– Двадцать семь, – сипит Клим.
Игнат откидывается в кресле. Длинными пальцами стучит по лакированной столешнице. Этот стук отзывается дробью в висках Клима, и он старается дышать глубоко, втягивая странную смесь дыма, меда и смолы. Черт, кажется, это парфюм Игната. Злата бы точно уже пищала от восторга.
– А может, не повезло, – фыркает Игнат и переглядывается со Львом, стоящим позади Клима. – Пять лет назад, в твоем возрасте, у меня было больше мозгов, чем у тебя, Клементий. О чем ты думал, когда снова сел за рулетку? – И он ударяет кулаком по столу, разрушая давящую тишину.
– Хотел отыграться.
– Отыграться? Клементий, в рулетке невозможно отыграться. Ты приходишь сюда и платишь за то, чтобы получить азарт, адреналин, иллюзию контроля. Но ты не выигрываешь. Никогда. Иначе мой бизнес давно бы рухнул, – хрипло смеется Игнат и причесывает густые волосы пятерней. – И сейчас ты должен мне девятнадцать тысяч долларов. А если будешь бесить меня тупыми ответами, я накину еще тысячу для красивого числа.
Клим молчит.
Игнат вновь растягивает узкие губы в улыбке и разочарованно качает головой:
– Ну? Что же ты молчишь? Самый шумный клиент – и вдруг стал молчуном. А перед девушками тот еще понторез. Как собираешься возвращать долг? – холодно уточняет он.
– Через полгода, – неуверенно начинает Клим. – Я вступлю в наследство и все верну.
– О как! В удобный момент твой отец умер, не так ли? А может, это ты ему помог?
Клима прошибает пот, и он стискивает кулаки:
– Не смей так говорить, – шипит он.
– А может, ты и меня на тот свет отправишь? – Игнат достает из ящика сигареты и прикуривает одну. Глубоко затягивается, выпускает облачко белесого дыма. – Если серьезно, Клим, мне плевать, кто из отпрысков Леонида Вольфа его грохнул, ты или твой братик с сестричками. – Он говорит тихо, словно уверен, что держит в руках целый мир. – Полгода я в любом случае ждать не собираюсь. У тебя срок до двадцатого декабря. И если ты не сделаешь мне подарок к Новому году, твою родню ждут еще одни похороны.
Глава 9«Поцелуй серафима»
Арсений закладывает руки за спину и подходит к окну. Вчера была метель, сегодня метель. Декабрь не просто рьяно отстаивает свои права, он не дает ни единого шанса на побег из зимы.
В кабинете до сих пор ощущается присутствие отца. В воздухе витает едва уловимый запах табака и дорогого одеколона. Аромат пропитал кожаное кресло, въелся в трещины на подлокотниках и сидении. Однотонные бежевые обои тоже пахнут отцом. Или так проявляется тоска?
Арсений поворачивается к столу и еще раз скользит взглядом по вещам, расставленным в идеальном порядке. Сейчас в любой мелочи он видит Леонида Вольфа. В центре ноутбук, по бокам от него в аккуратные стопки разложены документы. В углу кабинета принтер и сканер. И старое, затертое кресло, которое путешествовало с отцом из кабинета в кабинет, пока он строил свою империю.
– Даже после твоей смерти я боюсь здесь что-то менять… – Арсений пальцами касается ровных рядов книг на полках.
Стук в дверь эхом отзывается в груди.
– Войдите! – резко велит он и достает из кармана замученную пятирублевую монету. Вдох. Выдох. Вот так, уже спокойнее.
В кабинет входит она, впуская с собой аромат моря, и монета замирает в руках. Виктория Евгеньевна Гончарова. Не успел он познакомиться с одним следователем и пережить весь ужас допроса, как состоялась новая встреча. Он ничего не знает. Он ничего не хочет. Особенно говорить, что отец мертв. Вспоминать об этом. Думать.
– Добрый день, Арсений Леонидович! – Она делает два коротких шага и протягивает ладонь для рукопожатия. – Я ваш…
– Знаю, – обрывает Арсений и сжимает ее холодную руку. Рукопожатие оказывается весьма крепким для такой миниатюрной женщины. Темно-синяя форма смотрится на ней как чужая, а голубые глаза такие яркие. – Теперь вы ведете дело о смерти… отца, – снова приходится выговорить это непростое предложение.
Виктория порывисто проводит ладонью по рыжим волосам, собранным в пучок, и невольно отводит взгляд. Странно. Профиль следователя кажется Арсению знакомым. Словно давным-давно он уже ее видел. В толпе, мимолетно. Но почему чувство дежавю не покидает его? Неужели случайно увиденное лицо может врезаться в память, как наскальная живопись?
– Виктория Евгеньевна, мы с вами никогда раньше не встречались? – Жестом предлагает присесть возле стола, а сам садится в кресло отца. Пальцами стискивает подлокотники.
Глаза Виктории удивленно округляются:
– Нет.
И все. Продолжения не следует, будто и не надо. Арсений ежится.
– Слушаю вас, – холодно говорит он. – Я уже сообщил все, что знаю. Единственный свидетель гибели отца – моя сестра Александра. Я в этот момент находился внизу, в бильярдной, вместе с моим братом Клементием.
– Я ознакомилась с протоколами допросов, поэтому долго мучить не буду. – Она открывает дипломат и достает документы. – Пришел результат экспертизы на наркотики. Из заключения следует, что в крови вашего отца нашли феклицин.
– Что это? – Арсений выпрямляется в кресле и берет справку эксперта, но до него не доходит смысл этих слов.
– Сильнодействующее синтетическое вещество. Его еще называют «Поцелуй серафима». Он вызывает сильные галлюцинации, расстройство психики и депрессию, – равнодушно роняет Виктория.
– Его обнаружили в крови отца?
– Да, я так и сказала. Скажите, вы замечали изменения в поведении Леонида? Может, в последнее время он стал более раздражительным, осунулся, страдал бессонницей и беспричинными приступами агрессии?
От непроницаемого лица Виктории становится только хуже. Перед глазами прыгают красные круги, а воздух нестерпимо сух. Арсений отбрасывает документ и подходит к окну, распахивая створки. Морозный ветер обжигает кожу, но на мгновение ему становится легче.
Перед глазами возвышаются горы с укатанными трассами для лыжников. Отсюда люди кажутся муравьями, которые с помощью подъемников взбираются на гору, чтобы почти сразу съехать вниз. И сейчас Арсений не отказался бы быть среди них, подальше от Виктории, один лишь вид которой будоражит в нем страшные воспоминания о прошлом, и ее диких вопросов, слетающих с красных, как яблоко, губ.
– Нет, – отвечает он и садится обратно, но окно оставляет раскрытым.
Виктория не делает ни единого замечания, даже когда ветер задувает внутрь снежинки.
– Мой отец – бизнесмен до мозга костей. Он никогда не позволил бы себе потерять контроль над собственным разумом. Он не курил и не злоупотреблял спиртным, а вы говорите о каких-то галлюциногенах? – Арсений упирается локтями о стол и буравит Викторию взглядом. Сердце глухо колотится в груди, лицо до сих пор горит, хотя холодный воздух треплет занавески.
– Не злоупотреблял, – кивает Виктория и складывает документы обратно в портфель. – Но иногда хочется расслабиться. Поймите, мне важно знать, был ваш отец наркоманом или нет. Потому что если нет, – она выдерживает паузу, – это будет означать, что его убили.
– Убили, – эхом повторяет Арсений. – Впрочем, я не верил в его самоубийство. Он слишком любил жизнь. Но если ему подсыпали фек… этот ваш «Поцелуй серафима», почему он выбросился из окна? Разве это не должно было только спровоцировать галлюцинации?..
– Должно и спровоцировало. Но доза была летальной. Скажем так, тот, кто подсыпал феклицин вашему отцу, надеялся не только на его смерть. «Поцелуй серафима» вызывает у человека сильнейшие галлюцинации и агрессию. Он мог убить кого-то из вас. Но вместо этого решил покончить с собой. Очень сложно предугадать, как на человека повлияет галлюциноген. В любом случае, если бы он не выбросился, то вскоре умер бы от передозировки. – Виктория говорит рублено, словно каждое ее слово – это вызов всему миру. – Раз вы ничего не знаете, то когда я смогу встретиться с вашей сестрой Александрой?
Арсений отрывает взгляд от сцепленных рук:
– Ее сейчас нет в городе, она уехала к матери, – без запинки произносит он.
Виктория склоняет голову набок, будто так ей удобнее разглядывать Арсения. Он что, чертов экспонат?! С предыдущим следователем было намного комфортнее.
– Я правильно поняла: у вас разные матери?
– Да. Ее мать – Минами, она живет и работает в Москве.
Виктория вскидывает левую бровь, ожидая продолжения, и Арсений неохотно договаривает:
– Отец женился на ней спустя пару лет после смерти моей матери. Минами родила Лекси, но брак не сложился, и год спустя они развелись.
– А почему Александра не осталась с матерью?
– Потому что мой отец – Леонид Вольф! – отрезает Арсений. – Не понимаю, какое это имеет отношение к делу? Если вы закончили, то прошу вас уйти. У меня много работы.
Виктория снова кивает. Черт, почему это так раздражает? Она точно кукла, ее ничем не вывести из себя, в то время как он уже кипит от злости.
– Да, после смерти вашего отца у вас и правда много работы… – Она встает.
– На что вы намекаете?
Впервые Виктория улыбается. Криво. Недобро.
– Ни на что. – Она достает из кармана визитку и кладет на край стола. – Передайте вашей сестре, чтобы она позвонила, когда вернется. А я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти убийцу.
Отчего-то ее обещание звучит как неприкрытая угроза.
Глава 10Тайные связи
Виктория выходит из кабинета Арсения. В смежной комнате сидит его секретарша, довольно необычная дама в возрасте и круглых очках. Она начинает нервно стучать по клавиатуре, как только открывается дверь начальника. Но при виде Виктории тут же расслабляется и блаженно отпивает кофе, терпкий запах которого насыщает воздух.
Виктория пронзает ее суровым взглядом и снимает с вешалки темно-синее пальто. Вскользь замечает, что пальцы дрожат. Она поспешно сжимает кулаки несколько раз, но дрожь не уходит.
– Вам надо пожевать пижму, – громко замечает секретарша.
Ее мышиного цвета волосы закручены в старомодную бабетту, и, судя по тому, как секретарша косится в сторону большого зеркала, она тратит на эту прическу немало времени по утрам.