– Остановите здесь. – Галя протягивает таксисту деньги и выбирается на тротуар возле ателье.
Морозный воздух приносит мимолетное облегчение, хотя удушье уже прошло. Когда она одевалась, то едва не потеряла сознание в спальне, а потом неожиданно стало легче. Остался лишь жар, расползающийся по телу.
Нога скользит, и Галя проворно ловит равновесие. С таким гололедом не спасают даже сапоги на резиновой подошве. Эта зима за первую неделю побила все рекорды предыдущих лет.
Галина тянет на себя дверь ателье и со щемящей болью в сердце заходит внутрь под звон колокольчиков. Медленно стягивает с рук белые перчатки, осматривая помещение.
А ведь она скучает по их совместной работе со Златой. Подумать только! Галя всю жизнь мечтала работать с отцом, а теперь тоскует по прошлому, хотя еще не прошло и двух дней с того момента, как она присоединилась к Арсению.
– Злата!
В ответ пугающая тишина. На вешалке висит норковая шуба Златы. Стол привычно завален тканями, только атласная золотая валяется на полу. Галя подбирает ее и еще раз подозрительно оглядывает притихшее ателье.
– Ау!
Она набирает мобильный Златы и тут же вздрагивает от звонка, который доносится из ее сумочки, брошенной на стуле. Галя сбрасывает вызов и нервно расстегивает верхние пуговицы зимнего пальто. Становится еще жарче, чем пару минут назад, и до сих пор легкое беспокойство теперь превращается в панику. Злата не ушла. На такой мороз без шубы не выйдешь. Она здесь. Но почему молчит?
Взгляд цепляется за приоткрытую дверь в чулан. Они редко им пользовались, потому что нет нужды хранить ткани в подсобке, если в ателье кроме них никто не заходил. Поэтому в основном зале царил бардак, а в чулане копилась пыль. Но сейчас обычно запертая дверь открыта…
– Злата, если ты решила меня разыграть, у тебя получилось. Я сдаюсь!
Галя подходит к двери и с силой тянет на себя. Она распахивается, дневной свет из окон освещает чулан и висящий по центру предмет.
Сначала Галина замечает ноги в знакомых сапогах. Так далеко от пола. Под ними валяется на боку обиженная табуретка. А затем взгляд скользит выше, по стройному телу, по синему лицу и затянутой на шее петле…
Галя отшатывается и падает на пол. А затем истошно кричит.
Алекса наконец замолкает. Сидит, как статуэтка, чинно сложив руки на коленях. Глаза закрыты и только длинные ресницы трепещут на бледных щеках. Даня хмурится и неожиданно для себя берет ее за руку. Алекса удивленно распахивает глаза.
– Ты не виновата, что я возвел тебя в ранг святой, – он криво улыбается. – Всем прекрасно известно, что не стоит верить фотографиям, особенно тем, которые публикуют в Интернете. Но ведь так хочется поверить, что хоть для кого-то возможна красивая жизнь.
Алекса облегченно улыбается и снова всхлипывает:
– Спасибо, – шепчет она. – Прости, что обманывала. И за то, что нагрубила. Я порой забываюсь. Я очень боялась, что если ты узнаешь меня настоящую, то разочаруешься.
– Быть настоящей не значит быть плохой. Современный мир диктует нам правила, по которым нам якобы надо жить. Но если ты не вписываешься, это не значит, что ты – какая-то не такая. Ты просто другая. – Даня заставляет себя улыбнуться, а перед глазами летят фотографии Александры из ее ленты. Это все ложь. Ложь, ложь… – Мне больно, что девушки, которую я любил, не существует. Но зато я узнал тебя – девушку, которой не надо красить ресницы, потому что они у нее и так чернее ночи.
Александра прыскает от смеха и тут же начинает плакать. То ли от радости, то ли от горечи. Но эмоции выходят из нее короткими всхлипами, постепенно опустошая.
Даня отпускает ее руку и потирает висок. Он вдруг лишился цели. А сердце ноет гораздо сильнее, чем когда Алекса призналась, что не любит его.
У нее звонит мобильный, и она быстро вытирает покрасневшие глаза:
– Галя звонит. У меня не сильно голос зареванный?
Даня оглядывает ее распухший нос и пятнистые щеки:
– Нет. Если что, скажешь, что чистила лук.
Она смеется, и он улыбается в ответ. Что ж, зато теперь он больше не нервничает рядом с ней.
– Алло, Галочка. Ты уже соскучилась? – бодрым тоном произносит Алекса в трубку.
Буквально за секунду ее лицо меняется. Оно сереет, теряея остатки румянца, и возникает чувство, что еще чуть-чуть – и Александра рассыплется в прах.
– Галя? – тихо переспрашивает она и молча выслушивает ответ.
Ее рука с мобильным медленно опускается на колени. Даня замирает в ожидании.
– Злата… – шепчет она и встречается с ним взглядом, – Злата мертва.
Глава 40Подвешенная бабочка
Мир замедлился. Галя сидит на своей кровати. В руках лента, которой Злата связывала ее руки. Странно. Где она? И почему смежная комната выглядит такой опустевшей?
Галина устало потягивается, но боль в правой части тела никуда не уходит. Такое чувство, что ей отрубили руку, затем ногу, а потом отрезали половину туловища, и теперь от нее осталась лишь часть.
За окном снова метель. Пока Галя стояла на улице после допроса и ждала Арсения, снежинки так медленно кружились в воздухе и оседали на лице. Она пыталась ловить их губами, но они таяли быстрее, чем касались языка.
А потом пришел Арсений и увез ее домой. Странно, но она не может вспомнить, о чем ее спрашивали.
Перед Галей вдруг возникает лицо Саши. Она плакала? Лицо опухшее – совсем не похоже на нее. Может быть, поругалась с Даней? Странно. Ее губы медленно двигаются, но Галя ничего не слышит. Она напрягает слух, и вскоре долетают звуки, словно они находятся под водой:
– Галочка, пойдем вниз, тебе надо поесть. Пошли.
Галя послушно берет ее за руку и спускается на первый этаж. Может, если она будет слушаться, Саша перестанет плакать?
На кухне Арсений и Клим. Арсений выглядит так, будто его переехал трамвай. Чуть погодя приходит Даня, и Галина улыбается ему, но в ответ он почему-то понуро опускает голову.
– Чем ты ее накачала? – Клим сидит за столом в обнимку с бутылкой водки, но перед ним две рюмки. Одну из них забирает Сеня, как только они наполняются.
Ах, мальчики, мальчики! Как можно злоупотреблять спиртным?
– Это не я, – огрызается Алекса. – Сеня уже привез ее такой.
– Ей в скорой сделали укол успокоительного, – объясняет Арсений. – Иначе у нее случился бы нервный срыв. Лекарство притупляет чувства, но ненадолго… – Его голос обрывается.
Какие странные они ведут разговоры.
– Галочка, вот, поешь. Я сварила свежую кашу. – Алекса ставит перед ней тарелку с манкой, слипшейся в комочки.
Галя снова улыбается, но сказать «спасибо» не получается. Язык как ватный, не слушается. Она смущенно пожимает плечами и засовывает в рот ложку с горячей кашей, несоленой, несладкой. И все же вкусно.
– А она нас понимает? – уточняет Даниил. Его беспокойный взгляд смущает. Не смотри, не смотри так… Галя отворачивается.
– Кажется, не совсем. Дико видеть ее такой. – Клим трет красные глаза и опрокидывает рюмку в рот. Морщится, но ничем не закусывает, будто так и надо.
– Дико видеть ее рыдающей. Я думал, сойду с ума от того, что увидел, когда приехал в ателье. Галя… и Злата… – Арсений выпивает водку и тут же со злобой ставит рюмку на стол. – Господи, она висела там… такая маленькая. Господи! – У него из груди вырывается стон.
– Сеня… – Алекса всхлипывает и обнимает его, зарываясь лицом в грудь.
Галя непонимающе пялится на сестру с братом. Что происходит?
– Наверное, я лучше отведу Галю в спальню и покормлю ее там, – вдруг вскакивает Даня.
– Ага, брат, уведи ее. Ей лучше вообще лечь спать, – поддакивает Клим.
Увести? Она что, маленькая? Галя со звоном кидает ложку в тарелку. Обводит семью недовольным взглядом. Что случилось? Где Злата? Сердце бьется быстрее. Язык до сих пор не слушается. Галя дышит глубоко и часто и не сразу понимает, что Даня подхватил ее под руку. Перед глазами плывут предметы, а голоса вновь звучат где-то далеко. Она будто проваливается под лед, и лица родных уплывают вдаль, оставляя ее в холодном одиночестве. А потом ослепляющая боль бьет по глазам, и Галя снова видит сестру. Такую хрупкую и прекрасную, как бабочка. Яркая бабочка, которую повесили в чулане их маленького ателье.
И ужас захватывает Галину в плен, замуровывает в коконе боли. А перед глазами бегут кривые строки из предсмертной записки Златы.
«Мне так жаль… Это я во всем виновата. Я не думала, что он погибнет. Мне хотелось показать, что он такой же слабый человек, как и мы, но… все вышло из-под контроля. Мне так жаль. Я больше не могу жить с этой виной. Люблю вас. Простите. Злата».
И она качается в петле. Как маятник, раскачивается перед взором Галины. Туда-сюда, туда-сюда. До конца жизни это видение будет ее преследовать. До тех пор, пока она либо не привыкнет к нему, либо не сойдет с ума.
Глава 41Партия в шахматы с мертвецом
В доме на горе теперь живут мертвецы. Их четверо: Лизонька, Святослава, Леонид и Злата.
Эти два предложения Алекса бормочет, не переставая. Как только Галина упала в обморок и Даня отнес ее в спальню, а потом еще потратил больше часа, чтобы успокоить и усыпить пришедшую в себя девушку, Алекса словно сошла с ума.
Она заперлась в спальне, и в глухой тишине Даня различает страшные слова, которые она не перестает повторять за дверью. Клементий и Арсений тоже разошлись по разным углам, как раненные волки, – зализывать раны.
Дане ничего не осталось, кроме как тоже спрятаться у себя и попытаться осознать, что произошло. Злата мертва. Повесилась в ателье, оставив записку, в которой призналась, что убила отца. Полиция провела обыск и в ателье, и у нее в комнате. Кажется, они что-то нашли, но кроме Арсения никто не знает, что именно.
Даня устало падает на кровать, так и не включив свет. И, наконец, позволяет мысли, которая с самого утра подтачивала мозг, вырваться на свободу.