– Молчишь? – Она хмыкнула. – Ты ведь понимаешь меня.
– Я понимаю всех. В этом мое свойство. Но принципы Дао мне неизвестны – только десять заповедей.
– Везде одно и то же. Святость и лицемерие. Если пойдешь за своим Джеком – заплатишь, как я заплатила когда-то. Все мы мним себя королевами – богинями, но при этом покорно следуем за мужчинами.
Хотелось возразить, но по всему выходило, что Мейлин права. Только у монеты две стороны: если идешь по доброй воле, жаловаться не на что.
– Инь и ян, – ответила Липа. Хоть что-то ей было известно.
Мейлин кивнула.
– Великий предел, исток всего сущего. Разделение на прошлое и будущее, начало времени и всех начал. Если выбрала свой Путь, не сворачивай с него.
Отсветы фонарей плясали на ее бледной коже. Капли дождя катились по щеке. Минуты ожидания напоминали кадры из фильма – столь ярким и насыщенным было происходящее. Столь крепкой показалась нить, протянувшаяся между ними, такими разными. Мейлин наклонила голову, достав из-под ворота кожаной куртки цепочку. Щелкнул изящный карабин.
– Носи на удачу, Mei Mei[53].
На ладони китаянки лежал стальной феникс. На безымянном пальце красовалось кольцо с зеленым камнем, должно быть, нефритом.
– Отказ приравнивается к оскорблению. Пусть он освещает твой мир и возрождает веру. Без веры все бессмысленно.
– Спасибо, госпожа Лю. – Липа не знала, что еще сказать. Эта короткая беседа стала для нее откровением: мелодия дождя – созвучие мыслей.
Колокольчик над дверью рассеял магию. Дядя Поджи вышел первым, за ним следовал Джек. Подмигнул Липе – значит, все прошло удачно.
Ровно в одиннадцать вечера они должны увидеться с Андре – стоило поспешить.
– Отправьте Меченого в доки, остальных подтяните к углу Тридцатой и Шестой, – распорядился глава Восьмерок. Двое подручных сели в бронированный электрокар. Глаза Поджи азартно блестели: на миг почудилось, что в них заплясали лиловые искры, когда он, подхватив Мейлин на руки, закружил ее в объятиях.
– Ну что, готова?
– Всегда.
Кажется, перед ними рождался священный союз: король и королева Фейртауна перед захватом власти.
– Хоть у кого-то хэппи-энд, – шепнул Джек, утягивая Липу за собой. – Мне любезно предоставили байк, так что прокатимся с ветерком, пока наши голубки не спалили город.
Хромированное чудище смотрело на них глазами-фарами. Липа на всякий случай уточнила:
– Ты когда-нибудь им управлял?
– Не таким. Зато дружил с крошкой Харли[54] в восьмидесятых. Славная была девочка. – Джек мечтательно улыбнулся, опуская ногу на педаль. – Уверен, и с этим амиго найдем общий язык. Держись крепче!
Липа сцепила руки и прижалась щекой к спине Джека, когда они сорвались с места. Поездка по ночному мегаполису была похожа на стремительное падение – или полет через Прослойку.
Ветер, дождь и скорость. От страха и пьянящего восторга все замирало внутри, сворачиваясь в тугой клубок: Липе хотелось кричать, но вместо этого она лишь крепче прижималась к Джеку. Улицы сливались в серые полосы с вкраплениями ярких пятен и огней светофоров. На авеню они разогнались так, что Липа забыла, как дышать. Казалось, еще чуть-чуть – и хромированная «стрекоза» взлетит, расправив крылья.
Она открыла глаза, когда ход замедлился. Джек свернул направо, не доезжая до высотки из стекла и металла с надписью «Хай Джен» над парадным входом. Парковка перед комплексом была закрыта; огоньки сигнализаций мелькали, предупреждая о датчиках камер. Вся надежда была на Лагарда, и он не подвел.
Автоматические ворота распахнулись: «черный» подъездной путь, предназначенный для производственных поставок, вел в поземный гараж. Выбросив ногу, Джек затормозил, и Липа слезла с мотоцикла, вдохнув полной грудью.
Навстречу из кабины управления шагнул Андре.
– Опаздываете.
– Погода нелетная. – Джек пригладил волосы и оглядел пространство вокруг. – Это кто?
– Это Рубен, – представил Лагард.
Рубен был в отключке. Подельник Эйды Голден сидел у стены: очки бедняги сползли на кончик носа. На молодом симпатичном лице застыло обиженное выражение. ID-карты его лишили, как и фирменного халата, который пришелся Андре впору.
– По моим подсчетам, у нас около часа. До полуночи должны управиться. Что там с Восьмерками? Все по плану?
Джек кивнул.
– Думаешь, мы сделали верную ставку?
Они обменялись взглядами.
– Чтобы строить новое, нужно разрушать старое. Империя Голденов свое отжила.
– Что ж, «парадокс вагонетки» неразрешим. Так или иначе, кто-то пострадает: на этом построена история человечества.
– На выборе?
– На страданиях. Они ведут к борьбе, прогрессу и бла-бла. Бесконечный цикл, который полетел коту под хвост после прихода Гнили.
Липа шагала позади, не участвуя в разговоре: ей хотелось скорее миновать пространство гаража – открытое, гулкое – и оказаться внутри.
Полсотни шагов. Еще. Сканер сработал, распахнулись двери лифта.
– Мы знаем, куда ехать? – прервала она разговор, ушедший далеко за грань философии.
– Если предпочтения доктора Голдсмита не изменились.
Андре колебался несколько секунд, после чего нажал кнопку с буквой «F» вместо цифр. Он то и дело сверялся с дисплеем электронных часов на запястье.
– Aut vincere aut mori[55].
Кабина лифта пришла в движение и мягко поехала вверх.
Чернота была всепоглощающей, словно Игнас опустился на дно холодного антрацитового моря. Тишина. Колебания материи. Он не находил никакой опоры – просто существовал вне физического мира, и в каком-то смысле это было облегчением, временной передышкой.
«Черри?»
Здесь не существовало звуковых волн, потому слова отзывались усилием в голове. Игнас беззвучно кричал, надеясь, что она откликнется.
«Черри, ты здесь?»
Покачивание стихло.
«Зачем ты вернулся, Джим?»
«Черри! Я не вижу тебя!»
«Ошибаешься».
Холод скрутил его, больно обжег кожу и повлек за собой.
«Здесь нет начала и нет конца. Все, на что ты смотришь, – я. Все, что ты чувствуешь, – тоже я. Черри больше нет, но я – повсюду».
Неправда. Он отказывался в это верить. Она звала его за собой. Такая же пленница, потерянная во тьме.
«Ты лжешь».
«Не измеряй меня человеческими мерками. Это вы лжете друг другу, предаете раз за разом, бросаете и разбиваете сердца. Вы погрязли в скорби. Таков ваш выбор».
«Если она где-то есть, внутри тебя, передай, что мне жаль. Что я прошу прощения и хочу все исправить».
Тишина. Гул морозной пустоты.
Когда-то Черри назвала его особенным – не таким, как остальные, – потому что тоже была альфа-фейрумной.
«Мы похожи», – повторил он про себя сказанные слова.
Громче. До боли в черепной коробке.
«Ты должна пойти со мной, Черри. Слышишь? Ты должна пойти со мной!»
Темнота скрутилась яростным водоворотом, а затем расступилась. Освободила пленника, позволив ему упасть.
Он оказался в Прослойке: здесь что-то изменилось с последнего визита, не было привычных стен-перегородок, по которым Игнас ориентировался, когда хотел попасть в новый мир. Анимоны не порхали над ним, или он вконец ослеп, перестав различать что-либо, кроме неясных сгустков – теней и силуэтов.
Раздался звук капели. Далекое шуршание. Шаги.
– Глядите, наши люди в Голливуде! Какими судьбами, Девятый? Выглядишь паршиво.
Болтун Джек. Ну конечно.
Над Игнасом склонилось небритое лицо; патлы были длиннее, чем обычно, на плечах – кожаная куртка с заклепками. Бубновый Валет при параде.
– Я тоже рад тебя видеть. – В его тоне не было ни грамма сарказма, настолько он был разбит. – Заплутал?
– Да вот… Одна историйка вышла неоконченной. Занесло не по адресу.
– Твои карты – эпизоды чужих жизней. Обрывки. Как они могут быть окончены?
С видимым усилием Игнас поднялся, прижимая к ребрам недействующую руку, и тут же пожалел, что задал вопрос.
– Ну не скажи! Каждая хорошая история укладывается в пятиактную структуру: экспозиция для затравки, цепляющая завязка, растущий вплоть до кульминации саспенс, развязка – на которой можно выдохнуть – и то, что драматурги называют «новым равновесием». Есть еще арки героев, но эта заумь вне моей компетенции. Видать, в этот раз не хватило равновесия.
– Или умения вовремя замолкнуть.
– Да брось, в диалогах кроется вся суть! Вся наша жизнь – диалоги. Вот если бы мы десять минут обсуждали последний сингл Тейлор Свифт или вкусовые качества жвачки Bubble Yum – это был бы чистый Тарантино, а так…
– Заткнись прямо сейчас и слушай внимательно.
– С какой стати?
– Это касается Липы.
Джек переменился в лице.
– Выкладывай, куда втянул Деревце.
– Она в моем мире, А9-3. Ты видел схему.
Тот кивнул, мигом теряя налет шутовства.
– С ней мой друг Энди. Он позаботится о ней, но будет лучше, если ты перенесешь обоих в Дом. Безопаснее для нее.
– А ты?
– Мне нужно решить одно последнее дело в «Хай Джен».
– У-у, злая корпорация, проблема отцов и детей. – Джек хмыкнул, поправляя сумку за спиной. На этот раз она была почти пуста. – Держи, Девятый. Да пребудет с тобой Слизь.
Он вложил флакон в здоровую руку Игнаса и отсалютовал на прощание. Вспыхнула карта – и Джек исчез.
Игнас вздохнул. Осталось решить проблему.
Холодная белизна потолка сменяется ярким дисплеем. В первой половине дня обучающие ролики и тесты для проверки знаний; после ланча – час свободного времени перед тренировками. Эти шестьдесят минут принадлежат только ему. Джим листает книги и электронные журналы: его интересует история двадцатого века. Изредка набрасывает комиксы – стилусом на гладкой поверхности планшета. В его воображаемой вселенной супергерой Девятый наделен несколькими свойствами. Не как Супермен, это слишком скучно. Вторично. Джим мечтает быть особенным. Хочет услышать слова одобрения вместо половинчатой улыбки или сдержанного кивка.