– Нет. Кевину здесь не нравилось. В субботу его пришлось чуть ли не за шкирку сюда тащить, а он всю дорогу канючил про крыс, обваливающиеся потолки и прочие ужасы – и это еще при свете дня, когда мы были вдвоем. Какого черта ему было делать здесь одному посреди ночи?
– Вот и у нас возник тот же вопрос. Может, он захотел отлить по пути домой и зашел сюда, где никто не мог его увидеть? Но зачем тащился на верхний этаж? Если он собирался полить сад, можно было из окна первого этажа шлангом прицелиться. Не знаю, как ты, но лично я, когда подшофе, без веских причин по лестницам не карабкаюсь.
Только теперь я осознал, что пятна на окне не грязь, а порошок для снятия отпечатков, и понял, почему при виде Снайпера у меня засосало под ложечкой.
– Что вы здесь делаете? – спросил я.
Веки Снайпера дрогнули.
– Сначала мы считали это несчастным случаем, – сказал он, подбирая слова. – Твой брат по каким-то причинам поднялся сюда, а затем что-то заставило его высунуть голову из окна – может, услышал шум на заднем дворе, может, выпивка попросилась наружу и он решил, что его сейчас стошнит. Он высунулся из окна, потерял равновесие, не успел удержаться и…
К горлу подкатил холодный комок. Я стиснул зубы.
– Но на всякий случай я провел небольшой эксперимент. Хэмилл – тот, внизу, у заградительной ленты – почти такого же роста и сложения, что и твой брат. Я все утро заставлял его высовываться из окна. Не получается, Фрэнк.
– Ты о чем?
– Хэмиллу окно доходит вот досюда, – Снайпер приложил ладонь к ребрам. – Чтобы просунуть голову под рамой, ему нужно встать на колени, тогда зад опускается и центр тяжести остается в комнате. Мы как только ни пробовали, десятки раз, – результат один. Человеку габаритов Кевина почти невозможно случайно выпасть из этого окна.
Во рту у меня появился металлический привкус.
– Кто-то его вытолкнул, – сказал я.
Снайпер сунул руки в карманы брюк, задрав полы пиджака.
– Фрэнк, мы не обнаружили следов борьбы, – осторожно сказал он.
– К чему ты ведешь?
– Если бы его вытолкнули из окна, мы бы обнаружили следы борьбы на полу, рама бы раскололась при падении; он сломал бы ногти, хватаясь за нападающего или раму; возможно, получил бы порезы, синяки от ударов. Ничего этого мы не нашли.
– Ты хочешь сказать, что Кевин покончил с собой.
Снайпер отвел глаза.
– Я хочу сказать, что это не несчастный случай и ничто не указывает на то, что его вытолкнули. По словам Купера, все травмы вызваны падением. Кевин был крупный парень и, насколько мне известно, ночью был пьян, но не в стельку. Он должен был оказать сопротивление.
Я перевел дыхание.
– Верно. Справедливо. Ты прав, – сказал я. – Однако подойди сюда на секунду. Хочу тебе кое-что показать.
Я подвел Снайпера к окну. Он недоверчиво воззрился на меня.
– Что там?
– Присмотрись к саду под этим углом. Глянь туда, где стена примыкает к дому, – поймешь, о чем я.
Он оперся на подоконник и вытянул шею под оконной рамой.
– Где?
Я толкнул его сильнее, чем собирался. На долю секунды мне показалось, что я не сумею втащить его обратно. И глубоко в душе я чертовски обрадовался.
– Господи Иисусе! – Снайпер отскочил от окна и вытаращился на меня во все глаза. – Совсем охренел?
– Никаких следов борьбы, Снайпер. Ни расколотой рамы, ни сломанных ногтей, ни порезов, ни синяков. Ты крупный парень, трезв как стекло – и шлепнулся бы, даже не пикнув. Пока-пока, спасибо за представление, Снайпер покинул здание.
– Чтоб тебя… – Он одернул пиджак и сильными хлопками отряхнул с него пыль. – Не смешно, Фрэнк. Ты напугал меня до усрачки.
– Вот и славно. У Кевина и мысли не было о самоубийстве, уж ты мне поверь. Он ни за что не покончил бы с собой.
– Ладно. Тогда скажи мне, кто хотел его убить?
– Я таких не знаю, но это еще ничего не значит. Может, за ним вся сицилийская мафия охотилась.
Снайпер красноречиво промолчал.
– Да, мы не были закадычными приятелями, – сказал я. – Однако необязательно дружить взасос, когда и без того понятно, что он здоровый молодой парень, без психических заболеваний, без любовных проблем, без проблем с деньгами, довольный жизнью и беззаботный. И вдруг однажды ночью, ни с того ни с сего, он забредает в заброшенный дом и ныряет из окна?
– Всякое бывает.
– Покажи мне хоть одно доказательство, что так и было. Одно-единственное.
Снайпер пригладил волосы и вздохнул.
– Ладно, Фрэнк, – сказал он. – Поделюсь с тобой как с коллегой-копом, а не как с родственником жертвы. Ни слова об этом за пределами этой комнаты. Согласен?
– Буду нем как рыба, – сказал я. Мне уже стало понятно, что дело дрянь.
Снайпер нагнулся к своему пижонскому портфелю и, порывшись в его недрах, достал прозрачный пакетик для улик.
– Не открывай, – сказал он.
Внутри лежал маленький листок линованной бумаги, пожелтевший и поделенный на четыре части глубокими складками – его не разворачивали много лет. Сначала он показался мне чистым, но, перевернув его, я увидел выцветшие рукописные строки; а потом, не успел мозг разобраться, что происходит, почерк обрушился на меня изо всех темных углов и раздавил, как скорый поезд.
Дорогие мама, папа и Нора!
Когда вы прочтете это, мы с Фрэнсисом будем уже на пути в Англию. Мы собираемся пожениться, найти хорошую работу – не на заводе – и прожить вместе прекрасную жизнь. Я жалею только о том, что пришлось вам врать. Каждый день мне хотелось посмотреть вам в глаза и сказать: “Я выйду за него замуж!” Но, пап, я не знала, как мне быть. Я знала, что ты психанешь, но Фрэнк не бездельник и никогда меня не обидит. Я с ним счастлива. Это самый счастливый день в моей жизни.
– Ребята в отделе проведут кое-какие анализы, – сказал Снайпер, – но сдается мне, что вторую половину этой записки мы оба уже видели.
Небо за окном стало серо-белым и смерзалось в стужу. Порыв холодного ветра ворвался в окно; крошечный пылевой вихрь взметнулся с пола, блеснул на мгновение в тусклом свете, улегся и исчез. Где-то раздались шипение и дробный стук осыпающейся штукатурки. Снайпер пристально смотрел на меня, и я надеялся, для его же здоровья, что в его взгляде не было сочувствия.
– Где ты это взял? – спросил я.
– Во внутреннем кармане куртки твоего брата.
Достойное завершение серии ударов сегодняшнего утра.
Набрав в легкие воздуха, я сказал:
– Неизвестно, где это взял он. Неизвестно даже, он ли положил это себе в карман.
– Да, – слишком легко согласился Снайпер. – Неизвестно.
Наступило молчание. Он, тактично помедлив, протянул руку за пакетом с уликой.
– По-твоему, это значит, что Кевин убил Рози, – сказал я.
– Я ничего не утверждаю. На данном этапе я просто собираю улики.
Он потянулся к пакету; я отдернул руку.
– Вот и собирай. Слышишь меня?
– Отдай, пожалуйста, пакет.
– Презумпция невиновности, Кеннеди. Не забывай, это еще далеко не доказательство.
– Мм… – неопределенно промычал Снайпер. – Не путайся у меня под ногами, Фрэнк. Я серьезно.
– Какое совпадение. Я тоже.
– И раньше-то было хреново. Но сейчас… Ты эмоционально вовлечен по самое не балуй. Я понимаю, ты расстроен, но любое вмешательство с твоей стороны поставит под угрозу все мое расследование, а этого я не допущу.
– Кевин никого не убивал, – сказал я. – Ни себя, ни Рози – никого. Просто продолжай собирать улики.
Снайпер быстро отвел глаза. Через мгновение я отдал драгоценный пакетик и пошел прочь.
Я уже переступал порог, когда Снайпер окликнул меня:
– Эй, Фрэнк! По крайней мере, теперь мы точно знаем, что она не собиралась тебя бросать.
Я не обернулся. Я еще чувствовал жар ее письма. Пробившись сквозь снайперовский аккуратный ярлычок, он окутал мне руку и обжег до костей.
Это самый счастливый день в моей жизни.
Она шла ко мне – и почти пришла. Между нами и нашим дивным новым миром оставалось каких-то десять ярдов. Я словно летел в свободном падении, меня словно вытолкнули из самолета: земля мчится навстречу, а парашют не раскрыть.
11
Я приоткрыл переднюю дверь и шумно хлопнул ей специально ради Снайпера; затем спустился по задней лестнице, вышел во двор и перелез через ограду. Общаться с семьей было некогда. При нашей работе слухи разносятся быстро, особенно такие пикантные. Я отключил мобильники и поспешил в отдел – сказать начальнику, что беру отгул, прежде чем он сам этого потребует от меня.
Джордж – здоровяк предпенсионного возраста с обрюзгшим измученным лицом, похожим на морду игрушечного бассет-хаунда. Мы любим начальника; подозреваемые часто заблуждаются, считая, что тоже смогут его полюбить.
– А, Фрэнк! – сказал он, завидя меня на пороге, и с усилием выбрался из кресла. – Мои соболезнования.
Он протянул мне руку через стол.
– Мы не были близки, – сказал я, обменявшись с ним крепким рукопожатием, – но это и впрямь удар.
– Говорят, что, похоже, он сам… – Опускаясь назад в кресло, Джордж кинул на меня острый оценивающий взгляд.
– Ага, – согласился я. – Говорят. Просто голова кругом. Босс, у меня уйма отгулов скопилась. Если вы не против, я бы хотел получить их прямо сейчас.
Джордж провел рукой по проплешине и уныло оглядел ладонь, делая вид, что размышляет.
– А работа позволяет?
– Без проблем, – сказал я, подтвердив то, что было ему прекрасно известно: чтение вверх ногами – один из самых полезных жизненных навыков, и в папке, лежащей перед боссом на столе, было одно из моих дел. – Ничего на решающей стадии. Достаточно только присмотреть. За час-два приведу в порядок бумажки и буду готов передать дела.
– Ладно, – вздохнул Джордж. – Почему нет. Отдашь все Йейтсу. Ему как раз придется временно притормозить операцию с южным кокаином; время у него есть.
Йейтс башковитый парень; дураков в Спецоперациях не держат.
– Я введу его в курс дел. Спасибо, босс.