При виде билетов у меня снова подскочил адреналин. Рози потрясенно задохнулась негромким смешком.
– Я подумал, утренний паром лучше всего. Можно было и ночной взять, но вечером было бы сложнее слинять с вещами. А так можем при первой возможности двинуть в порт и подождать там, лады?
– Господи! – чуть погодя выдохнула она. – Господи боже мой. Кажется, надо бы… – Она загородила билеты рукой, защищая их от посетителей за соседними столами. – Понимаешь?
Я сплел пальцы с пальцами Рози:
– Нам здесь не о чем беспокоиться. Мы здесь ни разу знакомых не встречали.
– Все равно это Дублин. Я не успокоюсь, пока паром не отчалит из Дан-Лири. Убери их, ладно?
– Может, лучше ты за ними присмотришь? Ма роется в наших вещах.
– Немудрено, – усмехнулась Рози. – Не удивлюсь, если па в моих тоже роется, но в ящик с трусиками он не полезет. Давай сюда. – Она подхватила билеты, словно они были из тонких кружев, бережно положила в конверт и сунула в нагрудный карман джинсовой куртки. На миг ее пальцы задержались на груди. – Нифига себе. Девять дней, а потом…
– А потом, – сказал я, поднимая кружку, – за тебя, за меня и за нашу новую жизнь!
Мы чокнулись, выпили, и я ее поцеловал. Пиво было первый сорт, тепло паба согревало замерзшие после прогулки по городу ноги, с рам висевших на стенах картин ниспадали гирлянды, горстка студентов за соседним столом разразилась громким нетрезвым смехом. Быть бы мне главным счастливчиком во всем пабе, да мешала смутная тревога: казалось, моргнуть не успеешь, как вечер из ослепительно сладкого сна обернется кошмаром. Я отпустил Рози – боялся, что зацелую до боли.
– Встретиться придется поздно, – сказала она, закинув ногу мне на колено. – В полночь или позже. Па раньше одиннадцати не ложится, и надо еще подождать, пока он заснет.
– Мои по воскресеньям в пол-одиннадцатого вырубаются. Шай иногда шляется допоздна, но если я с ним не столкнусь, то и пусть. А если и столкнусь, он нас не остановит – только порадуется, что от меня избавился.
Рози вскинула бровь и отхлебнула пива.
– Я к двенадцати уже свалю, – продолжал я. – Если что, подожду, ничего страшного.
Она кивнула.
– Тоже ненамного позже буду. Только последний автобус уже уйдет. До Дан-Лири пешком прошвырнемся?
– С вещичками-то? Пока дойдем до парома, ноги отвалятся. Придется взять такси.
Она с почти непритворной оторопью уставилась на меня:
– Вот так так!
Я усмехнулся и накрутил на палец завиток ее волос:
– У меня на неделе еще пара подработок, за наличностью дело не станет. Для моей девочки только лучшее. Я бы лимузин заказал, но придется повременить. Может, на твой день рождения, а?
Рози ответила отсутствующей улыбкой; шутить ей не хотелось.
– Встречаемся в шестнадцатом?
Я покачал головой:
– Там последнее время Шонесси зависают. Не хочу с ними столкнуться. – Братья Шонесси были ребята безобидные, но шумные, тупые и, как правило, упоротые; было бы нелегко вдолбить им, почему они должны заткнуться и забыть, что нас видели. – В верхнем конце улицы?
– Нас увидят.
– За полночь в воскресенье? Кто высунет нос из дому, кроме нас и придурочных Шонесси?
– Хватит и одного человека. И вообще, вдруг дождь?
Рози сидела как на иголках, хотя была не из слабонервных.
– Необязательно решать сейчас, – сказал я. – Посмотрим, какая будет погода на следующей неделе.
Она покачала головой:
– Не стоит нам встречаться до отъезда. Не хочу, чтобы па что-то заподозрил.
– Если он не заподозрил до сих пор…
– Знаю, знаю. Я просто… Господи, Фрэнсис, эти билеты… – Ее рука снова легла на карман. – Теперь все всерьез. Не хочу, чтобы мы расслаблялись даже на секунду – вдруг что-то пойдет не так.
– Например?
– Не знаю я. Кто-нибудь нас остановит.
– Да не остановит нас никто.
– Ага. – Рози закусила ноготь и на секунду отвела глаза. – Знаю. Все будет как надо.
– В чем дело? – спросил я.
– Ни в чем. Встретимся, как ты сказал, в верхнем конце улицы, если дождь не польет. А если польет – в шестнадцатом; в паршивую погоду парни гулять не пойдут. Ладно?
– Ладно, – сказал я. – Рози. Посмотри на меня. Ты чувствуешь себя виноватой?
Она скривила уголок рта.
– Хрена с два. Мы же не ради шутки это делаем; если бы па дурью не маялся, нам бы такое и в голову не пришло. А что? Сам-то как?
– Вот еще. Заскучают по мне только Кевин и Джеки; пришлю им игрушки с первой зарплаты, они будут в восторге. А ты чего, по семье будешь скучать? Или по девчонкам?
Рози задумалась.
– По девчонкам – да, буду. И по семье чуть-чуть. Но вообще-то… Я давно решила, что скоро съеду. Мы с Имельдой, еще когда в школе учились, думали в Лондон поехать, а потом… – Она подарила мне мимолетную косую усмешку. – Потом мы с тобой придумали план получше. Что бы ни случилось, я все равно бы рано или поздно уехала. А ты нет?
У нее хватило ума не спрашивать, буду ли я скучать по семье.
– Ага, я тоже. – Сам-то я был не уверен, правда ли это, но именно такой ответ нам обоим хотелось услышать. – Я бы в любом случае свалил, хотя наш с тобой вариант мне нравится больше всего.
Снова проблеск улыбки, такой же мимолетный.
– И мне.
– Что тогда не так? – спросил я. – У тебя весь вечер будто штопор в заднице.
Это ее зацепило.
– Кто бы говорил! Можно подумать, ты сегодня больно веселый. Все равно что с долбаным Оскаром Ворчуном гу[18] лять…
– Я на взводе, потому что ты на взводе. Думал, ты на седьмом небе будешь, как билеты увидишь, а ты…
– Хрень. Ты такой уже пришел. Этому дебилу башку хотел свернуть…
– А сама-то. Ты сомневаешься, что ли? В этом все дело?
– Если хочешь со мной порвать, Фрэнсис Мэкки, будь мужиком и порви. Не пытайся свалить на меня грязную работу.
С минуту мы злобно таращились друг на друга, балансируя на грани лютого скандала. Потом Рози выдохнула, откинулась на спинку скамьи и запустила пальцы в волосы.
– Я скажу тебе, в чем дело, Фрэнсис. Мы оба на нервах, потому что губы раскатали.
– За себя говори, – огрызнулся я.
– Я и говорю. В Лондон намылились, работать в музыкальном бизнесе, не меньше. Больше никаких фабрик, это нам не по вкусу, будем работать на рок-группы. Узнай твоя мамочка, что бы она тебе сказала?
– Спросила бы, кем это, нахрен, я себя возомнил. Потом дала бы оплеуху, назвала бы проклятым недоумком и велела опомниться. Ору было бы!
– Ну вот поэтому, – сказала Рози, подняв кружку, – поэтому мы и на взводе, Фрэнсис. Почти все наши знакомые сказали бы одно и то же: мол, вы много о себе вообразили. Если мы на это поведемся, в конце концов начнем срываться и доводить друг друга. Нам надо резко повзрослеть. Так?
Я до сих пор втайне горжусь тем, как мы с Рози друг друга любили. Учиться нам было не у кого – ни из ее, ни из моих родителей блестящих образцов успешных отношений не вышло, – и мы учились друг у друга. Ради любимой можно научиться сдерживать свой взрывной нрав, справляться с неясными страхами, которые пугают до потери пульса, вести себя по-взрослому, а не как подросток-кроманьонец, – и станет по плечу такое, что и не снилось.
– Иди ко мне. – Я скользнул ладонями вверх по рукам Рози, накрыл ее щеки; она наклонилась, прислонилась лбом к моему лбу – и весь остальной мир скрылся за яркой тяжелой пеленой ее спутанных волос. – Ты права на все сто. Прости, что вел себя как говнюк.
– Может, мы и облажаемся, но постараться надо.
– Ты мудрая женщина, – объявил я.
Рози пристально смотрела на меня. Ее лицо было так близко, что я видел золотистые искорки в ее зеленых глазах, собравшиеся в их уголках крохотные улыбчивые морщинки.
– Для моего парня – только лучшее, – сказала она.
На этот раз я поцеловал ее по-настоящему. Я чувствовал, как билеты, зажатые между бешено стучащими сердцами, шуршат и похрустывают, в любую секунду готовые взорваться снопом золотых искр до потолка. Все разом встало на свои места, вечер перестал пахнуть угрозой, внутри меня, пробирая до дрожи, нарастала отбойная волна. С этого мгновения оставалось только отдаться потоку и верить, что он вынесет нас куда надо, переправит через коварные течения и злые омуты к надежным берегам.
Чуть позже, когда мы выпустили друг друга из объятий, Рози сказала:
– Не ты один занимался делами. Я сегодня заглянула в книжный и просмотрела все объявления в английских газетах.
– Работа есть?
– Кое-что. В основном то, что мы не умеем: водители автопогрузчиков и учителя на замену, но есть пара мест для официанток и барменов – можем сказать, что у нас есть опыт, там никто не проверяет. Осветителей и гастрольных менеджеров никто не ищет, но мы это и раньше знали; на месте что-нибудь сообразим. И полным-полно квартир, Фрэнсис. Сотни.
– А мы сможем позволить себе квартиру?
– Да, сможем. Даже если не найдем работу сразу, на депозит наших сбережений хватит, а сраный угол можно и на пособие снимать. Будет правда дерьмово – одна комнатка, общая ванная, – но по крайней мере не придется тратиться на хостел.
– Да я и толчок готов делить, и кухню, и все что хочешь, наплевать, – сказал я. – Лишь бы из хостела съехать поскорее. Тупо жить в разных комнатах, когда…
Рози смотрела на меня и улыбалась, и от блеска ее глаз у меня чуть не остановилось сердце.
– Когда можно завести собственное гнездышко.
– Да, – сказал я. – Мое и твое.
Только это и было мне нужно – кровать, где мы с Рози будем спать и просыпаться в обнимку. За это я бы отдал все что угодно, все на свете. Остальное в мире – просто приятный бонус. Когда я слышу, чего хотят от любви нынешние молодые, у меня крышу сносит. Я хожу в паб с парнями из отдела и слушаю, как они скрупулезно расписывают, какой фигурой женщина должна обладать, какие места брить, как их обслуживать на таком-то по счету свидании, что она всегда должна и чего никогда не должна делать, говорить и хотеть; я краем уха слышу, как женщины в кофейнях выкатывают списки профессий, допустимых для мужчины, а также утвержденных печатью одобрения машин, брендов, цветов, ресторанов и драгоценностей, и мне хочется завопить: “Люди, вы совсем остатки разума потеряли?!” Я ни разу не купил Рози цветы – как бы она их объяснила дома? – и ни разу не задумывался, выглядят ли ее лодыжки в точности как положено. Я хотел ее всю, без остатка, – и я верил, что она хочет меня. До самого рождения Холли в моей жизни не было ничего проще.