– Понимаю, – тихо произносит она. Ложится на спину и безучастно смотрит в потолок. – Знаешь, папы нет чуть больше недели. А я уже безумно скучаю. Хотя он часто бесил меня своими запретами и указами, но он был рядом. Почему люди устроены так по-дурацки, что начинают ценить, лишь потеряв? – Она порывисто закрывает лицо ладонями и всхлипывает.
Даня сидит истуканом. Снова слезы. Может, принести еще какао? Но она еще то не допила… Печенье? Шоколад?
Алекса громко вздыхает и вытирает слезы. Опять усаживается на кровати и натянуто улыбается:
– Расскажи мне про свою семью.
– Да что рассказывать… – Он поднимается на ноги и нервно прохаживается по комнате. – Полгода назад родители продали наш семейный магазин декора для дома и отправились путешествовать. Так что этот Новый год я впервые встречу один.
– Вот так? Просто взяли и уехали? – удивляется Алекса.
Даня замирает возле окна. По дороге медленно ползет трактор-снегоуборщик, а снег все продолжает валить. Еще пару таких дней, и никакая техника не справится.
– Ну, они давно мечтали о путешествии, но никак не могли решиться. Мы регулярно созваниваемся по скайпу. Сейчас они в Таиланде, а в феврале хотят отправиться во Вьетнам.
– Могли бы и тебя взять. Я мало путешествовала в жизни, если не считать поездок в Москву. Отец боялся меня отпускать.
Даня истерически смеется:
– Н…нет, я сам не захотел. Впервые за долгие годы я свободен. Да и им хорошо. Моя мама, она… – он поворачивается к Алексе и на секунду запинается, – она немного похожа на твоего отца. Глава семьи, очень сильная женщина. Всегда решала все за отца и… за меня. – Он хмурится. – Мама говорит, что я талантлив, но мне предстоит еще многому научиться, прежде чем стать настоящим художником, картины которого будут висеть в галереях.
Алекса задумчиво разглядывает свою одежду, которая принадлежала его матери:
– Кажется, я тебя понимаю. Прекрасно знаю эту фразу: ты – хорошая девочка, но… И это «но» как зубная боль.
– Ну, слава богу, мне не говорили, что я – хорошая девочка, а то бы я этого не вынес, – смеется Даня, и Алекса задорно улыбается:
– Возможно, это и хорошо. – Она забавно морщит нос. – Раз твои родные не в городе, они не станут возражать, если я украду тебя на пару дней.
– Тогда мне стоит взять отпуск на пару недель.
– А где ты работаешь?
Даня смущенно пожимает плечами:
– Преподаю рисование детям в школе искусств.
– И тебе предоставят отпуск? Так легко? – Алекса снова обнимает колени.
Странно, но она не может лежать спокойно. Как юла – вечно вертится. То ляжет на спину, то сядет. Если бы не раненые ступни, Алекса бы исходила всю комнату. И это ему нравится. Ему все в ней нравится. До безумия. Что пугает…
– Да, у меня хорошие отношения с директором. Если ты хочешь, чтобы я был с тобой, я сделаю это. Ради тебя.
Алекса энергично вскакивает на колени и протягивает к нему руки:
– О, Даня, ты такой славный! Правда круто? Мы знакомы всего день, а уже лучшие друзья.
Друзья… Это слово колкой иглой отзывается в сердце.
– Алекса, я н…не… – Он умолкает и переводит дыхание. – Не совсем понимаю, почему ты не хочешь рассказать все п…полиции, но я на твоей стороне. Только я хочу, чтобы ты понимала, что мой дар вряд ли п…поможет. Я не мог…гу его контрол…лировать, – последняя фраза далась тяжелее всех.
Ложь, ложь. Все равно ложь. Как ее ни называй. Замаскированная правда. Полуправда. Все равно это ложь!
– Даня, – Алекса мягко улыбается, – это совсем не важно. Главное, будь рядом. Потому что, – она вздыхает, и ее улыбка тает, – я совсем одна.
Глава 8Дерзкий плод воображения
Он зарекался приходить сюда снова. Вчера, позавчера, позапозавчера… Каждое утро Клим говорил себе, что не вернется в «Снежный барс». Старое здание, которое лет десять назад выкупили и превратили в современный ночной клуб.
Но сегодня Клим сдался.
Неоновая вывеска в темноте режет глаза фиолетовым лучом. Охрана на входе мимолетно кивает ему, когда он проходит внутрь, и от этого приветствия на душе становится еще хуже. Танцпол заполнен колышущейся толпой. Молодые, пьяные, веселые – все дергаются под музыку. К барной стойке не подступиться. Дым-машины пускают туманные струи, заполоняя легкие. В «Снежном барсе» смешались прованс и лофт, но, видимо, дизайнеру было наплевать на это, как и всем присутствующим. Их интересуют только басы, рвущиеся из огромных колонок, расставленных по периметру, и алкоголь.
Он бывал здесь и раньше. Обычно брезгливо морщился и уходил. Но однажды познакомился с Ди. Горячая штучка в мини-юбке и чулках. Слишком вульгарная, вызывающая – в обычный день Клим не обратил бы на нее внимания, но в тот вечер он повздорил с отцом и ему была необходима разрядка. Любая. Подошла даже такая, как Ди. Он до сих пор помнил ее сожженные осветлителем платиновые волосы и голубые глаза с жирными черными стрелками.
По сути, они провели вместе всего одну ночь. Но в эту ночь она окунула его в мир, который поглощает без остатка. И исчезла. Порой, когда Клим до чертиков напивается, ему кажется, что он снова видит Ди. Но это просто иллюзия. Возможно, ее никогда и не существовало. Но лучше считать, что Ди просто его кинула, чем записать себя в шизофреники.
Клим проходит по верхнему балкону, опасаясь спускаться в море живых тел – есть шанс оттуда не выбраться. Сворачивает направо, вниз по узкой винтовой лестнице, и останавливается перед черной дубовой дверью, недавно заново выкрашенной в еще более глубокий цвет.
Три удара кулаком в дверь, и посередине отодвигается узкая решетка. На Клима смотрят стеклянные глаза с полопавшимися сосудами:
– Слушаю, – гнусавит мужчина за дверью.
– Красное полусладкое и блю чиз, – надменно произносит Клим.
Решетка захлопывается, и открывается дверь, ведущая в мир запретных игр. Мир, который открывается с помощью незамысловатой фразы типичного мажора. Мир, из которого уже не вырваться.
Именно Ди познакомила его с рулеткой. Нет, он знал об этой игре и раньше, но до этого не чувствовал ее магнетизма.
Рулетка. Зеленое сукно, красные и черные ячейки, разноцветные фишки, пьянящая удача и обезоруживающее невезение.
Клим идет по темному коридору с мигающими лампами и попадает в овальный зал, где стоят столы с рулетками, а для VIP-персон есть закрытые кабинеты для игры в покер или любой другой забавы по вкусу.
Сегодня он обязательно выиграет, сегодня он…
Его хлопают по плечу с такой решительностью, что он забывает, как дышать. Клим замирает на месте, надеясь, что вышла ошибка, сейчас раздастся полупьяный смех и обознавшийся клиент игорного зала пройдет мимо, криво извинившись. Но подобного не происходит. Наоборот, молчание затягивается, и легкие начинают гореть. Клим шумно вздыхает и слышит смешок.
– Я уже думал, ты в обморок грохнешься. Пошли, тебя ждет Игнат.
Клим медленно оборачивается ко Льву. Главный вышибала Игната как всегда сверкает золотым зубом. Высоченный детина с добродушной улыбкой любит подколоть, рассказать анекдот и показушно нарезать яблоко здоровенным охотничьим ножом. Лысую голову обычно покрывает испарина, возле правого уха шрам, а глубоко посаженные карие глаза смотрят с хитринкой. С ним вполне можно дружить. При одном условии: если ты не задолжал Игнату. А Клим уже несколько месяцев числился в списках должников на первом месте.
– Я думал, у меня отсрочка. – Клим оттягивает ворот брендовой темно-синей рубашки с красным принтом, которую недавно купил на кредитку Арса.
– Она уже неделю как закончилась, – хмыкает Лев. – Но Игнат сделал поблажку. У тебя ведь батя помер.
– А если бы я не пришел сегодня? – Ладонь Льва с силой сжимает плечо Клима. – Я ведь мог не прийти. Или передумал бы и ушел. А ты не заметил…
– Эх, Клим. Вот вечно ты ерунду несешь. Игнат знал, что рано или поздно ты явишься. И с какой стати я должен подставляться, прикрывая твою задницу? В конце концов, платит-то мне Игнат. А с тобой мы всего лишь друзья.
Друг, которому можно перерезать горло.
Лев тащит Клима за собой. Обратно по коридору, на этот раз вверх по лестнице на второй этаж здания, где за шумоизолирующими стенами находится кабинет Игната. Клим уже бывал здесь, и в прошлый раз его сердце едва не остановилось. Теперь ситуация стала еще хуже. Отсрочка закончилась, а он не внес даже части долга.
Клим напряг мозг, стараясь припомнить сумму. Четыреста тысяч рублей? Нет… Кажется, около шестисот.
– Клементий!
Из-за стола встает Игнат с широченной улыбкой, за которой прячется холод и жестокость. О, это видно по мрачному взгляду, неизменному, несмотря на улыбку. Еще в первую их встречу Климу показалось, что перед ним полная противоположность Арсению. Высокий, худой, темноволосый. Наверное, Злата на словах обрисовала бы Игната горячим красавчиком. Такие мужчины вполне в ее вкусе.
Игнат впивается взглядом в Клима и медленно произносит, растягивая гласные:
– Мы тебя уже заждались. Ну что? Ты принес девятнадцать тысяч долларов?
– Что?!
Лев резко давит Климу на плечо, и он падает на вертящийся стул перед столом Игната.
– Было же шестьсот тысяч рублей? Когда…
– Когда, когда, – раздраженно повторяет Игнат и садится в мягкое кожаное кресло. Он не отводит глаз ни на секунду, поэтому Клим утыкается взглядом в дощатый пол, затем разглядывает стены, увешанные охотничьими трофеями. Голова дикого кабана, огромные рога лося. Эти мумифицированные животные наводят еще больше ужаса, чем сам Игнат. – Тогда, когда ты продолжил играть, вместо того чтобы вернуть долг, и зарылся еще глубже. А в долларах считать удобнее, знаешь ли. – И он снова фальшиво улыбается.
Клим мысленно ругается.
– Я… Ты ведь знаешь, у меня умер отец.
– О, да, прими мои соболезнования… – Взгляд Игната темнеет. – Я тоже потерял отца и мать. Говорят, только когда теряешь обоих родителей, становишься взрослым. Я повзрослел в семь лет. Тебе повезло больше. Сколько тебе?