– Мне следовало догадаться, что ты найдешь нового жополиза. Кевина-то больше нет.
– Тебе станет легче, если мы перегрыземся? А я-то наивно полагал, что мы миновали этап, когда это еще имело значение.
Шай вытер рот скованными окровавленными руками и уставился на них с каким-то странным отрешенным интересом, будто на чужие.
– Ты действительно это сделаешь? – спросил он.
Внизу открылась дверь, выпустив гул накладывающихся друг на друга голосов, и ма закричала:
– Шеймус! Фрэнсис! Ужин почти готов. Спускайтесь и помойте руки!
Я высунулся на площадку, зорко наблюдая за Шаем и держась на безопасном расстоянии от лестничного колодца и маминого взгляда.
– Одну минуту, ма. Мы здесь болтаем.
– Поболтать можете и тут! Или, по-вашему, все должны сидеть за столом и ждать, пока вы соизволите спуститься?
Я чуть понизил голос и подпустил жалобных ноток.
– Мы просто… Нам обоим очень надо поговорить. Про всякое, понимаешь… Можно мы потолкуем еще пару минут, мамуль? Ладно?
Пауза.
– Ладно, – нехотя согласилась она. – Еще десять минут подожду. Но если вас не будет…
– Спасибо, мам. Серьезно. Ты чудо.
– Конечно, как только что-то нужно, я чудо, а в остальное время… – Она удалилась в квартиру, не переставая ворчать.
Я захлопнул дверь, на всякий случай запер ее на задвижку, достал телефон и сделал несколько снимков наших физиономий в живописных ракурсах.
– Гордишься своей работой? – спросил Шай.
– Глаз не оторвать. Должен сказать, ты тоже постарался на славу. Впрочем, это не для личного альбома, а на случай, если ты потом надумаешь скулить про полицейский произвол и попытаешься смешать с дерьмом сотрудника, произведшего арест. Улыбочку…
Шай бросил на меня взгляд, который освежевал бы носорога с десяти шагов.
Зафиксировав основное, я отправился в кухню – маленькую, пустую, чистую и унылую – и намочил тряпку, чтобы обтереть нас обоих.
– Убери свои лапы! – Шай резко отдернул голову. – Пускай твои приятели полюбуются на твою работу, раз ты так ею гордишься.
– Честно говоря, мой дорогой, плевать мне на приятелей. Я при них и не такое творил. Но через несколько минут тебя поведут вниз по лестнице и по улице, и, по-моему, всей округе необязательно знать, что здесь происходит. Я просто пытаюсь свести скандал к минимуму. Если тебе это не по нраву, только скажи – с удовольствием врежу тебе еще пару раз для полноты картины.
Шай не ответил, но заткнул пасть и терпел, пока я стирал кровь с его лица. Тишину в квартире нарушали лишь обрывки незнакомой музыки, доносившейся откуда-то издалека, и неугомонный ветер, блуждавший в карнизах над нами. Кажется, никогда прежде я не смотрел на Шая в упор, замечая мельчайшие черточки, на которые обычно обращают внимание только родители или влюбленные: резкие, жесткие линии скул, отросшая за день щетина, замысловатый узор морщинок под глазами, густые ресницы. Подсохшая кровь темной коркой покрывала подбородок и кожу вокруг рта. На мгновение я даже поймал себя на том, что бережней орудую тряпкой.
С фингалами и шишкой на челюсти я ничего не смог поделать, но благодаря моим усилиям вид у Шая стал значительно презентабельнее. Я сложил тряпку по-новому и занялся своим лицом.
– Ну как?
Шай едва взглянул на меня.
– Обалденно.
– Как скажешь. Повторюсь, меня не колышет, что увидит Фейтфул-Плейс.
Он присмотрелся внимательнее и почти неохотно ткнул пальцем в угол рта:
– Вот здесь.
Я снова провел тряпкой по щеке и вопросительно поднял бровь. Шай кивнул.
– Хорошо, – сказал я. По тряпке расплывались багряные разводы, разведенная водой кровь просачивалась сквозь складки мне на руки. – Так. Погоди секунду.
– Можно подумать, у меня есть выбор.
Я несколько раз сполоснул тряпку в кухонной мойке, бросил ее в мусорку, где группа криминалистов могла ее найти, и тщательно отмыл руки. Потом вернулся в гостиную. Пепельница валялась под стулом в кучке серого пепла, мои сигареты нашлись в углу, а Шай полусидел там, где я его оставил. Я сел на пол напротив него – ни дать ни взять подростки на вечеринке – и поставил между нами пепельницу. Потом прикурил две сигареты и сунул одну между губ Шая.
Брат закрыл глаза, глубоко затянулся и снова откинул голову на диван. Я оперся спиной о стену.
– Почему ты меня не пристрелил? – спросил он чуть погодя.
– Ты недоволен?
– Не строй из себя идиота. Я просто спрашиваю.
Мышцы начинали деревенеть. Я с трудом отлепился от стены и дотянулся до пепельницы.
– Пожалуй, ты прав, – сказал я. – Наверное, по существу я и в самом деле коп.
Шай кивнул, не открывая глаз. Мы молча слушали ритм дыхания друг друга и долетающую откуда-то тихую, неуловимую музыку, изредка наклоняясь, чтобы стряхнуть пепел. Никогда еще мы с братом не сидели так мирно. Визгливый звонок домофона показался нам почти вторжением.
Я быстро открыл дверь, пока никто не заметил ждущего снаружи Стивена. Он взбежал по лестнице с той же легкостью, с какой сбегает по ступеням Холли; поток голосов из маминой квартиры не замирал.
– Шай, познакомься с детективом Стивеном Мораном, – сказал я. – Детектив, это мой брат Шеймус Мэкки.
Судя по лицу малыша, расклад был ему уже понятен. Шай опухшими глазами смотрел на Стивена без всякого выражения, без любопытства, лишь с огромной усталостью, от которой мне самому хотелось рухнуть без сил.
– Как видите, – сказал я, – у нас произошла небольшая размолвка. Неплохо бы осмотреть его на предмет сотрясения. Я зафиксировал все на будущее, если вам понадобятся фотографии.
Стивен внимательно оглядел Шая с головы до ног, не пропустив ни дюйма.
– Возможно, понадобятся. Спасибо. Вам сразу отдать? Я могу надеть на него свои… – Он показал на наручники.
– Сегодня вечером я не планирую больше никого арестовывать. Вернете как-нибудь в другой раз. Он весь ваш, детектив. Я еще не зачитал ему права, предоставляю это вам. Кстати, не отступайте от формальностей. Он хитрее, чем кажется.
– А как нам… – Стивен замялся, пытаясь поделикатнее сформулировать вопрос. – То есть… ну, вы поняли. Разумные основания для ареста без ордера.
– Полагаю, у этой истории будет более счастливый конец, если я не вывалю перед подозреваемым все наши доказательства. Но поверьте, детектив, это не просто семейные дрязги. Я позвоню вам примерно через час с полным отчетом. А пока вот вам для затравки: полчаса назад он полностью сознался в обоих убийствах, вывалив исчерпывающие мотивы и подробности обстоятельств смерти, которые могли быть известны только убийце. Он будет отрицать все до второго пришествия, но, к счастью, я для вас приберег еще множество вкусных кусочков, это вам только на закуску. Как думаете, хватит пока?
На лице Стивена читались сомнения в том, что Шай в чем-либо мне признался, но малышу хватило здравого смысла оставить их при себе.
– Вполне. Спасибо, детектив.
– Шеймус! Фрэнсис! – закричала снизу ма. – Если ужин сгорит, клянусь, я всыплю вам обоим!
– Мне пора идти, – сказал я. – Сделайте одолжение, побудьте здесь еще немного. Внизу моя дочка; не хотелось бы, чтобы она это видела. Дайте мне время увести ее, прежде чем пойдете. Ладно?
Я обращался к обоим. Шай, не глядя ни на кого, кивнул.
– Без проблем, – сказал Стивен. – Устроимся поудобнее, а? – Он качнул головой на диван и протянул руку, чтобы помочь Шаю подняться. Помедлив секунду, Шай принял руку.
– Удачи. – Я застегнул куртку, спрятав кровь на рубашке, прикрыл рану на голове позаимствованной с вешалки черной бейсболкой с надписью “Велосипеды М. Конахи” и вышел.
Шай провожал меня взглядом из-за плеча Стивена. Никто прежде не смотрел на меня так – ни Лив, ни Рози: будто он без всякого усилия видел меня насквозь. Не оставалось ни потаенных уголков, ни вопросов без ответа.
Шай не сказал ни слова.
22
Ма оторвала всех от телика и вновь слепила рождественскую идиллию: женщины толпились в кухне, полной пара и голосов, парней гоняли туда-сюда с прихватками и тарелками, воздух был напоен шипением мяса и запахом печеной картошки. У меня голова пошла кругом, словно я отсутствовал много лет.
Холли, Донна и Эшли накрывали на стол; они даже раскладывали бумажные салфетки с задорными ангелочками и пели “Динь-динь-дон, Бэтмен – охламон!”. С четверть секунды полюбовавшись ими, просто чтобы приберечь в памяти образ, я положил ладонь на плечо Холли и сказал ей на ухо:
– Милая, нам пора.
– Пора? Но… – Холли возмущенно раскрыла рот и от изумления не сразу смогла набрать обороты для спора. Я взглядом послал ей родительский сигнал тревоги пятой степени, и она сдулась.
– Собирай вещи. Быстрее.
Холли грохнула приборы на стол и потащилась в прихожую, норовя идти как можно медленнее. Донна и Эшли уставились на меня так, словно я откусил голову кролику. Эшли попятилась.
Ма высунулась из кухни, размахивая громадной сервировочной вилкой, как электропогонялкой для скота.
– Фрэнсис! Явился наконец. Шеймус с тобой?
– Нет. Ма…
– Не “ма”, а “мамочка”. Иди за братом и оба помогите отцу выйти к ужину, пока все в угли не превратилось от вашей медлительности. Ступай!
– Ма. Нам с Холли надо идти.
Ма разинула рот и на секунду буквально лишилась дара речи, а потом взвыла, как сирена воздушной тревоги.
– Фрэнсис Джозеф Мэкки! Ты что, шутишь? Сейчас же скажи, что пошутил!
– Прости, ма. Я заболтался с Шаем, потерял счет времени, знаешь, как бывает. А теперь мы опаздываем. Нам нужно бежать.
Подбородок, грудь и живот изготовились к бою.
– Мне наплевать, который час; твой ужин готов, и ты не выйдешь из комнаты, пока его не съешь. Сядь за стол. Это приказ.
– Никак невозможно. Еще раз прости нас за беспокойство. Холли!
Дочка стояла на пороге, наполовину продев руку в рукав пальто, и глядела на нас во все глаза.
– Бери рюкзак! Быстро.
Ма больно треснула меня вилкой по руке – синяка было не избежать.