Теперь это будет моим мотто, а портрет адмирала я отсканирую и поставлю себе в рамочке на стол, чтобы любоваться этим мужчиной ежечасно. Тем более, что собой хорош.
***
Все же самые злобные персонажи в соцсетях - это те, кто борется за:
- нравственность (в широком смысле слова);
- чистоту расы (национальности);
- чистоту языка (чтобы без мата);
- целомудрие (голых не показывать);
- права животных;
- растительную пищу only;
- право израильских секьюрити в аэропорту хамски досматривать людей и багаж, унижая пассажиров и доводя их до слез. Пожалуй, эти самые злобные. Как мне кажется.
***
Предлагаю внести в список запретных выражений "нехитрая снедь".
***
Разговаривали в компании на тему "самое унизительная ситуация, в которую вы попадали".
У меня такая.
Поднималась я по эскалатору в метро на станции "Пионерская" в Питере. Когда не час пик - относительно тихая станция, народу мало. В промежутках между поездами - так и совсем никого. На самом верху эскалатора я зацепилась каблуком, что ли, и грохнулась со всего размаха на неподвижный пол, успев в падении перевернуться на спину.
И вскочила бы я на ноги в один момент, и уже почти; но вынесенная эскалатором сразу вслед за мной тетка с покупками в обеих руках, - плотная, в пальто букле и меховой шапке, - снова сбила меня и в свою очередь приземлилась прямехонько на меня, животом к животу и лицом к лицу.
Лежим как сэндвич, пыхтим; я на спине, тетка на мне, в руках она крепко держит сумки, не выпускает, а подошвы наших сапог - на самом краю набегающей ленты эскалатора, по которому едут там где-то внизу невидимые люди, новая порция вывалившихся с подъехавшего поезда, и, как я с ужасом понимаю, сейчас они доедут и начнут валиться сверху на нас. На меня. Утрамбовывать будут.
А тетка, вместо того, чтобы скорее откатиться в сторону, не создавать затор и не плодить инвалидов, пытается сохранить достоинство, а у простого человека способ сохранить достоинство - это обвинить другого человека: я-то прекрасна, а вот откуда ты такая овца взялась? И тетка, супружески придавив меня и не выпуская сумок, начинает на меня кричать: "Чего разлеглась?! Не видишь, что людям мешаешь?! Смотреть надо куда идешь!" - и все прочее, что кричат в таких случаях.
А эскалатор-то едет... Сейчас начнется куча мала... А в мое лицо уткнулось теткино лицо и учит меня жить. Хотя жить-то нам с ней, во всяком случае, с неполоманными костями, может быть, пара минут осталась. И меня такой смех разобрал, что я ей говорю: "Дура!" А она мне бодренько, охотно и привычно: "Сама дура! Сама дура!"
И устроилась на мне поудобнее, чтобы продолжать выяснение отношений.
Кто-то рывком ее оттащил, а я быстренько отползла на четвереньках как таракан и села смеяться на полу в сторонке. И доехавшие наконец люди сходили с эскалатора и смотрели с интересо
***
Как-то я видела на ж/д плакат: "Девиз железнодорожников - энтузиазм и творчество".
Так понимаю, что можно, значит, ехать очень быстро и не по расписанию, а как душа поёт.
***
Дорогие друзья, если когда-нибудь вам придет сообщение о том, что я призываю полюбить Сбербанк, или сайт по продаже холодильников, или что мне нравится какое-нибудь "Приложение" (что это такое?), или что я вообще проявляла какую-либо активность и коммерческое шевеление в ФБ - не верьте.
Это по Фейсбуку ходят лжепророки и оборотни. Если прочтете такое, якобы от меня, осените себя крестным знамением и/или окурите компьютер и клавиатуру луковым пером. А также перезагрузите браузер и сутки поститесь.
***
В последние годы советской власти у них там был какой-то очередной съезд. Ну был и был, что нам-то. А этот съезд, как всегда, сопровождался беснованием специальных поэтов - пена изо рта, закатившиеся глаза, самобичевание березовыми ветками, - обычный идеологический шахсей-вахсей.
Но поскольку нормальных поэтов они погубили и повыгоняли, то и воспламеняться приходилось совсем уж шестому сорту литераторов; имена их история забыла, разве что спросить Андрея Мальгина, который вообще ничего не забывает.
У меня тогда память-то была получше, вот и запомнились некоторые строфы. Одна - ну прямо про завтрашний съезд литераторов, если он у них пройдет так, как они задумали. А ведь писана в 80-е, не знаю кем.
"К трибунам прикипели наши взгляды
И ловит слух в державной тишине
Итоговую взвешенность доклада,
Где все разделы - с веком наравне!"
Жду, кто первый из нынешних выразится в этом духе, хоть тотализатор организовывай.
Кстати, где потомок Салтыкова-Щедрина? Не слышу?
***
Вот это обращение я действительно подписала. А не Сбербанк-Росавтобанк.
Я там жила рядом, за углом почти. Там всю Сретенку перестроили; не то, чтобы она была в свое время чудо как хороша, но это была настоящая московская торговая улица со всей полагающейся провинциальной обшарпанностью, с проходными дворами, колдобинами, старыми деревьями вышиной до пятого этажа, какими-то скользкими дощатыми мостками через глиняные ямы; с домами такими старыми и ветхими, что как-то раз, в воскресенье ночью, от одного из них - в Большом Головине переулке - отвалилась боковая стена и обнажился какой-то офис: компьютеры, желтые канцелярские столы, на столах барахло, оставленное с вечера сотрудниками. Только людей, по случаю выходных, не было, а жаль. Посмотреть бы на их реакцию. Так у муравейника одну сторону заменяют стеклом, чтобы наблюдать за жизнью и повадками муравьев.
В XIX веке это был район дешевых публичных домов, а Большой Головин переулок назывался Соболев. Он упоминается в рассказе Чехова "Припадок" - там студенты пошли на блядки, а один, нервный, с ними на новенького. Думал, что там будет все тайна и стыдливость и потупленные глаза, а там тупая животная случка за деньги.
Весь квартал когда-то был публичным домом. Еще в начале 90-х мой племянник снимал там комнату в полуразрушенной квартире из многих, многих комнат, "гребенкой" вдоль коридора. В одной из них еще сохранилось старое, тусклое зеркало, вмазанное в стену, с гипсовой рамой, замазюканной псевдо-золотой краской. Как бы роскошь и разврат. В него уже совсем почти ничего не было видно. Дом этот потом перестроили, и всё укрыл пластик.
Там все перестроили, в этих переулках; там построили дома красивые и некрасивые; в одном переулке есть дом, где на крыльце - атланты в полный рост и в колготках. Живя по соседству, я ходила на них дивиться: натуральные колготки. Скульптору или заказчику неясно было, что делать с мужским хозяйством парных красавцев, куда ховать. Листья аканфа или классическая драпировка им по каким-то причинам не подошли: может, и правильно. Тоже повод для припадка, если угодно.
Саму Сретенку тоже все время перестраивали, а так как некоторые владельцы домов не сдавались и отдавать имущество не хотели, то их периодически поджигали; так, несколько раз поджигали магазин "Грибы", я об этом писала, очерк такой у меня был или что, - не знаю жанра, - "Гриб-б-бы отсюда!". Бочки там стояли с клюквой и капустой провансаль, продавались "Грибы резаные" фирмы "Ветераны Афганистана". Все сожгли, порушили и перестроили.
Там все снесут, не сомневайтесь. Все старое, милое, растрепанное, крошащееся в пальцах; все бесполезное и непригодное, то есть самое дорогое сердцу, - снесут. Все хорошее тоже снесут, потому что это тупые машины, механические боевые слоны, у них ничего не болит, они ни от чего не плачут.
***
ХАМОН
Ректор-свинья Запесоцкий, о котором я не так давно писала, начал процесс самоуничтожения.
На данный момент он прислал мне свою заднюю левую ногу. Это довольно объемистый предмет, завернутый в белую тряпку. Сопроводительные документы говорят о том, что это - специальным образом препарированная свиная нога, иначе называемая "хамон". Знакомые с учением Зигмунда Иваныча понимают, что тем самым ректор-свинья Запесоцкий хочет создать и сохранить о себе особое мнение, методом каламбура обыгрывая название ветчины ("хамон") и распространенного суждения о ректоре-свинье (хам он).
Что ж, интересный способ утвердить себя в вечности, но ректор-свинья не удержался в рамках свиной метафоры и вступил на опасную для себя почву письменной речи, где и обосрался.
Желая проблистать и пропавлиниться, ректор натыкал пальцем текст письма, в котором - о стыд - показал себя совершеннейшим невеждой в русской грамматике.
Вот он начинает с "размахом", не ведая, куда ступает:
"Блистательная Татьяна Никитична!
С удивлением узнал, что Вы сочли возможным затрагивать мою скромную неформальную переписку в вашем литературном творчестве, что, видимо, следует считать для меня особой честью: обо мне писали и Вознесенский, и Гранин, но что бы сама Толстая..."
Там дальше еще много трухи, но нам достаточно того, что ректор не знает, что в данном случае "чтобы" пишется слитно, ахаха! Уахаха!
Бурные, непрекращающиеся аплодисменты, переходящие в овацию; все встают.
Теперь, очевидно, у ректора-свиньи не четыре ноги, а только три. Присланную мне четвертую мы завтра нарежем и съедим, или, как выражается ректор-свинья-инвалид, "покушаем" ("я люблю много покушать", делится он). Так что если встретите на стогнах града Петра резвую трехногую свинью (м.б. с костыликом), то вы будете знать, кто это.
***
В Нью-Йорке есть Canal Street, от нее в сторону начинается Чайна-таун, где вкусные рестораны. Хожу туда иногда. На углу стоят китайцы и вполголоса приговаривают: "Ролекс, Ролекс, Ролекс". Или: "Луи Вюиттон сумочки, дешево, Луи Вюиттон..."
Духи Шанель тоже, конечно, из какого-то говна сваренные. Hermes поддельный. Много всего. Не знаю, кто это берет, но кто-то клюет же. Главное - бирочки, ага.
Сегодня вспоминала этих китайцев, читая интервью вагоноуважаемого глубокоуважатого "Достоевского". А чего Лермонтов? Интервью не давал? "Когда волнуется желтеющая нива" не цитировал? А почему?