Тимон хотел что-то ответить, но я ухватил его за рукав и, вытянув из-за стола, потянул к двери. А заодно махнул рукой Варгонсо, чтобы тот вместе со своими орлами тоже на выход отправлялся.
— Не кипятись, остынь, — вытащив на крыльцо приятеля, похлопал я его по плечу, — а то, вон, дымиться уже начал. Какого лешего ты с бабкой закусился?
— Юлит старуха, — хмуро глянул на меня орк, — нутром чую, недоговаривает. То философии всякие разные разводит, а то знакомицу свою за мзду малую под приговор подводит. Я б эту змеюку за хвост да на сковородку, чтоб всю правду повыведать.
— Согласен, — пожал я плечами, — бабка она мутная и та ещё заноза. И ещё я не сомневаюсь в твоих способностях выпытать из любого упрямца всё, что угодно. Но к чему нам лишняя жестокость? Бабке и без того нелегко живётся. А всё, что нам нужно было, мы и так узнали.
— Пропадёшь ты когда-нибудь через своё мягкосердие, — тяжело вздохнул орк, спускаясь с крыльца, — вот помяни моё слово. Старуха покрывала врага, никому про жиличку словом не обмолвившись. Стало быть, пособник врага и тоже враг. А врагов жалеть нельзя.
— Злой умысел не доказан, — не согласился я, шагая за Тимоном к калитке. — Да и я в ней злобы не чувствую. Немного алчности, немного печали и целый вагон желчи. Но нет ни злобы, ни коварства. Может, и недопетрила бабка про шпионские замыслы постояльцы своей. Может, сомневалась и не знала, к кому обратиться. Да мало ли, короче.
Мы вышли на улицу. Вечерело по-зимнему рано. Холодная вьюжная хмарь залила округу противной серостью, навевая уныние и тоску.
— А каждому подозреваемому, — поёжившись, продолжил я мысль, — нож к горлу приставлять глупо, жестоко и не особо непрофессионально, потому как бессмысленно. Ты его пытать начнёшь и уши резать, а он такого с три короба наплетёт, что сам потом не рад будешь в путанице его перепуганного вранья разбираться. Отправила бы нас бабка по ложному следу, к гадалке не ходи.
— Можно подумать, — орк зло сплюнул в колодец, мимо которого как раз проходил, — эта грымза и за деньги нам наврать не могла. Может, специально нас по ложному следу в Непрухин гонит, а девка на самом деле совсем в другую сторону подалась. Тем более, как ты сам говоришь, ей и дороги не нужны вовсе. Она на своих санях разве что через лес не проедет.
— И такое возможно. Но, кажется мне, ты сейчас больше злишься, потому как бабка на твою лесть не повелась и в разговоре мне, а не тебе, предпочтение выказала. Я-то знаю, что ты мужик хороший, а вот для неё, ты сам слышал, все орки на одно лицо и доверия не заслуживают.
— Это ли не повод в ренегатстве её заподозрить и уличить? — никак не хотел успокаиваться Тимон. — Выходит ведь, что ей и альянс не по душе.
— Да подозревай ты её в чём хочешь, — отмахнулся я, — а уличать я никого не собираюсь. Мне это нафиг не нужно, и это не моя война. И вообще, чем больше я тут, тем мутнее мне эта война кажется. Тут и впрямь у каждого своя правда и всяк кулик своё болото хвалит. Давай не будем лезть в дебри местных разборок и просто сделаем свою работу.
— А я вообще не уверен, — косо глянул на меня орк, — что запретное оружие надо у альянса искать. Эта старуха, — Тимон кисло поморщился, — лишь редкое исключение из тех гномов, что костьми лягут за свой край, лишь бы эльфам его не отдать. А мы, орки, помогаем выстоять тем героям, что на фронте гибнут. Потому и не получается у ушастых, как ни старайся они, альянс наш побить. Не в оружии тут дело, а в духе воинов, я так смыслю. Вполне так может статься, что напрасно нас сюда заслали, по ошибке.
— Всё может быть, — не стал я спорить, поскольку и самого такие же мысли посещали. — Но мы с тобой и сражений пока толком не видели, чтобы об оружии хоть как-то судить. Хотя те реактивные снаряды, что по нам дирижабль запустил, мне тоже подозрительными показались.
— Вот видишь, — обрадовался Тимон.
— Вижу, — кивнул я. — Но, с другой стороны, в моём родном мире один народ изобрёл порох, и ракеты, когда другие ещё на мечах сражались да из луков друг в друга пуляли. Так что, не факт.
— Ладно, уболтал, — отмахнулся Тимон, — будем дальше носом землю рыть. Ну или снег, в нашем случае. Куда мы теперь?
— Как куда? — удивился я. — Самое время заявиться на званый ужин. Варгонсо, — обернулся я к капралу, — найдите нашего мехвода да вместе с ним тащите свои задницы в кабак, а заодно озаботьтесь ночлегом. Сдаётся мне, дальше в путь мы лишь поутру отправимся.
Ни капрал, ни его бойцы от такой перспективы отнекиваться не стали и отвалили от нас ещё на подходе к дому градоправителя.
— Вы, оба два, какого лешего сюда заявились?! — выпучив глаза и зло шипя, накинулся на нас мгновенно подскочивший Вдырко, едва мы скинули в прихожей шляпы и пальто на руки какому-то ординарцу и прошли в обеденный зал при штабе. — Да ещё не в парадной форме! Вам, господа офицеры, место в кабаке, а отнюдь не на рауте для высшего света и старшего комсостава.
Мы с Тимоном оглядели зал. Все накрытые для фуршета столы были сдвинуты к дальней от окон стене, а по освободившемуся в центре пространству, непринуждённо беседуя, неспешно и беспорядочно фланировали, напоминая броуновское движение частиц, компании невероятно расфуфыренных особ, как в форменной, так и в цивильной одежде. Павлины нервно бы закурили в сторонке при виде этих манерных зазнаек.
В основном тут, конечно же, присутствовали гномы. На вскидку, персон пятнадцать — двадцать военных и гражданских. Орков, если не считать Тимона, было всего трое, и все действительно старшие офицеры. С дамами дело тоже обстояло негусто. Я насчитал пять молодых, нарядно одетых и ярко напомаженных, красоток, весело снующих по залу и жеманно строящих глазки мужской части этого сборища. Ну и ещё я заметил парочку дам довольно преклонного возраста, чинно сидящих на диванчике с краю, неторопливо потягивающих игристое винцо из высоких фужеров и явно перемывающих косточки всем остальным собравшимся.
— Невольно возникает вопрос, — процедил сквозь зубы Тимон, сверху вниз глядя на чуть ли не брызжущего слюной тайногвардейца, — что в таком случае здесь делаешь ты, поручик?
— Для тебя «твоё высокочинство господин комиссар-поручик», — надув щёки, поправил орка резко попунцовевший Вдырко. — Кроме того, хоть я и не обязан перед тобой отчитываться, так уж и быть, изволю сообщить, что приглашён сюда самим бригадным генералом Пошвырко.
— Мы тоже приглашены, — вступился я за Тимона.
— И это кем же? — тут же перевёл на меня взгляд зло набычившийся гном.
Но ответить я не успел.
— Ах, господа, какая радость! — принеся с собой волну сладко-ароматного парфюма и сверкая улыбкой, к нашей троице весьма своевременно подоспела леди Амена. — Бесконечно счастлива, что вы приняли моё приглашение. Пойдёмте, я познакомлю вас с мужем и представлю обществу.
Стоило больших усилий, уходя, не показать язык оторопевшему Вдырко. Хотя торжествующе-надменный взгляд от Тимона этот недоумок, растеряно застывший столбом, напоследок всё же заработал.
Последующие несколько часов мы провели совершенно бестолково, знакомясь с верхнекарасинским комсоставом, разговаривая ни о чём с местной знатью да флиртуя с улыбчивыми дамами, уделяющими нам куда больше внимания, чем собственным мужьям и кавалерам.
Уверен, причиной тому была не только наша с Тимоном выдуманная репутация столичных повес, ибо среди старших офицеров наверняка и по-настоящему таковых имелось в достатке. В гораздо же большей степени на шумный успех, несомненно, влияло наше иномирское происхождение. Дамы слетались на нас, как мухи на мёд, а сопровождавшие их господа кидали косые взгляды, полные недоумения и недовольства.
Особое неблаговоление к нам почему-то выказывал один бригад-майор из бронеходчиков — гном довольно высокого роста, нереально широкоплечий и ужасно веснушчатый. Его парадный китель украшало множество орденов и медалек, а сапоги были начищены и отполированы так, что отраженный от них свет резал глаза.
Потягивая игристое вино из высокого фужера, этот тип без конца нервно поглаживал свою длинную рыжую бороду, смешно поделённую надвое и заплетённую в косички, и беспрестанно буравил нас с Тимоном тяжёлым взглядом исподлобья.
Про Вдырко я и вовсе молчу. Тот весь изошёл на желчь, но высказать нам что-либо не решался. Да у него и подступиться к нам шанса не было — дамы устроили настоящую осаду, безудержно галдящую и отвечающую звенящим радостным смехом на каждую, пусть даже самую неуклюжую, шутку, отпущенную мною или Тимоном.
Потусив какое-то время вместе с орком, я оставил его в окружении очаровательных барышень, наседающих на моего приятеля со всех сторон и отнюдь не пугающихся его хищной пилорамы. Сам же, безоговорочно капитулировав, всё внимание уделил леди Амене, взвалившей на свои красивые плечики заботу о моём нескучном досуге. И даже ближе к окончанию вечера, перейдя в «бальную залу», несколько раз составил очаровательной гноме пару в танцульках, благо те оказались до нелепого просты и легки в исполнении.
Леди Амена сияла радостью, нежно щебетала о чём-то пустячном и буквально пожирала меня трепетным взором, однозначно дающим понять о благостном расположении и безудержно-страстном желании гномы одарить меня теплом нежной близости.
Я совершенно не был против. Господин Жменько, отправившийся, со слов леди Амены, до самого утра играть в карты с иными господами, меня совершенно не заботил. Этот напыщенный гном с огромным пузом и большим, похожим на рыхлую картошку, угреватым сизым носом, обдав меня при знакомстве волной надменного зазнайства и сильным запахом перегара, вызвал одну лишь стойкую неприязнь, совсем чуть-чуть не дотягивающую до отвращения.
Да и вообще, я всегда считал, что держи себя мужья в надлежащей форме и уделяй должное внимание своим жёнам, те не искали бы на свою задницу приключений, надеясь восполнить недостающий драйв с кем-нибудь на стороне. Хотя бывало, конечно, знавал я и дамочек, которых тянуло в чужую постель даже при мужьях, безмерно этих гулён любящих и всецело их опекающих. Но это, скорее, исключение из правил.