловал Агату в щечку и сказал:
— Я тебя люблю, ты такая милая.
Алиса чувствовала себя матерью-ехидной и недоумевала, как мать-ехидна и отец-трус могли произвести на свет такого замечательного мальчика.
В магазин она не ходила, в доме остались только макароны и масло, и она сварила макароны, сгорая от стыда за то, что она, мать, не может дать своему ребенку ничего лучшего. Позже, когда Ахилл уснул, она зашла в Гугл, у нее еще оставалась крошечная надежда. Она искала всеми возможными способами, вводила: «ребенок исчезновение», «младенец исчезновение», «младенец похищение», «ясли лошадка похищение». Действительно было сообщение об исчезновении ребенка, но это был семилетний мальчик по имени Тони, и пропал он в Альбервилле. Еще в штате Техас три года не давала о себе знать афроамериканская девочка-подросток (родители не теряли надежды). Но и только. Заодно Алиса проверила состояние своего банковского счета: 114 евро, а шел только восьмой день месяца. У нее оставалось четыре пакета макарон, около трехсот граммов сливочного масла, подсолнечное масло, соль, перец, килограмм риса, полкило зеленой чечевицы. С голоду они не умрут, но с фруктами, овощами и мясом будет трудно. Тем более что скоро придут счета. Алиса вдруг почувствовала ужасную усталость, ей казалось, будто спину придавила мраморная плита. Она пошла в комнату, чтобы не разбудить Агату, не стала зажигать свет и легла на кровать рядом с девочкой. Агата дышала ровно и глубоко, чуть постанывая во сне. Алиса чувствовала теплый запах молока и чистой младенческой кожи, этот запах она всегда обожала, и сегодня вечером он перевернул ей сердце всей силой воспоминаний об утраченном счастье.
Так прошел второй день похищения.
Наутро Ахилл поцеловал мать, поцеловал Агату и спросил:
— Ну что, твои друзья заберут ее сегодня?
— Да, сегодня… — ответила Алиса. Вчера она твердо решила: если не объявят о похищении, ей придется расстаться с малышкой.
Ночью она обдумала, как ей это сделать, и пришла к выводу, что лучше всего будет оставить девочку у дверей комиссариата. Это предполагало известный риск: там могли быть камеры наблюдения, но можно надеть широкое черное пальто с капюшоном, а потом, чтобы ее не выследили, весь день ездить на автобусах и поездах, пересаживаясь с одного на другой. Под вечер она выбросит черное пальто в мусорный ящик и только после этого вернется домой.
Ахилл ушел. Алиса еще раз заглянула в Гугл, посмотрела новостные сайты, сайты полиции, но об исчезнувшем младенце по-прежнему ничего не было. Она дала Агате бутылочку, одела ее в то, что было на ней, когда она похитила ее три дня назад, выждала, чтобы не встретить никого из соседей, и вышла из дома с переноской Агаты в одной руке и свернутым пальто в пластиковом пакете в другой. Она села в автобус, пересела на другой. Ехала, стараясь не встречать взгляд Агаты, которая не сводила с нее внимательных глазок. Она вышла из автобуса за несколько кварталов до комиссариата, надела черное пальто, набросила на голову капюшон. Переноска была тяжелая, болели руки и спина. В пальто было слишком жарко, Алиса обливалась потом. Агата издавала негромкие звуки, что-то вроде «бюи-бюи-бюи-бюи-бюи», она, наверно, только что обнаружила, как это делать, и пробовала все модуляции. «Какие младенцы чудесные», — подумала Алиса, подходя к комиссариату. Это был маленький районный комиссариат, расположенный на почти пустой улице. Она шагала, старательно делая вид, что ей нет никакого дела до комиссариата, что она просто идет за покупками, только и всего, что у нее есть работа, карьера, нормальная семья, деньги на счету в банке и кое- какие накопления, что она может позволить себе уехать в отпуск, имеет страховку, вклад в пенсионном фонде, что ей звонят в течение дня, чтобы узнать, как она, и сказать, что любят, что она никогда не запаздывала с оплатой счетов, что ее приглашают на вечеринки, потому что с ней, такой веселой и забавной, приятно пообщаться, и она просто идет мимо маленького комиссариата, за покупками, только и всего.
Когда она была уже у дверей комиссариата, оттуда вышла женщина в темно-синей форме. На ее глазах Алиса не могла оставить Агату и пошла дальше, как ни в чем не бывало.
Не получилось!
Алиса дошла до угла и быстро оглянулась: женщина из полиции ушла, улица снова была пуста. Она развернулась и направилась обратно к комиссариату. Шла не слишком быстро, повторяя в уме, как гимнастка, готовящаяся выполнить сложное упражнение, движения одно за другим: согнуть колени, поставить переноску, выпустить ручку, прощай, Агата, я буду всегда любить тебя, мне будет тебя не хватать, продолжать идти, не бежать.
«Бюи-бюи-бюи-бюи-бюи» звучало как песенка, она почти слышала мелодию, веселую мелодию крошечной девочки, которую вынесли на прогулку весенним днем. Алиса снова поравнялась с комиссариатом, на этот раз вокруг никого не было, она согнула колени, поставила переноску, и в эту минуту, она сама не знала как, ее глаза встретились с глазками Агаты. Малютка улыбнулась младенческой улыбкой, такие улыбки пронзают сердце и разбивают душу на тысячи хрустальных осколков. Алиса подняла переноску, а Агата все улыбалась ей.
Алисе не хватило сил, она сказала себе это вслух: «Мне не хватило сил, не хватило сил». Она шла, совершенно оглоушенная всем случившимся, ошеломленная от того, что не смогла оставить девочку на крыльце комиссариата, ужасом от непонимания, как теперь это разрулить, и убеждением, что над ее жизнью нависла неминуемая катастрофа. Спина и руки болели все сильнее, с ума сойти, как же скверно устроены эти штуки для переноски младенцев. Прихрамывая, она вернулась на остановку, дождалась автобуса, села и поехала домой.