на нее, развалился на стуле и засмеялся.
– Ох, Мелли, – сказал он, – ты одна всегда умела меня приструнить. Представьте себе, когда я был тупым подростком, наша Кармела так меня отлупила, что я из дома едва не сбежал, а все потому, что я обозвал Трейси Лонг шлюхой.
– И поделом, – чинно сказала Кармела. – О девочках так не говорят.
– Да уж, я заслужил. Мелли, эти балбесы тебя не ценят. Держись меня, девочка. Со мной далеко пойдешь.
– Куда? – спросил Кевин. – За пособием по безработице?
Шай не без труда сфокусировал взгляд на Кевине.
– Вот чего тебе не говорят. Во времена бума все большие возможности достаются большим шишкам. Рабочий человек может заработать на хлеб, но богатеют только богачи.
– А рабочий человек может спокойно выпить и дружески поболтать со своими братьями и сестрами? – спросила Джеки.
– Когда все рушится, любой, у кого есть мозги и план, может разжиться обломками. А у меня есть и то и другое.
Когда-то Шай, наклонившись поближе к зеркалу, чтобы гладко зачесать волосы назад, говорил: “Я вечером на свиданку”, но никогда не рассказывал с кем; или: “Еще пару шекелей заработал, Мелли, купи мороженого себе и Джеки”, а откуда деньги, мы никогда не узнавали.
– Старая песня, – сказал я. – Так и будешь весь вечер нас намеками дразнить, а?
Шай уставился на меня; я ответил широкой невинной улыбкой.
– Фрэнсис, – сказал он. – Наш человек в системе. Какое тебе дело, чем промышляет бунтарь вроде меня?
– Как насчет братской любви?
– Думаешь, я вам мозги канифолю. Хочешь кайфануть от того, что в очередной раз меня уделал. Я велосипедный магазин покупаю. Что, съел? – И Шай даже слегка покраснел от гордости.
Кевин фыркнул. Вздернутые брови Джеки задрались еще выше.
– Молодчина, – сказала она. – Наш Шай – предприниматель, вот это да!
– Ну-ну, – сказал я. – Когда станешь Дональдом Трампом от мира велосипедов, буду брать горные велики только у тебя.
– Конахи в следующем году на пенсию выходит, а сынку его этот бизнес нахрен не сдался, он понтовыми тачками торгует, велосипеды ему не по чину. Так что Конахи дал мне право преимущественной покупки.
Кевин вынырнул из уныния, поднял взгляд от кружки.
– И где ты собираешься взять бабки? – спросил он.
Глаза Шая блеснули огнем, и стало понятно, что находили в нем девчонки.
– Половина у меня уже есть, я на это давно коплю. Банк даст остальное. Они сейчас жестят с кредитами – знают, что впереди черные времена, как и Лавери, – но я успел подсуетиться. Ровно через год, ребятки, я буду рантье.
– Молодец, – сказала Кармела, но в ее голосе слышалась какая-то уклончивость. – Просто здорово. Так держать.
Шай отхлебнул пива и напустил на себя равнодушный вид, но уголки рта подрагивали в улыбке.
– Вот я и говорю Кевину: нечего всю жизнь горбатиться на дядю. Чего-то добиться можно, только если сам себе начальник. Отвечаю за базар.
– И что? – спросил Кевин. – Если ты действительно прав и страна вылетит в трубу или еще куда, ты же вылетишь вместе с ней.
– Вот тут ты ошибаешься, приятель. Когда нынешние буржуи докумекают, что они в заднице, тогда-то я и получу свой шанс. В восьмидесятые ни у кого из наших знакомых не было денег на машину. Как мы обходились? На великах. Как только пузырь лопнет, папочка больше не сможет покупать своим маленьким сокровищам “БМВ”, чтобы проехать полмили до школы. Тут-то они и постучат в мою дверь. Жду не дождусь – охота посмотреть на рожи этих мелких ублюдков.
– Как скажешь, – буркнул Кевин. – Нет, это замечательно, правда. – Он снова уставился в кружку.
– А жить, получается, над магазином надо? – спросила Кармела.
Шай взглянул на нее, и что-то неуловимое пробежало между ними.
– Придется.
– И работать весь день. Никакого тебе больше гибкого графика.
– Мелли, – сказал Шай уже намного мягче. – Все будет в порядке. Конахи уходит только через несколько месяцев. К тому времени…
Кармела коротко вдохнула и кивнула, словно собираясь с духом.
– Конечно, – сказала она почти беззвучно и поднесла стакан к губам.
– Точно тебе говорю. Не беспокойся.
– Да нет, ты прав. Бог свидетель, ты заслужил свой шанс. Последнее время по тебе, конечно, видно было, что ты что-то затеваешь, просто я не… Очень рада за тебя. Поздравляю.
– Кармела, – сказал Шай, – посмотри на меня. Разве я могу с тобой так поступить?
– Эй, – сказала Джеки. – Что за дела?
Шай потянулся к стакану Кармелы и пальцем опустил его, чтобы видеть ее лицо. Я впервые видел, чтобы он нежничал, и меня такое зрелище успокоило еще меньше, чем Кармелу.
– Послушай. Все доктора сказали – несколько месяцев, максимум полгода. Когда я куплю, он будет в приюте или в кресле, в общем, слишком слаб, чтоб натворить делов.
– Прости нас, Господи, – тихо сказала Кармела. – Будем надеяться…
– Что происходит? – спросил я.
На меня без выражения уставились два пары одинаковых голубых глаз. Я впервые увидел, как похожи Шай с Кармелой.
– Стало быть, па до сих пор бьет маму?
Резкая судорога электрическим разрядом прокатилась по столу, все четверо еле слышно втянули в себя воздух.
– Занимайся своими делами, – сказал Шай, – а мы займемся своими.
– А кто тебя в долбаные спикеры выбрал?
– Просто лучше, чтобы кто-то был рядом, – сказала Кармела. – На случай, если па упадет.
– Джеки говорила, что все прекратилось, – сказал я. – Много лет назад.
– Сколько тебе повторять, Джеки понятия не имеет, – сказал Шай. – Вы все вообще никогда ничего не знали. Так что отвали.
– Знаешь что? Мне малость поднадоела твоя манера делать вид, что ты единственный, кому доставалось от папаши.
Все затаили дыхание. Шай тихо и неприятно рассмеялся.
– По-твоему, тебе от него доставалось? – спросил он.
– Могу шрамы показать. Мы с тобой в одном доме жили, приятель, забыл? Разница между нами только в том, что я теперь большой мальчик и не скулю о своих обидах каждые пять минут.
– Тебе, дружок, ни хрена не доставалось. Ни хрена. И в одном доме мы не жили ни единого дня. Ты в роскоши купался – ты, Джеки и Кевин – по сравнению с тем, что было у нас с Кармелой.
– Только не говори, что я легко отделался, – сказал я.
Кармела метала в Шая убийственные взгляды, но тот не замечал, уставившись на меня.
– Зажравшиеся баловни – вот вы кто, все трое. Думаете, вам тяжко пришлось? Это мы еще постарались, чтобы вы никогда не узнали, что такое настоящая беда.
– Хочешь, попроси у бармена рулетку, – сказал я. – Померяемся шрамами, или членами, или из-за чего тебя, блин, так скрутило. А можем провести вечер поприятней, если ты придержишь свой комплекс мученика и не будешь втирать мне, какая у меня была жизнь.
– Здорово завернул. Ты же всегда считал себя умнее нас всех?
– Только умнее тебя, солнышко. Я привык полагаться на факты.
– И с чего же ты умнее нас? Только потому, что мы с Кармелой бросили школу, как только нам шестнадцать стукнуло? Думаешь, нам мозгов не хватило на учебу? – Шай подался вперед, вцепившись в край стола, его скулы пошли горячечно-красными пятнами. – Кому-то надо было деньги в дом носить, раз папаша не чесался. Вам на еду. Вам троим на учебники, на форму, на школу…
– Господи, – пробубнил Кевин своей кружке. – Понеслось.
– Без меня не стать бы тебе копом. Ни хрена бы из тебя не вышло. Думал, я для красного словца сказал, что умру за семью? Я, считай, за вас чуть не умер. Образованием пожертвовал, отказался от всех надежд…
Я приподнял бровь:
– А то бы преподом в колледже заделался? Не смеши. Ни хрена ты не потерял.
– Я никогда не узнаю, что потерял. А ты сам от чего отказался? Что получила от тебя эта семья? Назови хоть что-нибудь. Одно.
– Эта проклятая семья отняла у меня Рози Дейли, – сказал я.
Повисла глубокая, ледяная тишина. Все уставились на меня; Джеки поднесла стакан к губам, да так и застыла с приоткрытым ртом. До меня постепенно дошло, что я стою, чуть покачиваясь, что мой голос звучит на грани рева.
– Бросить школу – это ничто, пара тумаков – ничто. Я бы согласился на все это, умолял бы, только бы не потерять Рози. А ее нет.
– Думаешь, она бросила тебя из-за нас? – бесцветным от потрясения голосом спросила Кармела.
Я понимал, что сказал что-то не так, что-то переврал, но не мог сообразить, что именно. Как только я поднялся, спиртное ударило меня прямо под коленки.
– А у тебя есть другие версии, Кармела? – завопил я. – Сегодня мы без ума друг от друга, любовь навеки, аминь. Пожениться собирались, билеты купили. Богом клянусь, Мелли, мы были готовы на все что угодно, все на свете, лишь бы быть вместе. А назавтра, на следующий же чертов день, она меня бросила.
Завсегдатаи уже поглядывали на нас, разговоры смолкли, а я все не мог заставить себя говорить тише – я, всегда самый хладнокровный в любой драке и самый трезвый в любом пабе. Вечер сошел с рельсов, и спасать его было поздно.
– Что же произошло накануне? Папаша загулял и попытался вломиться к Дейли в два часа ночи, а потом вся ваша утонченная кодла закатила дебош с мордобоем посреди улицы. Ты же помнишь ту ночь, Мелли. Вся Фейтфул-Плейс помнит ту ночь. Так почему бы Рози не сдать на попятный после такого? Кому нужна такая родня? Кому нужна такая кровь в жилах детей?
– Поэтому ты никогда не приезжал домой? – очень тихо и по-прежнему без всякого выражения спросила Кармела. – Ты все время так думал?
– Если бы только папаша вел себя поприличней! – сказал я. – Если бы он не пил или хотя бы постарался не позориться по пьяни. Если бы ма не была ма. Если бы Шай не нарывался на неприятности каждый божий день. Если бы мы были другими.
– Но если Рози никуда не уезжала… – растерянно пробормотал Кевин.
Я не мог сообразить, к чему он ведет. Весь этот день вдруг навалился на меня, и я почувствовал такое изнеможение, словно ноги подо мной таяли, растекаясь по потертому ковролину.