К счастью, никто меня по пути к халупе, где проводился кригсраад, не опознал. Ван дер Грааф произвел инструктаж и скрылся за дверями, а я, прислонившись к стеночке, раскурил сигару и приготовился подслушивать.
– Боже!.. – вдруг изумленно ахнул кто-то рядышком.
– Тихо! – Я обернулся и показал кулак Клаусу Дорну, моему знакомому парнишке-буру, стоявшему на часах у входа в дом.
– Но… но… – Он выудил из кармана потрепанной куртки газету и ткнул в нее пальцем, – Вы… вы…
– Так надо, парень… – прошипел я. – Военная хитрость, твою мать. И вообще, стой рядом и охраняй меня…
– Есть! – Паренек быстро пришел в себя и взял винтовку на караул. – Приказ понял!
– То-то же.
– Минхер Игл…
– Ну что тебе? – недовольно рыкнул я.
– Ну-у… – состроил хитрую рожу парень, – я вот не уверен, что справлюсь с искушением побежать и прямо сейчас всем рассказать.
– Ну и чего ты хочешь?
– В ваше коммандо, минхер Игл! – категорично заявил Клаус. – Иначе…
– Три шкуры спущу, щенок! – сгоряча пообещал я ему, а потом смилостивился: – Ладно, я подумаю. И заткнись наконец.
Где-то с полчаса ничего толком слышно не было – сплошное неразборчивое бурчание. Я порядком нервничал и успел пообещать себе, что, если план наступления отвергнут, брошу все к чертовой матери и укачу с Пенни мир посмотреть.
Наконец скрипнула дверь и выскочил красный как рак фон Бюлов.
– Ну что?
– Я сделал все, что мог, – мрачно пожал плечами дойч. – Дальше – не знаю. Если не одобрят – я умываю руки.
– Не спеши, Пауль. Умоем руки вместе. О! Кажется, прения начинаются… – Я прислушался к доносящемуся из открытого окна разговору.
– … я не буду принимать это решение без одобрения президента! – ворчливо сообщил голос Жубера.
– Старый маразматик, – прокомментировал фон Бюлов.
– Пауль, заткнись, пожалуйста.
– Иди в задницу… – обидчиво буркнул Пауль и отвернулся от меня.
– Мы упустим время из-за вашей мнительности, – донесся спокойный голос Боты. – Каждый день промедления неминуемо приближает наше поражение.
– Да, надо пользоваться моментом!..
– Надо выждать!..
– Нет!..
– Да!..
– Щенок, я уже воевал с кафрами, когда ты еще мамкину сиську сосал!
– И я воевал…
– Это вам не кафры, а лучшая армия мира…
– И не таких били…
– Ага, забыл, как твое коммандо пятками сверкало у…
– Что?! Да я тебя!..
– Недисциплинированные бараны!.. – опять не удержался Пауль.
– И в то же время в подавляющем большинстве они горячие патриоты своей родины… – возразил я.
– Этого мало, чтобы выиграть войну, – отрезал дойч. – В армии не место разброду и шатанию. – И он презрительно скривился. – Впрочем, это стадо армией называть нельзя.
– Будет у них армия… – примирительно ответил я. – Настоящая армия. С профессиональными солдатами, дело которых будет убивать и умирать за Республики, а не думать о своем краале, быках и сиськах жены. Лучшая армия в Африке. Все будет со временем. Дай только завершить эту войну.
– Хотелось бы посмотреть. – Фон Бюлов недоверчиво покачал головой. – Всеобщий призыв, а не ополчение?
– Позже обсудим. Есть у меня некоторые мысли по этому поводу. А пока давай послушаем, о чем эти упертые бараны толкуют.
Тем временем на кригсрааде дело перешло к откровенным оскорблениям, и я уже стал всерьез опасаться, что сходка перерастет в поножовщину. Но вдруг послышался громкий и спокойный голос Кооса ван дер Граафа. Ор мгновенно стих.
– Обидно мне смотреть, – уверенно чеканил слова проповедник, – как лучшие мужи предаются дрязгам и раздорам. И это в то время, когда нашей стране как никогда необходимы единение и сплоченность. Вы забыли путь, начертанный для нас Господом…
На несколько минут повисла трагическая пауза. Дождавшись, когда все окончательно проникнутся, священник заговорил снова:
– Я буду краток. – Голос ван дер Граафа наполнился презрительной безразличностью. – Если шакалы повадились резать ваших ягнят, вам надо уничтожить всю их стаю, а не заключать с ними договоры. Вы не понимаете простых вещей, люди.
– Сильный старик… – шепотом прокомментировал фон Бюлов и сунул мне фляжку с коньяком. – Если кто-то и достучится до этих баранов, то только он.
– Так и было задумано… – Я быстро отхлебнул и опять прислушался.
Проповедник уверенно сыпал цитатами из Библии, даже заставлял некоторых генералов растолковывать их, словом, виртуозно работал с аудиторией. Все постепенно сводилось к тому, что если кригсраад откажется поддержать наступление на филистимлян – то станет сборищем еретиков и богоотступников.
– Знайте, Господь не оставит вас в этом благом деле! – уже просто грохотал священник. – И, видя ваше неверие, он явил знамение…
– Гм… – Я хмыкнул. – Кажется, близится мой выход.
– Что? – не понял Пауль. – Какое знамение?
– Не спеши…
– Все вы знаете нашего брата Михаэля Игла, пожертвовавшего собой ради победы Республик… – Коос ван дер Грааф сделал трагическую паузу.
– Да, его доблесть и героическая жертва несомненны, – явно подыграл проповеднику Бота. – Но при чем здесь он?
– Не спеши, сын мой! – торжественно провозгласил ван дер Грааф. – Терпение и еще раз терпение.
– Герр Игл, – из двери показалась лохматая голова одного из помощников священника, – прошу вас.
«Вперед, Мишаня… – скомандовал я сам себе, снял шляпу, перекрестился и переступил порог. – Пора явить знамение воочию…»
– Господь явил свою волю нам, сохранив жизнь этому достойному мужу, – прозвучали эхом слова проповедника, комментируя мой выход. – Но пусть он сам все скажет.
Я медленно обвел взглядом честно́е собрание. М-да… Буры есть буры. Явление живого мертвеца если и потрясло их в какой-то степени, то внешне это никак не отразилось. Хотя нет, глазенки-то полны изумления.
В комнате повисла мертвая тишина, нарушаемая только писком возящихся в углу мышей и бурчанием в чьем-то животе.
– Фельдкорнет Михаэль Игл, – коротко представился я и четко кивнул, щелкнув каблуками.
Первым справился с собой председательствующий на кригсрааде, убеленный сединами фельдкорнет от дистрикта Якобсдаль, Питер Якобсон.
– Несомненно, мы рады, что этот достойный человек остался жив, – отчеканил он. – Но какое отношение он имеет к обсуждаемому нами вопросу?
– Господь даровал сему чаду жизнь, – резко ответил Коос ван дер Грааф, – чтобы он вразумил вас. Говори, Михаэль.
– Да, пусть говорит! – выкрикнул Бота.
– Пусть скажет! – поддержали его Смэтс и Фронеманн.
Возражающих на кригсрааде не нашлось. А вот Жубер вел себя довольно странно: он потерянно водил взглядом по сторонам, будто не мог понять, где находится; казалось, старик что-то хочет сказать, но ни одного слова так и не промолвил.
Я на него не обратил особого внимания, потому что был полностью поглощен предстоящей речью.
– Уважаемое собрание, – собравшись с духом, тихо и проникновенно начал я. – То, что случилось в Дурбане…
Но фразу так и не закончил.
– Господь!.. Он… Он… – неожиданно вскочив с места и воздев руку к потолку, громко прохрипел Жубер. – Он все видит… знает…
Старик замолчал, обвел кригсраад невидящим взглядом и вдруг повалился навзничь. Все недоуменно на него уставились, даже не делая попыток помочь.
– Твою же мать!.. – Я первым пришел в себя. – Доктора сюда! Позовите кто-нибудь врача!
Через несколько минут прибежал фон Ранненкампф с санитаром. Он властно разогнал всех по углам, склонился над телом старика и, почти сразу же встав, покачал головой:
– Медицина здесь бессильна. Он мертв. Сильнейший удар…
Наступила мертвая тишина. И первым ее нарушил Коос ван дер Грааф.
– Еще кто-нибудь станет сомневаться в воле Господа?.. – зловеще проскрипел проповедник.
Далее последовало несколько знаковых событий. Стремительно последовало. С небольшим перевесом в голосах генерал-коммандантом был выбран Луис Бота, затем, уже с подавляющим преимуществом, выборные поддержали план наступления, а я мало того что впервые в истории стал первым иностранцем, выбранным делегатом в кригсраад, так еще стал и коммандантом. То бишь командиром отдельного коммандо, коим стал мой батальон. Короче – где-то уровень полковника. Растем, едрена вошь!
В общем, все сладилось. Хотя Жубера жалко. Я думал, что матушка история уже пощадила его. Ан нет. Однако интересная тенденция получается. Наворотил я здесь порядочно, события реальной истории стали с ног на голову, но… Но, несмотря на это, исторические персонажи этой войны уходят из мира сего так же, как и было в реальной истории. Разве что с некоторой отсрочкой. Ну да ладно. А вот теперь нам предстоит много работы. Очень много. Для начала…
Я не спеша зашел в палатку к угрюмому дойчу.
– Пауль…
– Ну и?.. Отказались? – недовольно скривился он.
– Почему? Твой план наступления безоговорочно принят, – наигранно безразлично пожал я плечами. – Жубер скоропостижно скончался, прямо на кригсрааде, его место занял Бота. Да какого хрена ты таращишься на меня? Я тебе что, лгать буду?
– Да?.. – Немец выглядел немного растерянным. Но быстро справился с собой и заорал на адъютантов: – Чего стоим? Разослать посыльных! Собирайте всех для командно-штабных учений. Живо, живо!
Вот таким он мне больше нравится. Gut, Genosse Paul! Sehr gut![11]
А на штабном совещании я переругался едва ли не со всеми бурскими генералами и коммандантами. Как и с Паулем. Впрочем, и помириться успел тоже. Военные гении, черт бы вас побрал… Но в планы наступления несколько важных поправок все-таки внес.
Уже глубоко вечером, вконец умаявшись, сидел у костерка, дымил сигарой и, прихлебывая кофе с коньяком, просто глазел на бездонное небо, усеянное мириадами сверкающих звезд. Завтра опять много работы, а сейчас – пошло все в задницу. Новоиспеченный коммандант Игл будет обдумывать письмо своей женушке. Значит, так. «Дорогая»… нет… «милая» будет лучше. «Милая Пенни, я»… Или «любимая»?..