Свой чемодан на транспортной ленте в аэропорту Загреба узнала бы и с закрытыми глазами: от него тихо несло бомжом. Хотя пилот клялся, что за бортом минус 56 градусов, но сыру было нипочем. Я немного встревожилась: теперь надо было ехать три часа на машине. И правда, сыр в багажнике немного, я бы сказала, расцвел.
Немного неловко было перед портье, который донес мой чемодан до номера. Он, боюсь, решил, что я привезла мешок застарелого нестираного белья мотоманевренной группы пограничных войск. Мало ли, русские.
Номер мне достался чудесный, не номер, а апартамент: гостиная, а из нее три двери: в ванную, в спальню и в кухню, а в кухне - холодильник, значит, можно труп за окно не вывешивать. Положила сыр в холодильник.
Ночью встала - пойти закрыть дверь на кухню, в которой стоял холодильник, в котором лежал сыр. Сначала-то мне показалось, спросонья, что прорвало фановую трубу в ванной, но ванная была справа, а кухня слева. С помощью двух полотенец заложила щель под кухонной дверью.
На следующую ночь выключила тепло и распахнула окна. Немножко боялась, что все-таки вызовут полицию, но мой корпус стоял на отшибе.
Перед отъездом осторожно вошла в кухню. Достала сыр, завернула дополнительно в холщовую сумку, которую всегда выдают на книжных фестивалях, и которой никто никогда не пользуется, а потом еще в один пакет. Итого на сыре было семь оберток, а если считать слои, то все двенадцать. Но запах переменился. За пять дней в сыре что-то надломилось и умерло.
Последним броском довезла его до Москвы. Держу на балконе. Сегодня пила кофе и ела его ложками. Божественно! Божественно!
***
О СЫРЕ
Граждане и друзья, зачем вы просите меня сказать, какой именно сыр? Вы не сыр читаете, вы читаете текст. Вам нравится/не нравится продукт моего воображения, а не продукт молочного брожения. Никакого сыра нет и не было. Расслабьтесь. Это называется литература.
***
Уважаемая @Natalia Svirida Secretan!
Извините, но награду "Дебил недели", а также медаль, вымпел и пакет соевых батончиков в целлофане я у вас отбираю. Нашелся другой, более достойный кандидат. Правда, не здесь, в комментариях, а в другой ветке, но он так прекрасен и кудряв, что все достается ему. А вы, если будете хорошо себя вести, еще наверстаете!
Вот он, - та-дамм!!! - некто Володя Дольский.
"Эта Толстая, сама и есть сыр с запахом затхлой её литературной плесени, типа того же Позднера. Они же из одной консервной зарубежной банки. Понаехили под конец 90х и в 00х в Россию из-за рубежа. Там-то зарубежом, они все, эти полу-зарубежные, полу-русские, полу-евреи, полу-журналисты, полу-телеведущие, как собаке пятая нога были не нужны. Там они все за тарелку евро-супа и евро-пахлёбки за гроши рабами пахать, а здесь, в ельцинско-олегархической России? был каландайк на ТВ и в СМИ, плюс разные полит-НКО из Конгреса США, это тогда было для них золотой долларовый дождь, ливень, водопад. Сегодня, В.В.Путин таковым сырным пронырам везде перекрыл им финансово-русофобский водопад из-за рубежа и здесь в России, вот они эти Толстые и стали сыром пахнуть, оттого и негодование. С Уажением!"
***
Сбоку висит реклама. "Мезотерапия является средством реабилитации после омолаживающих процедур"
Это как? Омолодишься, обессилишь - но с помощью мезотерапии вернешь себе утраченные было морщины, родные мешки под глазами, привычные желтые склеры, милую красную сеточку на дряблых щечках? Тогда я - за.
***
Чего-то я не понимаю в погоде. Пишут: сегодня минус 4. Завтра - резкое похолодание, ВОЗМОЖНЫ заморозки.
А разве минус 4 - не заморозки? Судя по супу на моем балконе - вполне себе заморозки: надевай коньки и по щам - вжжик! вжжик!
***
Вовлеклась в художественный флешмоб с подачи Александра Тимофеевского. Пыталась избежать, в силу своей бездарности и необразованности в мире изобразительного искусства, но вот не удалось.
Проповедующий "бесполую толерантность" (см.) А.Т. разрешил выбирать любого художника, я беру Мстислава Добужинского. Это Питер, почти не изменившийся с начала века, во всяком случае из моего питерского окошка я вижу Добужинского: охра с дождевыми потеками, слепые брандмауэры, голые высокие деревья с осязаемым воздухом между ветвей, дровяные сарайчики. Нет, сарайчиков уже нет, но гаражи-ракушки вполне заменяют их в роли небольших припёков к стене непонятного назначения.
Но я поставлю другую картинку, и на ней тоже ничего не изменилось. 1905 год, угол Невского, разогнали какую-то демонстрацию. Кровищи много, - видимо, стреляли. Но убили не сразу: вон след от руки, раненый прислонился на мгновение. (В Иерусалиме на Крестном Пути показывают такой отпечаток руки Господа на стене; падал и поднимался. Неважно, что стена XIV века, Он все равно тут падал и поднимался. Потому что это не во времени, а в Вечности.)
Валяются предметы: кукла, очки и галоша. То есть тут был интеллигент, причем он шел с ребенком. Все, как на нашей Болотной. Такие типичные-типичные признаки интеллигента, либерала проклятого, толерантного: слепой от своих книжонок; далекий от народа, защитившийся от грязи его своими сраными галошами; да еще и дурак: ребенка с собой на мирную демонстрацию взял. Просто зовите сюда Прилепина, да и только: он смеяться будет, зубы скалить.
Конечно; и еще, конечно, хорошо видно, что интеллигенция понимает интеллигенцию в свете мук Христовых: тут и "будьте как дети", тут и невинная жертва, и сбитые очки, потому что он видит иное, иные миры, и земные стеклышки ему не нужны боле; и одинокая галоша как знак того, что он уже оторвался от земли и немного возносится, хотя бы отчасти приподнялся над прахом тварного мира.
А кто будет спорить, что это не галоша, а ботинок - вам плакат. Можете даже считать, что это такой продакт плейсмент. Циники welcome; тут тоже ничего не изменилось.
***
Вот написала рассказ про любовь, кто просил почитать? В "Снобе".
"Какая разница, кто он был? Он мог был человеком, зверем, вещью, облаком в небе, книгой, строчкой чужих стихов, южным ветром, рвущим степную траву, эпизодом из моего сна, улицей чужого города, заворачивающей за угол в медовом свете заходящего солнца, улыбкой прохожего, парусом на синей волне, весенним вечером, грушевым деревом, обрывком мелодии из чужого, случайного окна".
***
Сноб – Татьяна Толстая: 12 месяцев. Декабрь – Декабрь 2013-Январь 2014 – Журнал
Фото: Наталья Тюрина
Четыре часа дня, декабрь, темнеет; я сижу в студенческом кафетерии американского кампуса. Помещение огромное, потолок теряется в полутьме и сигаретном дыме где-то на уровне третьего этажа. Это середина девяностых, и у нас еще не отняли право курить в помещениях, но скоро отнимут. В коридорах, на факультетах, конечно, уже запретили. В профессорской столовой стерильно. А здесь, в дешевом студенческом кафетерии, пока можно. Так что все профессора, еще не охваченные движением за здоровый образ жизни, едят, курят и назначают консультации своим студентам тут.
«Жизнь есть дым и тень», как гласит надпись на воротах, не хочу говорить где. Дым и тень.
Кормят, конечно, кошмарно. Тут популярны толстенькие макарошки, называвшиеся на моей далекой заснеженной родине рожками; они залиты желтым соусом, это не яйцо, а страшно подумать что. Тут подают бледное мясо индейки, взятое из каких-то далеких от ее сердцевины частей: поковыряв вилкой, найдешь трахею – трубочка такая; найдешь оконечности вроде коленей, кожу с волосами – надеюсь, это всего лишь гребень, который у индейки не на голове, а свисает с носа на шею, Господи, как Ты почему-то пожелал в пятый день творения, и я не судья Тебе. Тут на полном серьезе едят кукурузное пюре из консервной банки. Пьют кофе – негорячую коричневую воду. Если налить в него соевый заменитель сливок, то и ничего, то и пить даже можно. Я уже привыкла.
За дальним столиком, в нескольких метрах от меня, сидит Эрик. Он американец. У меня с ним роман.
Ничего особо хорошего я об Эрике сказать не могу: он совсем не красавец, все его достоинства – зубы и рост; еще мне нравятся его очочки в невидимой оправе и пальцы, длинные, как у воображаемого пианиста. Но играть на рояле он не умеет, все, что он может извлечь из инструмента, – какой-то американский аналог собачьего вальса.
Умен ли он, я тоже сказать не могу. У меня недостаточно данных, чтобы судить об этом. Как узнаешь, умен ли иностранец, если он не знает ни слова по-русски, а из нашей литературы опознает только словосочетание «Дьядья Ванья»? Но ведь и я ни бельмеса не понимаю в том, чем занимается Эрик: он антрополог; он специалист по народу пупео, национальному меньшинству Вьетнама, их там всего три тысячи человек. Пупео – часть большого народа и; ну как большого – восемь миллионов, и те проживают в основном в Китае. На фоне китайского населения, конечно, жалкая кучка. Народ и разговаривает на многих языках, в том числе на языках носу, насу, нису и нусу. А чтобы не скучно было. Но Эрик занимается не языками, а бытом этого крошечного далекого народа да еще и меньшей его части; он ездил в те края и привез оттуда национальные костюмы, головной убор, похожий на окно купе с задернутыми занавесками, деревянные миски и экзотическую крупу – гречку.
Он устроил небольшую вечеринку для избранных преподавателей нашей кафедры: еда в стоячку, вино из пластмассовых стаканчиков, курить только в саду, в осеннем саду; прикройте за собой не только дверь с москитной сеткой, но и стеклянную: тянет дымом, фу, фу. Закуски, намазки: макайте стебли сельдерея в этот хумус, морковные палочки – в гуакамоле. Потом жена Эрика торжественно, но с притворной скромностью внесла блюдо с дымящейся гречкой; гости – кто посмелей – потянулись к каше пластмассовыми вилками. Раздались гулкие возгласы мультикультурализма и притворного восторга. Я тоже попробовала: они забыли посолить кашу. Есть это было нельзя.
Пришлось объяснить про гречку кое-что, ускользнувшее от внимания Эрика и коллег; пришлось сбить накал экзотики до вульгарного бакалейного факта: редкая розовая крупа продается в любом американском супермаркете под названием Wolff's Kasha, да, дорого, да, безобразие; а также на Брайтоне и в других русских магазинах – польский импорт. Ужасный вкус, ужасные сорта, непрожаренная, при варке вспухает в размазню – но вот она тут, и во Вьетнам ехать не надо. Можно прокалить на сковородке, можно томить в горшке в печи – если бы у вас были горшки и печи, но их у вас нет; кашу маслом не испортишь; гречневая каша сама себя хвалит; а если с грибами! а если с луком! Короче, дайте-ка я покажу! Я отняла у жены кашу и пережарила ее на скорую руку как надо. Жена возненавидела меня. А Эрик полюбил. Ил