***
Наряду с великим, могучим, широким и полноводным есть тихие боковые тропки, чуть различимые в густой траве. Это не диалекты, и не то чтобы жаргон: это какие-то робкие и кривые неологизмы, словарные неуклюжести.
Ну, спортивные все знают: сед, кач, вис, жим узким хватом. Уже даже и не ужасно. Привычно.
Хотя нет, все равно содрогаюсь.
А вот нашлась нетоптаная полянка: тайный язык химчистки. Знали ли вы, что у платья, брюк или пальто, которые вы относите в химчистку, случаются:
- вытравки, в т.ч. потовые;
- выгар;
- заломы;
- засалы;
- затеки;
- запалы;
- зацепы;
- закрасы;
- прожоги;
- молеедение;
- свал пуха и меха.
Вы знали? Я - нет. Теперь расскажите, кто знает, какие особые слова употребляются, например, в кулинарном деле? Заимствованные слова меня не интересуют, тюрбо и фраппе, фондю и тартар не годятся. Меня интересуют обмылки русских слов, которыми удобно было бы пользоваться, ведя технические беседы о вкусненьком и его приготовлении. Ну, как "недосол" и "пересол" - эта вот модель.
Существует ли какой-нибудь "слип" намазанных кремом коржей? "Ссух" хлеба? "Загуст", - если переложили крахмалу? Как обозначить слишком мокрое, разваливающееся тирамису? блин комом? пережаренный лук? Должны же быть восклицания: ах, черт, опять у меня [нужное вставить] вышел?
Ваши предложения?
***
Как это прекрасно! Вот и подспорье пенсионеркам: будут скупать сигареты и перепродавать молодежи с наценкой. Это ж лучше и надежнее, чем изображать нищих и собирать "на операцию сыну" или "похороны дочери".
***
Составляли сегодня список самых невыносимых общих мест - банальностей - штампованных глубокомысленностей.
- История не знает сослагательного наклонения;
- Ты в ответе за всех, кого приручил;
- В жизни все бывает;
- Дорога в тысячу ли начинается с одного шага;
- Такова жизнь;
Не очень-то радуйтесь. Сам этот список невыносим, я считаю.
***
От первого лица: новая прозаАлександр ГенисГость АЧ - писатель Татьяна Толстая
Александр Генис: Татьяна Толстая - непременный участник культурного процесса, причем, как в России, так и на Западе. Популярная телеведущая (к несчастью знаменитую программу “Школа злословия”, которую она больше десяти лет вела с Дуней Смирновой, только что закрыли), активная участница социальных сетей, где у нее 60 тысяч верных последователей, но главное - автор прозы, которая из года в год переиздается большими тиражами.
При всем том, новые книги Толстой - редкость. Поэтому выходящий сейчас сборник оригинальных, до сих пор не собранных под переплетом, текстов - большое событие в отечественной литературе.
Недавно Татьяна была в Нью-Йорке, где мы основательно побеседовали о ее действительно новой, более того - в определенном смысле революционной для автора прозе - собранной в книге “Легкие миры”, которую выпускает в Москве издательство “АСТ”, “Редакция Елены Шубиной”.
Таня, представьте, пожалуйста, Вашу книгу.
Татьяна Толстая: У меня выходит книга, которая называется “Легкие миры”. Чем эта книга отличается от всех предыдущих книг? Тем, что ни один из текстов, в ней напечатанных, раньше ни в одной книге не появлялся. Хотя, если бы нашелся бы сумасшедший читатель, который ходил бы за мной и читал все, что я написала, то он опознал бы все тексты, потому что они появлялись и в Живом журнале, и в Фейсбуке, и в разных журналах, например, в журнале “Сноб”.
Здесь все, что я за много лет написала, собирала, думала, что это может быть напечатано, не думала, что это может быть напечатано, писала с бодуна, левой ногой, сознательно, на заказ. То есть здесь представлены все возможные жанры и состояния меня, как пишущего человека.
А потом надо было как-то издавать, собирать вместе, и прекрасная моя редактор Лена Шубина, которая считается самым гениальным редактором Москвы (и теперь я вижу, что это совершенно верно), предложила собрать весь материал и разбить его на разные отделы. И то, как она точно почувствовала и угадала каждый отдел - меня восхитило. Я внесла свои поправки, изнутри прочувствовала каждый свой текст по отдельности, и я увидела, что я, собственно, все время писала эту книгу. Я собирала пазл, еще найду пазлинку одну, еще одну и более-менее сложила некоторую картину личности.
Александр Генис: Эта книга довольно сложно устроена, поэтому мы поговорим по отдельности о разных составляющих ее жанрах. Прозу оставим на сладкое, а остальное - требует более подробных объяснений. Как и что сюда попало, вы сказали, а теперь мне объясните вот что: как сиюминутное оправдывает свое присутствие на месте с постоянным адресом - под переплетом?
Татьяна Толстая: Понимаете, когда сиюминутное, собранное по крошке, попадает под переплет, то выясняется, что оно не сиюминутное, выясняется, что это - маленькие фотографии некоего состояния. Я же не знаю, кто я на самом деле, как и всякий человек. Он иногда впадает в рефлексию, иногда не впадает в рефлексию. Но очень здоровый человек не будет заниматься этим постоянно, а так время от времени у него случаются какие-то осознания, и эти осознания чаще всего проявляются не в том, чтобы копаться в себе, а в том, чтобы сфотографировать день, минуту, случай.
Вышел на улицу, вернулся с текстом в клюве. Оказывается, вот это жизнь, вот это Москва, вот это Питер, вот это Россия, вот это не Россия. Ты приходишь домой, делаешь маленькую зарисовочку, а когда складываешь все вместе, то получаешь картину и себя, как воспринимающего, и мир как мир.
Александр Генис: Это “фасеточное” зрение мне очень понятно, но оно не объясняет принцип подбора. Энди Уорхол сказал, что фотографировать может даже обезьяна, поэтому он купил себе “Полароид” и стал снимать все, что попало. По-моему, четверть миллиона снимков он сделал, а потом собрал из этого книгу, скорее, не собрал, а сляпал. Вы сами знаете, что нет ничего скучнее, чем рассматривать чужие фотографии. Что же делает одни фотографии важными, а другие нет? Как вы отбирали?
Татьяна Толстая: Недаром я Энди Уорхола не люблю. Я чувствую в нем, во-первых, сильную склонность к коммерциализации, которая мешает мне признать даже те таланты, которые у него, безусловно, были. То есть фотографирует, а сам думает: как я это размещу? Не о вечности думает, а об издательстве. Это мне несимпатично, холодно как-то - это первое.
А второе: вечная проблема - есть душа или нет души. Я отношусь к “душистым”. Я считаю, что индивидуальность, душа, Я - это вещи уникальные. И поэтому можно написать все, что угодно, даже заново написать стихотворение “Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил”, но если это будет написано тобой, то это освещено уникальным тобой. А есть люди, которые полагают, что все тексты изначально предсуществуют, изначально где-то находятся и поэтому автора нет. Это такая Деррида для бедных. Я не отношусь к этой партии.
Александр Генис: Мне нравится, что мы не успели начать разговор, как тут же появилась душа. Это напоминает Белинского, который говорил: “Ну как мы можем садиться обедать, когда еще не решили вопросы о бессмертии души?”.
Что для Вас социальные сети? Поскольку эта книга существует во многом благодаря им, то вопрос этот важный. Зачем эти сети Вам? Что Вы им даете, а главное - что они дают Вам?
Татьяна Толстая: Я не смогут вам ответить на этот вопрос, разъяснив цель своего писания в социальных сетях. Дело в том, что я лично интроверт. Мне многие не верят и говорят: конечно, как же, интроверт, а сама целый день пишет в социальных сетях, общается с людьми, вполне себе компанейский человек. Нет, это все гораздо сложнее.
Александр Генис: Честно говоря, я тоже верю, что все экстраверты - это интроверты, которые притворяются.
Татьяна Толстая: Да, взбесились и убежали. На самом деле важен только внутренний мир и приобретает ценность только то, что имеет ценность твоем внутреннем мире. Мы все время занимаемся страшным отбором. Вот так кит заглатывает воду, планктон себе оставляет, а воду фонтаном выбрасывает вверх, получается очень красиво. Существуют какие-то, я не люблю этого слова, но вынуждена им пользоваться, какие-то энергетические проблемы у человека. Интроверт - это тот, кого легко ограбить, отняв у него его внутреннюю, постоянно продуцируемую им энергию, развеять ее попусту. Отапливать Вселенную - это делает экстраверт, а интроверт не хочет отапливать Вселенную. Поэтому для него чрезвычайно важно, что он выбрал, с кем общаться.
Александр Генис: То есть вместо Вселенной - грядка или даже клумба?
Татьяна Толстая: Это - некий дом, он закрыт, пожалуйста, туда есть вход, но не всякий войдет. Это не общественное, а частное здание. Поэтому я пускаю в него всех, кто мне нужен, но я не пускаю туда толпу. Поэтому когда я пишу в социальных сетях, то не общаюсь с человечеством, я отражаюсь в маленьких или больших зеркалах, которыми мой мир изнутри упакован. Какая конечная цель писания? Какая конечная цель существования? Давайте не буду сейчас эти вопросы решать. Довольно того, что это - часть существования меня в этом мире, я должна отражаться в этих зеркалах. Я же не знаю, кому я пишу. Меня раздражают очень многие из моих читателей, потому что я их люблю, пока они рот не открыли.
Александр Генис: Так, конечно, проще. Поэтому мы так любим кошек: говорить не умеют.
Фейсбук и ЖЖ: сравнительные достоинства и недостатки, вы ведь там и там блистаете.
Татьяна Толстая: