Я всегда скучала по своему отцу. Иногда мне удавалось это скрывать. Но часто я смотрела на человека в парке, играющего в футбол со своими двумя детьми. Доро постоянно жаловалась, как отец порой раздражает ее. Я слушала песню, читала книгу или просто смотрела на небо, и тоска по нему возникала снова и снова. Почему он не захотел общаться со мной, а может быть, он даже не знал о моем существовании, и почему мама чертовски не любила говорить о нем? Семья не была полной без отца, она об этом знала. Я была деревом с одним корнем, и, вероятно, только благодаря сильному характеру непоколебима. Но из-за своего молчания мама отдалилась не только от моего отца, но и от бабушки, дедушки, тети, дяди с его стороны. Поскольку она была единственным ребенком в семье, как и я, она поссорилась со своими родителями, и мы почти не виделись с ними. Бабушка Бин и дедушка Людвиг, вероятно, были так же расстроены, как и я, но они не были готовы обсуждать парня, от которого их дочь залетела, только окончив школу.
Проглатывая еду, я даже не чувствовала вкус, мысленно перебирая в голове всех мужчин, которых встречала здесь, в Исландии. Их было не так много.
Невысокий толстый мужчина с короткой стрижкой, рассказавший Карлссону о саботаже в здании, маме определенно не нравился. По крайней мере, я на это надеялась. Но светловолосый викинг, починивший экскаватор, выглядел неплохо. Водителю Карлссона тоже должно быть около сорока. Но его бледная, покрытая пятнами кожа выглядела так жутко, что я запретила себе даже думать о нем как о своем отце. А сам Карлссон… У него были темные глаза, как и у мамы. Таким образом, биологически крайне маловероятно, что эта связь приведет к появлению голубоглазого ребенка. Но поскольку недавно некоторые законы природы были опровергнуты, я не могла полностью исключить это. В конце концов я успокоилась, сказав, что заметила бы еще в аэропорту, если бы они были знакомы задолго до нашего приезда.
Мужчина вез в кафе пожилую женщину в инвалидной коляске. За ними запрыгнула крохотная собачка. Сколько лет было этому человеку? Освещение в столовой было очень тусклым. Я могла только сказать, что он был одет в пиджак цвета красного вина и что его волосы были довольно редкими.
Прекрати сейчас же! Нельзя искать своего потенциального отца в каждом мужчине средних лет, которого встречаешь здесь. Самый простой способ – высказать маме свои подозрения. Но я не ожидала, что она скажет мне правду, и не знала, как и когда поднять этот вопрос.
– Прием! Земля вызывает Фэй! – мама помахала салфеткой перед моим лицом.
– Что? – удивленно спросила я. Я настолько задумалась, что даже не заметила, что мама нарушила молчание.
– Я спросила тебя, слышала ли ты что-нибудь о взломе в музее.
Я кивнула.
– Когда мы с Лилией проходили мимо, там был полицейский.
– Кажется, сегодня здесь много чего произошло.
Ха-ха! Я прекрасно знала, что она дразнила меня из-за так называемого грабителя.
– Мэр был вне себя, – продолжала мама. – Судя по всему, этот молот привлекал посетителей, потому что он предположительно принадлежал богу Тору. Вор, должно быть, какой-то сумасшедший коллекционер. Что вообще можно сделать с этим молотком?
– Сровнять горы? – предложила я.
Мама рассмеялась, но от мысли о том, что такое мощное оружие может сделать в чужих руках, у меня побежали мурашки по коже. И поэтому я не была в восторге, когда маме в диспетчерском пункте такси сказали, что все машины уже в пути, и теперь нам пришлось идти обратно пешком в такую темень.
Когда мы миновали ратушу, из нее только что вышел мужчина с рыжими волосами и щетиной на лице. На нем были резиновые сапоги, кожанка и жесткая фланелевая рубашка.
– О нет! Мэр! – Мама хотела спрятаться за машиной, но к тому времени он ее уже заметил.
Глава 27
– Ах! Наш архитектор. Как приятно встретиться здесь! – крикнул мужчина. Он поспешил к нам и так сильно хлопнул маму по плечу, что у нее подкосились колени. – Я еще не говорил, но у тебя очень красивая дочь, – он подмигнул сначала маме, потом мне. – Вы двое собираетесь на вечернюю прогулку по нашему прекрасному городу? Со зданием, которое ты задумала, мы превратим горячий источник на поляне в золотой источник, – он радостно потер руки.
Это был мэр! Я подавила смешок. Я представляла, что он выглядит совершенно иначе. Не как фермер, или рыбак, или деревенский дурачок, а больше как Карлссон.
– У тебя найдется время для меня в следующие несколько дней? Сегодня в полдень я хотел поговорить о церемонии на выходных, но эта проклятая изгородь совершенно сбила меня с толку. К счастью, сейчас ее уже нет. Я запланировал небольшое выступление, старики и детский хор будут петь народные песни. Несколько слов скажет Элрик, председатель ассоциации отелей и представитель ассоциации туризма.
– Ты не боишься, что мероприятие будет сорвано? От меня не ускользнуло, что у населения есть довольно большие сомнения по поводу этого проекта.
– Ой! Это лишь небольшая часть прошлого. Отель – это благо для нашего региона. Я уже вижу, как сюда подъезжают автобусы с туристами. Нам абсолютно необходимо больше парковочных мест. Вик и его несколько паршивых свалок скоро можно будет убрать. Их мэр думает, что для прогресса им не нужно закрываться. В отличие от меня… – дерзко сказал он, после чего насмешливо фыркнул. В то время как мэр с красными щеками и сияющими глазами представил моей матери свое видение Киркьювика как нового туристического магнита, мама поникла. Было очевидно, что она хотела от него избавиться.
– Уф, дай ему только начать… – сказала она, когда через несколько минут он сел в свой пикап и уехал. – Кроме того, Дагоберт Дак ничего против него не имеет, – она выглядела измученной.
Мы продолжали идти. Наше дыхание рисовало белые облака в ледяном воздухе. Невероятно, как холодно в этой стране! Я потерла руки. Был только конец октября. За несколько дней до того, как мы прилетели сюда, я сидела с Доро в джинсах, футболке и конверсах в Английском саду и строила планы на дальнейшие проекты. Кажется, прошла уже целая вечность. Интересно, нашли ли травку перед полицейским участком? Я даже забыла о ней, о Лиаме тоже думала все меньше и меньше.
Что-то пролетело над нашими головами. Я посмотрела вверх. В рассеянном свете уличных фонарей я увидела силуэт кружащегося над нами черного ворона.
– Иногда мне интересно, какой была бы моя жизнь, если бы в какой-то момент я приняла другое решение, – внезапно сказала мама.
Я озадаченно на нее посмотрела. Никогда не слышала от нее ничего подобного.
– Что ты имеешь в виду?
Мама кивнула в сторону освещенного окна. Женщина сидела за пианино и играла. Звук доносился до нас, но был приглушенным.
– Если бы я не перестала играть на пианино в одиннадцать, я могла бы стать пианисткой и готовилась бы сейчас к следующему выступлению где-нибудь за границей.
– Ты была настолько хороша?
– Нет. Это был просто пример, – нетерпеливо ответила она. – Разве ты сама не думаешь об этом?
– Мам, мне и восемнадцати нет! Что я могла бы сделать по-другому?
Что ж, может, мне и правда стоило с первого года учебы проявить немного больше внимания к математике. Тогда бы у меня не было бы таких проблем. И мне никогда не следовало писать Бьерну Бюттнеру это глупое любовное письмо. Я была так смущена тем, что написала, что даже сейчас, пять лет спустя, краснею, если он просто смотрит в мою сторону. Но у меня не было такого события, которое бы действительно изменило мою жизнь до окончания школы.
Что могло заставить Арона бросить образование? Он не мог просто существовать всю оставшуюся жизнь на деньги дяди, то и дело бегать по делам или возить его…
Мама скривилась и приложила пальцы к вискам.
– У тебя снова болит голова? – спросила я.
Она кивнула.
– А таблетки не помогают. Видимо, мне тяжело переносить постоянные перемены погоды.
– У тебя болела голова тогда, когда ты была здесь? – я воспользовалась ее же мудростью, чтобы наконец вернуться к теме выпускной поездки.
Мама покачала головой.
– Я не знаю. Но, как ни странно, я все равно почти ничего не могу вспомнить. И того, что я помню, похоже, здесь нет. Например, я думала, что я была в маленькой деревне, где было кафе под названием «Медоносная пчела», которое принадлежало очень маленькому человеку, чье лицо было похоже на грецкий орех. Рядом был водопад, вода которого сияла всеми цветами радуги.
– Может быть, тебе это приснилось?
– Да. Наверное, так оно и есть, – мама вздохнула. – Или это было в кино. Я даже представляю этого мальчика. У него светлые волосы, он носит льняную рубашку, слаксы и кожаные сапоги до колен.
– Похоже на Робин Гуда. Или на любой другой фильм по сказке, – мама была в странном настроении с тех пор, как мы прилетели сюда.
Незадолго до того, как мы покинули город, к нам поспешили двое демонстрантов и передали маме листовку. Они отличались от тех, с которыми мы с Лилей познакомились сегодня днем.
– Если тебе небезразличны эльфы, присоединяйся! – сказал толстый мужчина.
– Ты с ума сошел? – прошипела его подружка. – Это архитектор из Германии, – она выхватила листовку из рук моей матери. Я попыталась прочитать, что там написано, но не успела.
Мама шла с грустным выражением лица.
Мне стало ее жалко. Она просто делала свою работу. И как я уже сказала Гюнтеру – если она этого не сделает, то сделает кто-то другой. Я также была уверена, что здание гостиницы на поляне ее тоже не особо устраивает. В конце концов, мама была большой поклонницей Сезара Манрике, испанского художника, и его видения метода строительства, близкого к природе – у нее, вероятно, было десять иллюстрированных книг о нем и его архитектуре. Она предложила Карлссону разработать план, который позволил бы дереву существовать, и убедила его построить подземную автостоянку, чтобы парковка не испортила пейзаж.
Тем временем мы покинули деревню и оказались на узкой грунтовой дороге, которая пропадала в холмах. Меня раздражало, что такси не было, потому что, хоть со мной и была мама, я боялась темноты, поглощающей свет вокруг нас. Были бы на небе хотя бы звезды или луна, но ничего… Над нами все было черным.