107-120]. Цифровые технологии – мощный инструмент формирования новой правовой культуры. Это мощный инструмент, но неоднозначный.
«Чем более явной будет угроза… общественной безопасности, тем больше шансов, что даже в демократических обществах будут расширяться методы и формы цензуры,… которая может быть доверена алгоритмам или, не дай бог, какой-то специальной организации» [Грозовский 2020].
При этом такая цензура будет чисто информационной только на первый взгляд – она неизбежно будет ценностной. И такую функцию на себя уже начинают брать не только власти, но владельцы коммуникативных аггрегаторов – как это произошло с Д. Трампом, когда после штурма Капитолия его сторонниками, возбужденными трамповским твитами и другими сетевыми призывами «идти до конца» в непризнании итогов выборов, его аккаунты в социальных сетях были заблокированы владельцами. Этот казус показал, что «заткнуть рот» человеку не потому, что он выражает мысли меньшинства (или большинства), а потому что его действия нарушают права окружающих, вступают в противоречие с решениями независимого суда – не являются ударом по демократии. Даже если этот человек – Президент США. Но если он за годы правления перешел грань критической массы вранья и безответственных заявлений, его отключение от публичности может идти на пользу оздоровления публичного политического пространства.
Казус Трампа разобрал Сергей Голубицкий, который доказывает, что блокировка аккаунтов действующего президента – вовсе никакой не удар по демократии. «В риаллайфе все-таки предпочтительнее жить в демократии, когда рот!»
Важный штрих, если не точку, в этом сюжете поставили био-политические следствия борьбы с коронавирусной пандемией.
Материалом для осмысления такой трансформации публичного дискурса русскоязычном секторе Интернета может служить период с января по май 2020 года, когда в России пандемия COVID-19 постепенно, но все более очевидно подходила к пику [Tulchinskii 2020].
Хронология событий этого периода всем памятна. 30 января Всемирная организаций здравоохранения признала за обнаруженной с эпицентром в китайском городе Ухань инфекцией опасность международного масштаба. 11 февраля 2020 г., в связи с идентификацией возбудителя (коронавирус SARS-CoV-2), болезнь получила название COVID-2019. Поскольку инфицирование и часто тяжелое, иногда – летальное течение болезни быстро распространялось практически на все континенты, чему способствовало интенсивное авиасообщение, 11 марта ВОЗ признала за этой вспышкой статус пандемии. С 13 марта ее центр переместился в Европу.
В России 31 января была закрыта граница с КНР. С 11 марта началось ограничение международного авиасообщения, вплоть до его полного прекращения по ряду направлений. Президентом РФ с 30 марта по 3 апреля была объявлена нерабочая неделя, а затем режим нерабочих дней был продлён включительно до 30 апреля с возможностью продления или сокращения этого режима в зависимости от ситуации. При этом субъектам федерации и органам власти на местах было предоставлено право принимать ограничительные решения и их отмену в зависимости от динамики выявления инфекции и ее последствий.
Объективная картина складывалась неоднозначная – подавляющее число выявленных инфицированных, заболевших, как выздоровевших, так и умерших приходилось на Москву и Московскую область. И именно в Москве достаточно оперативно были введены карантинные меры, требования к самоизоляции, жесткий контроль с применением сил полиции и Росгвардии для выявления нарушителей и санкций по отношению к ним. В других регионах тестирование стало проводиться существенно позже. Некоторый рост заболеваний пневмонией по сравнению с прошлым годом отмечался почти везде, но меры принимались в разной степени более мягкие.
Неоднозначная и неопределенная ситуация с неизбежностью вызвала мощный взрыв контента, посвященного пандемии, в публичной коммуникации. Этот контент в считанные дни вытеснил на задний план до этого остро обсуждавшиеся темы падения цен на нефть и курса рубля, а также инициирования Президентом РФ поправок к Конституции, их содержания и процедур принятия. К концу января коронавирус вышел на первый план и уверенно стал главной темой российского медиапространства. Если на 15 января было зафиксировано 1,2 тыс. сообщений об этом заболевании, то 11 марта их было уже 733,2 тыс. А количество публикаций о нем за этот период выросло с 263 до 35,2 тыс. А всего в российских соцсетях с 15 января по 11 марта коронавирус упоминался 13,3 млн раз [Коронавирус 2020].
По данным Медиалогии, чаще коронавирус обсуждалоя в Facebook (38,9 %) и ВКонтакте (20,1 %). Далее следуют Twitter (16,9 %), Telegram (4,0 %), Instagram (3,5 %), Youtube (2,2 %). Самыми упоминаемыми в соцсетях в период с 30 марта по 5 апреля 2020 года были слова «коронавирус» (11,5 млн сообщений) и «карантин» (10,3 млн). С существенным отрывом за ними следовали другие (но на ту же тематику) слова «пандемия/эпидемия» 3,9 млн), «самоизоляция/оставайтесь дома» (9,4 млн) [Слова 2020].
Однако, самое интересное – как менялась эмоциональная окраска наиболее популярных постов. Несмотря на то, что Роспотребнадзор создал общедоступный ресурс, на котором регулярно отражалась динамика развития пандемии в мире и в России [Информационный бюллетень 2020], оценки происходящего были радикально эмоциональны в широком спектре эмоций. Медиа, включая ленту Facebook, телеграм-каналы, оказались с избытком переполненными мнениями самозванных экспертов. Их нарративы, большей частью от первого лица, были оценочно-эмоциональной нагружены, что, с неизбежностью, создает питательную среду для фейковой информации. И разобраться в этой какофонии без хорошей навигации может далеко не каждый, и социальные сети давали возможности делиться это растерянностью, наращивая ею «снежный ком» социального стресса.
Так, наибольшую вовлеченность (то есть – суммарное количество лайков, комментариев и репостов) вызывали тексты и видео, в которых известные люди делились сведениями, собственными переживаниями. Так, в наиболее популярном сюжете Елены Сажина (565,5 тыс.) рассказывает о том, что от других болезней гибнет больше людей, чем от короновируса. Медийная персона Ольга Бузова (467,1 тыс.) печалилась о том, что из-за коронавируса ей пришлось отменить поездку с возлюбленным в Париж. В ВКонтакте наибольшй интерес (18,8 тыс. пользователей) вызвал пост о заражении коронавирусом Тома Хэнкса с супругой.
Повышенное внимание вызывали посты с мемами, видео, в которым высмеивались паника, ажиотажные закупки. Так, одно только юмористическое видео Андрея Борисова привлекло внимание 479,4 тыс. просмотров [Коронавирус 2020]. Для сравнения – пост Оперативного штаба Москвы по ситуации с коронавирусом вызвал 317,8 тыс. просмотров.
Проявился и типичный для кризисных ситуаций, порождающих неопределенность, всплеск эзотерики [Шишков 2020], поиск объяснений в некоем всемирном заговоре, тотальной манипуляции, вмешательстве Божественной Воли, а то и инопланетного разума. В YouTube одним из самых популярных видео о коронавирусе (170,8 тыс.) был рассказ Алексея Навального о том, кто зарабатывает на эпидемии и карантине.
На первый взгляд, вспышка публичной коронавирус-дискурсии подтверждает отмеченную выше тенденцию в условиях персонификации публичной коммуникации трансформации права личности на свободу слова в разрастание фейковых новостей, постправды, практик травли и буллинга, угрозу репутации, тайне личной жизни. Некоторые специалисты даже признают беззащитность информационного общества перед подобной «инфедемией» [Кирия 2020].
Однако обращение к динамике контента этого всплеска публичной дискурсии показывает определенную структуру этой динамики. Отмеченная трансформация «коронавирусного контента», представленного в медиа, в принципе, совпадает с известными пятью стадиями принятия неизбежного, сформулированными Э. Кюблер-Росс в конце 1960-х [Kub̈ ler-Ross 2014]. При столкновении с серьезным неожиданным стрессом, первой реакцией является отрицание, включая иногда и очевидные факты. Причем это отрицание выражается в различной степени – от отрицание самого существования вируса, до принижения значимости инфекции и высмеивания принимающих информацию о ней всерьез. Перед напором фактов отрицание сменяется, поиском виноватых, носителей скрытой злой воли, гневных обвинений в их адрес – от внешних врагов (это китайская провокация в борьбе за мировое господство, этот вирус – разработанное США биологическое оружие) до обвинений российской власти в развале здравоохранения и стремлении воспользоваться эпидемией для ужесточения режима.
На смену гневным обвинениям приходит «торг» (это не так страшно, заражения надо бояться только пожилым людям), сменяемый депрессией (надо запасаться продуктами, раздобыть надежные маски, перчатки, подумать об отъезде в деревню и т. п.). Характерно, что специалистами отмечалось повышенная депрессивность молодых людей, полагавших первоначально, что они вне группы риска [Эксперт ВШЭ… 2020]. Именно с этими этапами связан резкий кратковременный публичный конфликт иерархов РПЦ с федеральными и местными властями вокруг доступа в храмы и проведения массовых акций с прихожанами, завершившийся демонстративно публичными действиями иерархов (облет Варсонофием Санкт-Петербурга на вертолете с иконой и объезд Кириллом Москвы в бронированном автомобиле с иконой) и обращением Кирилла с призывом соблюдать требования карантина.
Завершает этот цикл «принятие»: обсуждение обустройства рабочего места «на удаленке», призывы к следованию рекомендаций специалистов и местных властей, возмущение поведением нарушителей карантина. Повышенный интерес вызвала систематически обновляемая подборка ресурса РБК с информацией о том, что происходит в мире вокруг пандемии, конкретными советами по изменению образа жизни, ведению бизнеса [Тренды 2020]. В спросе оказались материалы опроса экспертов о ситуации с господдержкой бизнеса за рубежом на ресурсе Executive.ru [Как помогают 2020]. Медийное пространство все больше наполняется материалами «творческой жизни на карантине» [РБК запустил 2020; Russia’s 2020]. Это не доступ к фондам, не просто самопрезентации в Instagram и пикировки в Facebook и Twitter, на постах блогеров. Это уже нечто принципиально новое – живое общение и творчество.