— Уходи! Я хочу, чтобы ты сейчас же ушел, я не желаю тебя больше видеть! Никогда!
— Но Алиса!
— Убирайся! — закричала она.
Ее крик грянул, как выстрел, и Том вздрогнул, будто пуля попала ему в грудь. Он ничего не сказал. Застегнул пиджак и вышел из квартиры.
Алиса долго смотрела на дверь, за которой скрылся Том.
«Ну вот, все кончено», — подумала она.
И ей показалось, что отсутствие сразу после ухода за уходом, не совсем отсутствие, а что-то другое, очень странное и очень грустное одновременно.
Вот тут-то она наконец заплакала.
Она долго плакала, сидя за кухонным столом, уткнувшись лицом в скрещенные руки. Ее пуловер был залит слезами и соплями. Она рыдала так безудержно, что ей стало почти приятно.
Так она просидела долго, пока приход Ахилла не заставил ее взять себя в руки. Она постаралась скрыть свое состояние «в кусках», но по вопросительным взглядам Ахилла поняла, что ей это не удалось. Ложась спать, он сказал просто:
— Все будет хорошо, мама.
— Я знаю, — ответила она.
Она поцеловала его, поцеловала Агату и легла на свою кровать, чувствуя себя мертвой, пустой, ее словно выпотрошили, не осталось ни эмоций, ни мыслей. Она ощущала себя простейшим организмом, чья умственная деятельность сводится к самым элементарным жизненным функциям.
А назавтра, незадолго до полудня, ей позвонила Анн-Паскаль Бертело.
Алиса догадывалась, что она позвонит, и говорила себе, что должна к этому подготовиться. Она искала слова, чтобы объяснить ей, что вся эта история с изнасилованием, войной и убитым сыном — лишь абсурдный вымысел, плод бредовых фантазий дурака, но не ожидала, что Анн-Паскаль Бертело позвонит так быстро, и, когда сняла трубку, понятия не имела, что сказать.
— Здравствуйте, вы Алиса?
— Да.
— Здравствуйте, Алиса, я Анн-Паскаль Бертело. Том Петерман передал мне вашу рукопись. Я начала читать вчера вечером и не смогла оторваться. Закончила ночью. Мне очень, очень понравилось!
— Да.
— Если вы согласны, я хотела бы встретиться. Вы свободны в обед?
— В обед?
— Да. Ну, я не знаю… Сегодня.
— В обед сегодня?
Алиса колебалась. Она уже готова была сказать, что все рассказанное Томом — ложь, и тут взгляд ее упал на счет за электричество.
Третье напоминание.
Заказное письмо, грозившее ей «расторжением контракта» (что означало просто-напросто отключение). Это заказное письмо лежало сверху на стопке таких же счетов, которые она даже не вскрывала: телефон, вода, обязательная страховка, письмо из школы Ахилла, из больницы… В этих счетах, напоминаниях, предупреждениях, угрозах судебными исполнителями медленно, но неуклонно тонула ее жизнь, и эта встреча, возможно, была единственным якорем спасения.
— Хорошо, — сказала она.
Анн-Паскаль Бертело дала ей адрес ресторана. Собиралась она без особого желания: надела старые брюки, поношенный пуловер, кое-как причесалась, стянув волосы резинкой, найденной в кухне. Положила Агату в переноску, прикрепила переноску к колесам и отправилась в путь.
Она шла к ресторану с пустой головой, не зная, что сказать этой женщине, которая пригласила ее после лжи Тома. Только в одном она была уверена: есть ей совсем не хотелось. Разве что немного хотелось выпить. Это наверняка произведет плохое впечатление на «крупную издательницу», но ей было глубоко плевать!
Она пришла. Ресторан оказался большой и красивой брассерией, довольно шикарной. Пахло сливочным соусом и жареным мясом. Это были замечательные запахи, необычайные запахи, каких Алиса не вдыхала целую вечность. Сколько, кстати, она не была в ресторане? Наверно, лет десять. Может быть, больше. Алиса поискала издательницу взглядом, фотографии Бертело она видела в прессе и знала, что это маленькая женщина с тощим лицом и черными, как мазут, волосами. Она увидела ее за дальним столиком, в сторонке. В этом темном углу склонившаяся над айфоном издательница напоминала сидящую на ветке ворону.
Алиса направилась к ней. Бертело заметила ее, улыбнулась, «улыбка не воронья, настоящая хорошая улыбка», — подумала Алиса.
Анн-Паскаль Бертело встала, подошла к Алисе и крепко обняла ее со словами:
— Я так счастлива с вами познакомиться!
Потом, увидев Агату, воскликнула:
— Какая хорошенькая!
— Это Агата. Я ею пока занимаюсь. Ее родители за границей.
Они сели.
Бертело заказала бутылку белого вина, Алиса подумала, что у нее действительно есть шанс выпить, и это подняло ей настроение.
Официант принес меню, она заглянула в него, не было ни одного блюда дешевле двадцати пяти евро.
— Заказывайте что хотите, все за счет издательства! — сказала Анн-Паскаль Бертело.
Алиса выбрала камбалу меньер на гриле (ок. 350 г) с картофельным пюре — 37 евро (она так давно не ела камбалу, даже забыла ее вкус).
— Вы хорошо знаете Тома Петермана? — спросила Анн-Паскаль Бертело.
Алиса залпом выпила полбокала белого вина. Оно оказалось хорошим: сухое, как камешек, ледяное, как пощечина.
— Немного… Мы встретились…
— Забавный малый. Я к нему хорошо отношусь… Я читала его первые книги, но… Мне кажется, он так и не нашел свой стиль… Ладно, во всяком случае, это была хорошая идея принести мне ваш текст. Как я вам уже сказала, я просто влюбилась.
— Спасибо.
— Если вы не против, я хотела бы его издать. Я хочу сказать: я буду гордиться, если смогу его издать!
Алиса допила бокал. Она ничего не ела, и вино ударило в голову со скоростью одиннадцатиметрового.
— Супер! — сказала она. — Когда книга выйдет?
— Сейчас у нас март. Мне бы хотелось к началу литературного года в сентябре. Пожалуй, немного рискованно, потому что в это время выходят от шестисот до семисот книг. Но именно в начале литературного года интерес к книгам возрастает.
— Мне надо будет доработать?
— Нет… Мне все нравится как есть… Со всеми недостатками, с этим дрожащим светом, с его музыкой, хрипловатой и в то же время очень точной!
Алиса налила себе еще. Анн-Паскаль Бертело тоже не отставала. «Не дура выпить», — порадовалась Алиса. Издательница заказала вторую бутылку. Ее принесли вместе с рыбой. Теперь Алисе хотелось есть, она попробовала камбалу, нежную, отдающую лимоном. Обжигающе горячее пюре пахло трюфелями. Она подумала об Ахилле, ей так хотелось, чтобы и он смог когда-нибудь это попробовать.
— О’кей. В сентябре, — сказала она. И, вспомнив свой разговор с Томом, добавила: — Я хочу аванс!
Анн-Паскаль еще выпила. Щеки ее порозовели. Она весело рассмеялась:
— Разумеется, вы получите аванс. Ваш роман заслуживает хорошего аванса! Я, конечно, не директор… Но разумная сумма…
— Я хочу десять тысяч евро! — выпалила Алиса и сама ужаснулась непомерности этой цифры.
— Десять тысяч! Это много для первого романа. Обычно мы платим от двух до трех тысяч.
— Десять тысяч! — повторила Алиса. — Мне нужны эти деньги.
Анн-Паскаль Бертело допила бокал.
— Это много…
Алиса ничего не сказала. Издательница добавила:
— Но роман и правда хорош. Очень хорош. Я попытаюсь их убедить. Не могу ничего обещать… Это будет зависеть от коммерческого директора и даст ли зеленый свет большой босс…
— А сейчас у вас при себе сколько? — спросила Алиса.
— При себе?
— Да… Я действительно в непростой ситуации…
Бертело взяла сумочку, достала бумажник из потертой кожи и открыла его.
— У меня сто пятьдесят евро, — сказала она, доставая три банкноты по пятьдесят. Возьмите, если это вас выручит.
Алиса уставилась на протянутые банкноты:
— Вы… Вы правда мне их даете?
— Да! Конечно! Знаете, у меня тоже были трудные времена. Я знаю, как нелегко бывает дотянуть до конца месяца!
Алиса взяла деньги. Сильное волнение захлестнуло ее, как будто все, что она думала до сих пор о мире, о несправедливости, о деньгах, об эгоизме, было на самом деле неправдой.
— Спасибо. Я вам верну их! — сказала она.
Потом принесли еще бутылку вина, и, когда обед подошел к концу, Алиса слегка пошатывалась, вставая. Это был веселый хмель, и от алкоголя в крови, и от ста пятидесяти евро в кармане, и от совершенно сказочной возможности получить в ближайшие месяцы аванс в десять тысяч евро.
Алиса пришла пешком, и Анн-Паскаль Бертело пригласила ее в свое такси.
— Завезем вас по дороге, — сказала она.
В такси Анн-Паскаль Бертело с любопытством посмотрела на Агату.
— Как это странно — маленький человечек, — сказала она. — Странно, такой миленький и в то же время немного противный!
Алису разобрал смех. Она смеялась так, как не смеялась уже много лет. Бертело тоже засмеялась. Засмеялся даже шофер такси.
— У меня никогда не было детей. Даже мужика постоянного никогда не было. Я люблю мужиков, но чтобы был постоянно в доме, вот ужас-то!
— А это правда… про министра? — спросила Алиса, читавшая статьи о «Гениталиях республики».
Взгляд Бертело стал мечтательным. Казалось, она перебирает воспоминания:
— Да нет… Может быть… В общем, он был такой серьезный, поэтому ничего и не вышло… Но это было здорово… Член у него толщиной с мою руку!
— А сексуальные хищники в правительстве?
— О да, есть там извращенцы… Чем выше иерархия, тем они извращеннее.
Они еще посмеялись. Было так весело быть под хмельком и смеяться. Алиса не смеялась столько лет, что забыла, как это делается. Бертело продолжала говорить.
— Чего я так и не поняла — это власть делает их извращенцами или от извращенности возникает жажда власти. Например — в моей книге этого нет, — был один министр, который возбуждался флейтами…
— Флейтами?
— Да, блок-флейтами. Он платил девушкам и вводил им конец блок-флейты в вагину, а сам вставал на колени между их ног и играл мелодии, которые выучил в детстве.
Они снова засмеялись. Алиса больше не могла, когда такси остановилось перед ее домом, у нее болел живот от смеха. На прощание Бертело крепко обняла ее:
— Вы замечательная женщина, я так горжусь возможностью с вами работать.