– Ой, да что ты можешь! – Быстрым, злым движением она размазывает слезы по лицу. Но пистолет опускает, щелкая предохранителем.
Когда Черри наконец кивает, Игнас опускается в кресло, придерживая бесполезную руку.
– Его убили здесь, в соседней комнате. Вынесли все ценное: пробирки, оборудование, ящик фейрита… Смотри сам, раз интересно.
Она протягивает v-линк с дисплеем устаревшей модели.
– Не додумались вытащить чип.
– Где была ты?
– Не здесь.
Она скрывается за перегородкой. Спустя минуту оттуда доносится тихий звон посуды и грохот чего-то металлического.
Игнас листает воспоминания, делая короткие паузы. Последние минуты жизни Вихо пролетают сумбурной последовательностью кадров.
– Знаешь их?
Черри появляется снова – на сей раз с дымящейся жестяной кружкой.
– Нет. Прости, Черри, мне жаль. А где…
– Тело? На заднем дворе. Я похоронила его вчера.
В том, как она сидит – в осанке, наклоне головы, – есть что-то хищное. Чуждое.
– Тебе есть куда пойти? Родственники, знакомые?
Она качает головой.
– Хочешь позвать меня с собой?
– А ты согласишься?
– Ты ведь не такой, как остальные, – тихо отзывается она. – Я не сразу поняла, но теперь вижу. Слышу. Духи говорят со мной, как говорили с отцом, когда ваши дороги пересеклись. Ты – рожденный со свойством. – Черри впервые касается пальцев его живой руки. – Я тоже.
Липа дважды останавливала видео, чтобы разглядеть лицо: Черри казалась ее ровесницей, быть может, на пару лет старше, но в чертах пряталось что-то невыразимо древнее… принадлежавшее индейским предкам? Духам, с которыми она говорила?
В конце концов, изображение мигнуло и свернулось. Около минуты Липа смотрела в стену, пытаясь переварить информацию. Отчасти жалела, что видела лишь картинку, но не знала, о чем Игнас размышлял в тот момент, а его самого не было рядом, чтобы объяснить.
Стоит ли говорить ему об этом?
Липа осторожно коснулась v-линка пальцем. Картинка всплыла, но уже новая. Неровная, дерганая. Очевидно, Игнас привел Черри сюда, в клинику.
– А по-моему, девица просто свихнулась, – фыркает Лагард, копаясь в деталях бионической руки. – После пережитого немудрено.
Игнас шевелит пальцами.
– Мизинец подправь. Заедает.
– Ну, посуди сам. Любое свойство можно объяснить научно. Это всего лишь мутация, приводящая к тем или иным последствиям. Я могу поверить в абсолютную память, растяжение мышц или твою хваленую регенерацию – уж лучше бы девчонка попала в левое плечо, – но разговоры с духами? Какая-то муть, как по мне.
Он замолкает, сосредоточиваясь на починке протеза.
– Ты хоть подумал, что дальше? – Лагард отступает, любуясь на свое творение.
– Ей нужно найти новый дом. Она еще ребенок.
Игнас поднимается с кушетки, натягивая футболку. Приглаживает волосы, мокрые после дождя.
– Да уж, ребенок со взглядом дьяволицы! Но я про фейрит. Думаешь, кто-то из «Джен» сливает его на черный рынок?
– Очередной эксперимент, – пожимает плечами он. – Корпорация на грани краха. После январского хаоса они все равно что на ладони. Люди бунтуют – никто не хочет делить дома с фейрумными. Центры закрыты, репортеры рыщут, как крысы, в поисках сенсаций. Как думаешь, сколько лабораторий у них осталось?
– Одна, две… Откуда мне знать?
– То-то и оно. Фейртаун – всего лишь полигон. Нужен, чтобы выпустить на рынок новый, концентрированный фейрум, стравить банды между собой и посмотреть, что из этого выйдет. «Джен» останется в стороне: их репутация чиста, а в городе начнется хаос. Не все примут товар Вихо. Мы получим сотни трупов.
– Или тысячи.
– Да, – кивает Джим, прислушиваясь. За дверью – идеальная тишина.
– То-то Отдел повеселится. Фейрумная чума – неплохо звучит?
Но Игнасу не смешно.
– Они не знают. – Черри появляется на пороге внезапно, хотя наверняка слышала весь разговор.
– О чем?
– О настоящей угрозе.
Лагард складывает руки на груди. Пятна света от медицинских ламп ложатся на гладко выбритую макушку. На губах играет акулья усмешка.
– А кто знает? Духи предков?
Черри смотрит на Игнаса. Во взгляде, прямом и непримиримом, читается отчаяние.
– Ты должен пойти со мной. Сейчас.
Липа знала наперед: он выполнит просьбу. Просто потому, что в доме Вихо она не выстрелила, хотя могла бы.
Доверие в обмен на доверие.
Она откинулась назад, почувствовав лопатками холод белой стены. Плечи затекли, Липа осторожно повела головой. В разговоре Игнаса и Андре она понимала не все, но цепочка постепенно начала выстраиваться.
Тот самый индеец, Вихо, отец Черри, которого Игнас знал прежде, где-то раздобыл рецепт особого фейрума и поплатился за него жизнью. Игнас пытался найти виновного и ингредиенты, чтобы погасить новую «чуму», как сказал Лагард. Интересно, это было до путешествий через Прослойку?
Жаль, она не могла задать вопросы прямо сейчас. Липа ощутила легкий укол обиды. Или то была ревность? По-хорошему, Черри можно было только посочувствовать: она потеряла отца и лишилась дома, – но Липа завидовала. У Черри был дар. У нее, Филиппины, не было ничего.
Она стиснула зубы. Мог бы найти кого-то более подходящего.
…Черри приводит его на границу Пустоши. Туда, где кончается обитаемый мир Фейртауна, к черте между двумя вселенными.
– Ты не был там с тех пор, – произносит она. Это не вопрос – утверждение.
Кажется, она знает о нем все. Каким-то непостижимым образом читает, словно книгу, но вопросы Игнаса о природе ее свойства остаются без ответа. Черри просто смотрит в пространство – не на, а сквозь – и становится совсем другой, словно входит в транс. Уже не напуганная девушка, потерявшая отца, а нечто большее. Нечто цельное, сосредоточенное, идущее к цели.
– Зачем мы здесь?
Игнас соглашается: он действительно не возвращался к месту катастрофы. Ни разу за десять лет. Ему и без того хватает кошмаров.
Для него Пустошь – безликая, выжженная – олицетворяет сердце, к которому тянется сеть артерий со всего Слэк-Сити. До тех пор, пока оно бьется, заразу не остановить.
– Ты понимаешь. Это хорошо, – кивает Черри. – Нам нужно внутрь.
– То есть за забор?
– То есть в самую… нутрь, – запинается она, сомневаясь, донесла ли суть.
– Тогда идем.
Найдя подходящее место, он ныряет под колючую проволоку и помогает пробраться Черри. Голая земля под подошвами ботинок превращается в податливую грязь. Взлетают и садятся брызги луж – угольно-черные, с зеленоватым отливом.
Они быстро добираются до первого корпуса, однако Черри продолжает шагать. Она ориентируется на территории комплекса так легко, что Игнас перестает удивляться, смирившись с обитателями тонкого мира.
– Отец рассказывал тебе про Великого?
– Просил не гневить. Я не знаю, что это значит.
– Его имя – Унетланви. Всемогущий, вездесущий, всеведущий. Только он может жить вечно.
– Я, знаешь ли, свойство не выбирал, – бросает Игнас.
– Знаю. За тебя решила Уяга, живущая внутри. В тебе, во мне, во всех нас. – Она резко замолкает, замерев у разрушенного входа. – Нам туда.
Игнас пробирается сквозь завалы первым. Черри неслышно ступает позади. Лужи под ногами сменяются кляксами на бетонных плитах. В густом ночном воздухе порхают изумрудные искры.
– Слушай, я не то чтобы разбираюсь в вашей мифологии…
– Тебе и не нужно. Она живет в земле и оскверняет все, что создает Великий. Пожирает заживо и оставляет после себя только Скорбь. Растревоженная однажды, она будет брать, пока не насытится.
Темные коридоры сменяют друг друга, и разводы на стенах сплетаются причудливыми узорами. Игнас присматривается, замечая, как рисунки выходят за рамки двухмерной плоскости. Они живут, расцветая буйным цветом, и тянут побеги к незваным гостям.
– Что это значит – Уяга?
– Горечь, боль, отчаяние, скорбь. Имена не определяют нас: я не плод, а ты не ключ[5]. Как ни назови, суть останется неизменной.
– Тогда к чему это? Что я должен понять?
Весь подземный этаж освещен зеленым светом – тысячами огней, плетущими сеть вокруг живого сердца.
– Джим… – Пальцы Черри хватают его руку.
Замирая в страхе, она вновь становится испуганным ребенком, столкнувшимся с необъяснимой силой, в которую ее приучили верить. Она цепляется за Игнаса, и он сжимает ее ладонь в ответ. Взорвавшись мириадами огней, черное сердце раскрывает лепестки, рождая первый вздох.
– Ее время пришло, Джим.
Липе не требовался передатчик, чтобы впитать мысли и чувства – атмосферу заброшенной лаборатории. Вместе с Игнасом она ощутила себя зверем, загнанным в ловушку, на висках выступил холодный пот.
Липа не успела понять, что случилось. Ее выбросило из головы Игнаса, будто он мог контролировать процесс: дал ей увидеть события до определенной черты, не больше. Прибор не реагировал на прикосновения. «Память» кончилась. Она извлекла и выронила раскалившийся чип. Только сейчас заметила, как дрожат пальцы. То, с чем Игнас и Черри встретились в здании лаборатории, было живым. Дышащим, бьющимся, голодным… Раз Игнас стал первым выжившим ребенком, оно – или она, как говорила Черри, – жило в нем.
Это существо пришло в мир благодаря Игнасу. Он выпустил ее из лаборатории и потому винил себя. Весь ужас понимания обрушился в один миг: фейрит не то, чем его привыкли считать. Не вещество, не наркотик, а живое существо из глубин.