– Остынь, камрад. – Джек сидел на полу лифта, привалившись к панели плечом, – Я вот в Деревце не сомневаюсь. Хоть и знаю ее всего ничего, – хмыкнул он. – Свалилась как снег на голову, глазищи огромные, твердит, мол, я – твое будущее, Джексон Хиггинс. Как тут устоять?
Лагард покачал головой. Чужие чувства его мало занимали. Чтобы выжить, им необходимо управиться до полуночи, как Золушкам на балу. После двенадцати карета превратится в тыкву, здание «Хай Джен» взлетит на воздух. Уходить, так красиво – Восьмерки с этим помогут.
Датчик пискнул на панели, створки лифта разъехались.
– Идемте.
Липа развернулась на пятках. Анимон преданно следовал за ней.
– Эй! – Джек догнал ее в коридоре. – Что здесь произошло? На тебе лица нет.
– Все хорошо, Джек. – Ровный голос. – Со мной все хорошо. Но Игнаса лишили свойства.
– Найнс жив?
– Надеюсь, что да. – Она подняла взгляд и указала на камеру. Не задумываясь, ввела пароль, используя цифры «12» и «9». – Нас ждут.
– Хорошо.
Вооруженная охрана останется у выхода. Зная профессора, Лагард для начала ожидал академическую лекцию. Если Голдсмит синтезировал «обратную» сыворотку, он не упустит шанса об этом поведать. Сомнений не было: все люди науки похожи. Сам Андре не исключение.
Дверь с тихим шипением отъехала в сторону. Свет флуоресцентных ламп залил пространство. Первым он увидел Найнса: без руки, в больничной робе и, судя по всему, без сознания. Вторым – крестного отца всех фейрумных Слэк-Сити. Белая рубашка и жилет, аккуратно подстриженная бородка, волосы, не тронутые сединой. Глава «Хай Джен» выглядел моложе своих лет. Для генетика его уровня почти не осталось нерешенных проблем. Кроме одной.
– Не скажу, что рад, но вынужден приветствовать. Уважаемая дама… – Он скользнул взглядом по Филиппине, затем сдержанно кивнул. – Господа!
Рука Голдсмита легла на дисплей. Одно нажатие – и что потом?
– С возвращением, мсье Лагард.
Выстрел показался особенно громким в тесном помещении. Андре целился в отражатель – невидимый на первый взгляд, но установленный точно на пересечении диагоналей: алгоритмы остались прежними спустя десяток лет. Вторая пуля вывела консоль из строя, и лишь третья вошла в горло профессора.
– Спасибо, док.
Слушать лекцию он был не намерен.
До полуночи оставалось чуть больше пяти минут.
– Просыпайся.
Жгучая боль растеклась по лодыжкам и запястью, а за ней пришла легкость. Что-то влажное коснулось щеки. Игнас с трудом вытянул себя из дремы, как из сладкой патоки: там, в первом за долгое время сне, была Филиппина. Она звала его по имени.
– Игнас, очнись.
– Давай, приятель! Слушай chérie, нам надо спешить.
Энди? Ресницы дрогнули, свет обжег роговицу глаза.
– Сможешь встать?
Она действительно была тут. Живая. Не сон.
Капсула накренилась, принимая вертикальное положение. Он был свободен, но проклятая слабость шла по телу, поднимая к горлу ком тошноты.
– Держу! – Она обхватила его за пояс, подставляя плечо. Помогая сделать первый шаг, затем еще один. Когда-то он произнес это слово – для нее.
– Вы пришли. – Мышцы не слушались. Язык царапал нёбо, как наждачная бумага. – Я…
– Побереги силы. – Энди по-хозяйски укладывал ампулы с сывороткой в мини-кейс. Игнас на мгновение замер, увидев отца на полу: тот лежал ничком в луже собственной крови. – Не станешь оплакивать?
Он отвернулся. Лагард взял на себя риск, на который у Игнаса, возможно, не хватило бы духу, даже после пережитого. Сделанного не отменить.
– Ты как? – Он опустил руку на плечо Филиппины и обнял ее как сумел. Она осторожно прижалась к правому боку: боялась потревожить культю.
– Нормально. А ты?
– Я тоже. – Неважно, что тело Игнаса умирало. На месте прежних угольков горел ровный, сильный костер. – Нам туда. – Он указал на дверь, ведущую к Скорби. Энди и Джек, которого он увидел только сейчас, переглянулись.
– Уверен? У нас две минуты.
– Снаружи хода нет. – Игнас закашлялся. – Это наш шанс.
– Думаешь, мы встретим ее там? – спросила Липа. – Черри.
– Откуда ты…
– Я видела записи с нейрофлешки. Твои воспоминания. – Она бросила взгляд на Лагарда, словно просила не вмешиваться, беря вину целиком на себя. – Я очень хотела разобраться, понять, с чего все началось. Ты не сердишься?
В другой раз он бы рассмеялся, но сейчас не хватило сил.
Разве он мог исправить увиденное? Нет. Игнас должен был рассказать все сам. Теперь для историй слишком поздно.
– Это… ничего.
Их мизинцы на миг соприкоснулись. Вдвоем они шагнули через порог. Липа бесстрашно потянулась к Соцветию, словно делала это не в первый раз. Возможно, так и было. Им стоило многое друг другу объяснить, а времени в запасе оставалось все меньше.
«Ты должен пойти со мной».
Он шел. Вперед, сквозь тьму. В живой руке Девятого пульсировало черное сердце.
Эпизод XIIЗов Унктехи
♬ Tommee Profitt ft. Sam Tinnesz – With You ‘til the End
Она исчезла в темноте.
Игнас потерял Липу. Вместо тепла обнимавших его рук остался только холод. Он не мог вернуться назад и продолжал идти, не видя куда. Держал на ладони сердце и протягивал Ей.
«Возьми».
Тьма колыхнулась, обретая форму. Женский силуэт. Тугие косы. Скуластое лицо. Черри шагнула ему навстречу, щуря раскосые глаза.
«Чего ты хочешь?»
«Покоя».
«Для себя?»
«Для тебя. Десятки миров ты уже поглотила. Неужели до сих пор голодна?»
Черри повела бровью.
«А ты? Все еще хочешь любви? Заботы? Ласки? Или смирился с тем, что никому не нужен? Ты – ничей мир, Джим».
В ее взгляде промелькнула грусть. Неподдельная, человеческая.
«Неправда».
Раньше так и было. Он рос в одиночестве и искал эмоциональной связи хоть с кем-то в отсутствие родителей. Отрицал нужду, но легче от этого не становилось. Теперь все иначе. То, что друзья пришли на помощь, стало лучшим доказательством.
«Ты сказала, мы похожи, но дело не только в свойствах. Я больше не фейрумный, и мне недолго осталось. Может, тут все и кончится».
Черри слушала, склонив голову набок. Перышки, вплетенные в косы, делали ее похожей на хищную птицу. Даже здесь, посреди ничего, она была красива – редкой, дикой красотой.
«Ты тоже потеряла многое: отца, дом… Но Вихо любил тебя. Я бы многое за это отдал. Ты должна радоваться, а не скорбеть. И знаешь, это неправда, что люди только лгут и предают, бросают и разбивают сердца. Мы можем по-другому. – Он не знал, как выразить все в одном слове. Красноречие отнимало много сил. Обычно Игнас говорил с позиции логики, и выражение чувств давалось ему невероятно сложно. Слово за слово – как петли, которые он нанизывал в надежде протянуть нить к настоящей Черри.
«Докажи».
Одна короткая просьба.
«Как?»
«Впусти меня».
Черри шагнула ближе и положила руку на его ладонь. Они стояли почти вплотную: между сплетенными пальцами билось то живое, что принадлежало Соцветию. Семя, из которого рвался на волю побег.
Жестокая ирония. Когда любишь – пускаешь в сердце. Принимаешь целиком и без остатка. Но разве можно полюбить чудовище, чей яд уничтожает миры?
«Так я и думала».
Разочарование и боль.
«Нет, постой!»
Он сжал руку Черри, не собираясь ее отпускать. Там, где жила скорбь, должна быть и надежда. Иначе все не имело смысла.
Он исчез в темноте.
Липа потеряла Игнаса. Мгновение назад они шагнули в неизвестность, и вот она стояла среди каменных стен – одна. Сквозь стрельчатые окна лился лунный свет. Впервые за все время существования Дома снаружи была ночь.
– Где оно?
Обернувшись, она увидела отца О’Доннелла, но едва узнала его. Кожа побелела, как у фарфоровых кукол, и покрылась сетью трещин. Глаза запали глубже, лицо стало похожим на слепок, посмертную маску.
Он стоял посреди лаборатории и держал на руках Беатрис, прижимая к груди. Хрупкая, тоненькая, почти прозрачная в своем белом одеянии, она по-прежнему беспробудно спала. Черные волосы укрывали плечи. На губах застыла легкая, по-детски невинная улыбка.
– Сердце? – Липа невольно попятилась. – Оно у Игнаса.
Ответ пришелся Клирику не по душе. Опустившись на колени, он бережно уложил Ее на каменные плиты пола. Задержался на мгновение, дотронувшись до век Беатрис и убрав со лба тонкую прядь. Поднялся на ноги и, скрежетнув зубами, зажег огонь в керосиновом фонаре. Языки пламени были алхимические, насыщенного синего цвета.
– Идем.
– Куда? – Липа хотела возразить, что наедине с Морагом никуда не пойдет, но Дом вздрогнул от подземного толчка такой силы, что она едва устояла на ногах. С полок падали книги, реактивы, бились стеклянные реторты, пока все не стихло. Это точно не было похоже на малую рябь, которую они ощущали прежде. – Что происходит?
– Граница истончилась. Дом рушится от основания.
Развернувшись, он зашагал к двери.
– А как же Она?
– Это уже не имеет значения.
– Стойте! Где остальные? Почему я перенеслась одна? – Липа была уверена, что Андре и Джек последовали за ними.
– Мне неведомо. Каждому свое место – и свое время.
– Я знаю о вашем свойстве!
Он остановился у лестницы, но не повернул головы.
– Тогда тебе известно, что я связан с Домом. Это единственное место, с которым мы совпали снами.
– Вы же меняете пространство. Почему не можете его спасти? Сохранить в целости? – Липа силилась понять, но суть ускользала подобно живой темноте.
– Разве ты можешь сохранить себя от старости? Спасти от смерти?
– Но здесь нет времени. Оно не движется, просто стоит.
– А почему? Ты задумывалась, что значит Еще-Не?
– Безвременье.
Он покачал головой.
– Возможность. Перспектива. То, чего пока не случилось. Произойдет или нет – никто не знает, и в этом выборе суть мироздания. Загадка божественной игры.