Когда я добрался до “Космо”, Стивен уже сидел за столиком, потягивая кофе из кружки и рисуя пальцем узоры на рассыпанном сахаре. Парень даже не поднял взгляд, когда я плюхнулся напротив.
– Рад видеть, детектив, – сказал я. – Спасибо, что связался.
Стивен пожал плечами:
– Ага… Ну я ведь обещал.
– У нас проблемы?
– Не уверен, что нам следует так поступать…
– Утром я по-прежнему буду тебя уважать, обещаю.
– В Темплморе нас учили, что полиция теперь – наша семья, – сказал он. – Я это запомнил и принял всерьез, понимаете?
– И правильно, солнышко. Это твоя семья. В семьях себя так и ведут, не замечал?
– Нет.
– Повезло тебе, старик. Счастливое детство – это прекрасно, только вот везет не всем. Чем порадуешь?
Стивен закусил щеку. Я с интересом разглядывал его, предоставив договариваться с совестью самостоятельно; наконец, как и следовало ожидать, он не подхватил рюкзак и не свалил из “Космо”, а нагнулся и достал тонкую зеленую папку.
– Отчет о вскрытии. – Он протянул папку мне.
Я бегло пролистал страницы; в глаза бросились схемы травм Кевина: вес органов, ушибы мозга – не лучшее чтиво для кафешки.
– Отличная работа. Ценю, – сказал я. – Изложи вкратце – тридцать секунд, не более.
Стивен оторопел. Вероятно, ему уже доводилось извещать семьи – но не во всех технических подробностях. Я не сводил с него взгляд, и он заговорил:
– Э-э… Ладно. Он – то есть покойный, – э-э… ваш брат… упал из окна головой вниз. Следы сопротивления или борьбы отсутствуют, ничто не указывает на постороннее вмешательство. Падение произошло с высоты приблизительно двадцати футов, на твердую землю. Он ударился о землю одной стороной теменной части головы, примерно вот тут. Падение вызвало перелом черепа, повредивший мозг, и перелом шеи, парализовавший дыхание. То или другое его убило. Очень быстро.
Как раз о такой сводке я и просил, но все равно чуть не влюбился в расфуфыренную официантку за то, что она появилась аккурат в этот момент. Я заказал кофе и какой-то сэндвич. Она дважды записала все неправильно, чтобы показать, что она выше такой работы, закатила глаза от моей тупости и чуть не сшибла чашку Стивена ему на колени, выхватывая у меня меню, – зато, когда она, покачивая бедрами, удалилась, я хотя бы отчасти разжал стиснутые зубы.
– Тут без сенсаций, – сказал я. – Есть отчет по отпечаткам?
Стивен кивнул и достал еще одну папку, потолще. Снайпер, должно быть, всерьез надавил на экспертов, чтобы так быстро выбить результаты. Наверняка ему не терпелось распрощаться с этим делом.
– Расскажи самое главное, – сказал я.
– Снаружи на чемодане мешанина: после стольких лет в дымоходе почти все, что было, стерлось, потом постарались рабочие и семья, которая… ваша семья. – Стивен смущенно потупился. – Осталось несколько отпечатков, принадлежащих Роуз Дейли, один отпечаток ее сестры Норы плюс три отпечатка неизвестного – судя по положению, пальцы одной руки, оставленные единственным прикосновением. Внутри примерно то же самое: отпечатки Роуз на всем, что только можно, плеер весь в отпечатках Норы и пара отпечатков Терезы Дейли на самом чемодане изнутри, что естественно, ведь раньше чемодан принадлежал ей; и повсюду отпечатки всей семьи Мэкки, по большей части – Джозефины Мэкки. Это же… э-э… ваша мать?
– Ага, – сказал я. Понятное дело, чемодан разбирала ма. Я так и слышал, как она чихвостит папашу: “Джим Мэкки, убери свои грязные лапы подальше от вещей! Это же трусики, ты что, извращенец?”
– Неопознанные отпечатки есть?
– Внутри нет. Еще мы нашли, гм, несколько ваших отпечатков на конверте, где лежали билеты.
Оказывается, даже после событий последних дней у меня еще осталось место, куда можно больно ударить: мои отпечатки с того невинного вечера в “О’Нилс”, свеженькие, как вчерашние, после двадцати лет в темноте, на потребу экспертам.
– Конечно. Мне не пришло в голову надеть перчатки, когда я покупал билеты. Что-нибудь еще?
– С чемоданом все. А записку, похоже, тщательно протерли. На второй странице, которую нашли в восемьдесят пятом году, есть отпечатки Мэтью, Терезы и Норы Дейли, трех парней, которые нашли и принесли записку, и ваши. Ни единого отпечатка Роуз. На первой странице, из кармана Кевина, ничего. В смысле, вообще нет отпечатков. Чисто, как в больнице.
– А на окне, из которого он выпал?
– Тут наоборот: слишком много отпечатков. Эксперты почти уверены, что отпечатки Кевина остались на верхней и нижней рамах – там они и должны быть, если он открывал окно; на подоконнике – отпечаток его ладони, там, где он наклонился. Однако гарантии они не дают, слишком много слоев отпечатков внизу, детали пропадают.
– Что-нибудь еще?
Стивен покачал головой:
– Из ряда вон ничего. Нашли отпечатки Кевина на входной двери и двери комнаты, из которой он упал, – ничего неожиданного. По всему дому – отпечатки неизвестных; эксперты еще работают. Пока всплыли несколько мелких правонарушителей, все местные, так что могли просто отираться в доме. Вдобавок давным-давно.
– Отлично. – Я подровнял края папок и убрал их в портфель. – Я этого не забуду. А теперь я бы послушал теорию детектива Кеннеди о происшедшем в твоем кратком изложении.
Стивен следил за моими руками.
– Объясните еще раз, каким образом это нормально с этической точки зрения.
– Это нормально с этической точки зрения, потому что рыльце у тебя, малыш, уже в пушку. Рассказывай.
Помедлив, он поднял взгляд на меня и сказал:
– Я не знаю, как говорить с вами об этом деле.
Официантка бухнула на стол наши сэндвичи и мою чашку кофе и метнулась прочь, готовиться к крупным планам. Мы оба ее проигнорировали.
– Потому что я связан почти со всеми и со всем, что имеет отношение к делу?
– Да. Вам и так нелегко, не хочу усугублять.
Вот так предупредительность. Дайте мальчику пять лет – он будет нами командовать.
– Ценю твою заботу, Стивен, – сказал я. – Однако сейчас мне нужна от тебя не чуткость, а объективность. Представь, что дело не имеет никакого отношения ко мне. Я посторонний, которому надо доложить о ходе расследования. Сможешь?
– Ага, – кивнул он. – Договорились.
Я откинулся на стуле и придвинул к себе тарелку.
– Чудно. Валяй.
Стивен не спешил, и мне это нравилось; он залил свой сэндвич кетчупом и майонезом, погонял по тарелке картошку, привел в порядок мысли и наконец заговорил:
– Ладно. Теория детектива Кеннеди такова. Поздний вечер пятнадцатого декабря тысяча девятьсот восемьдесят пятого года; у Фрэнсиса Мэкки и Роуз Дейли назначена встреча на Фейтфул-Плейс; они планируют вместе сбежать из дома. Брат Мэкки, Кевин, узнав об этом…
– Как?
Я слабо представлял себе Имельду изливающей душу пятнадцатилетнему пацану.
– Это неясно, но очевидно, что кто-то узнал, и Кевин подходит лучше остальных. Это один из краеугольных камней теории детектива Кеннеди. Все, с кем мы беседовали, утверждают, что Фрэнсис и Роуз хранили предстоящий побег в полной тайне, никто понятия не имел, что они затеяли. На особом положении был только Кевин – он делил с Фрэнсисом спальню и мог что-то увидеть.
Моя умничка Мэнди не проболталась.
– Исключено. В той комнате нечего было видеть.
– Я из Норт-Уолла, – Стивен пожал плечами, – в Либертис наверняка все так же или, по крайней мере, было в те времена: народ живет друг у друга на головах, все чешут языками, секретов не существует. Надо сказать, я бы сильно удивился, если бы никто не узнал о побеге.
– Резонно, – сказал я. – Оставим пока эту часть. Что дальше?
Сосредоточившись на отчете и ощутив себя на знакомой почве, Стивен немного расслабился.
– Кевин решает перехватить Роуз, прежде чем она встретится с Фрэнсисом. Может, он назначил ей встречу, может, знал, что ей надо забрать чемодан, но в любом случае они встречаются – скорее всего, в доме шестнадцать по Фейтфул-Плейс. Завязывается спор, Кевин выходит из себя, хватает Роуз за горло и ударяет головой о стену. По словам Купера, все произошло очень быстро – возможно, за несколько секунд. Когда Кевин остыл, было слишком поздно.
– Мотив? Зачем ему вообще ее перехватывать, не говоря уж о споре?
– Неизвестно. Все утверждают, что Кевин был очень привязан к Фрэнсису – возможно, не хотел, чтобы они с Роуз уезжали. Возможно, ревность заиграла – возраст такой, гормоны шалят. Все говорят, она была красавицей. Может, она отвергла Кевина, может, они тайком шашни крутили… – Стивен вдруг вспомнил, с кем разговаривает, вспыхнул, заткнулся и испуганно взглянул на меня.
“Я помню Рози, – говорил Кевин. – И волосы, и смех, и походку…”
– Разница в возрасте великовата – не забудь, пятнадцать и девятнадцать лет. Впрочем, он-то вполне мог к ней воспылать. Давай дальше.
– Так. Мотив необязательно должен быть значительным; то есть, насколько нам известно, он не планировал ее убивать. Похоже, это случайно получилось. Когда Кевин понимает, что она мертва, он оттаскивает тело в подвал – если они уже не находились там – и прячет под бетонной плитой. Он был крепким для своего возраста, а тем летом к тому же подрабатывал на стройке, подай-принеси. Сил бы хватило… – Стивен снова глянул на меня.
Выковыривая из зубов ветчину, я ответил малышу ласковым взглядом.
– В какой-то момент Кевин обнаруживает записку, которую Роуз собиралась оставить семье, и понимает, что ее можно использовать. Он забирает первую страницу, а вторую оставляет на месте. Идея такова: если Фрэнсис все равно уедет, все поверят в изначальный план – парочка сбежала вместе, и записка предназначена ее родителям. Если Фрэнсис в итоге вернется домой, не дождавшись Роуз, или свяжется с семьей позже, все подумают, что записка для него и Роуз сбежала одна.
– И двадцать два года все шло по плану, – сказал я.
– Ага. Потом тело Роуз находят, начинается расследование – и Кевин впадает в панику. Все, с кем мы беседовали, утверждают, что последние пару дней он был на взводе, и с каждым днем все хуже. Наконец он не выдерживает напряжения, достает первую страницу записки из тайника, проводит последний вечер с семьей, возвращается на место, где убил Роуз, и… Вот.