Геппнера. Ее соединения должны были быстро выйти на рубеж Двины у Двинска (Даугавпилс) и ниже его, чтобы захватить переправы через Двину для дальнейшего наступления в направлении Опочки.
16июня генерал Геппнер поставил конкретные боевые задачи соединениям группы. Части 56-го танкового корпуса должны были начать наступление из лесов севернее Мемеля (Клайпеда), восточнее Тильзита (Советск) на восток и овладеть северо-восточнее г.Ковно (Каунас) большим шоссе, ведущим в Двинск. Слева от него 41-му танковому корпусу генерала Г.Рейнгардта (1-я, 6-я танковые, 36-я мотопехотная, 269-я пехотная дивизии) предстояло наступать в направлении на переправы через Двину на Якобштадт (Екабпилс). Во втором эшелоне 4-й танковой группы находилась дивизия СС «Totenkopf» («Мертвая голова»).
Фон Манштейн перед вторжением в Советский Союз наслаждался последними днями мирной жизни. Его штаб был развернут в расположенном близко от границы поместье Ленкен, славившемся в Восточной Пруссии своим конным заводом. Здесь фон Манштейн получил для ознакомления ряд документов, которые освобождали солдат и офицеров вермахта от наказания за военные преступления.
В заметках для доклада Главной ставки Гитлера от 12мая 1941г. «Обращение с захваченными в плен политическими и военными руcскими руководящими работниками» указывалось, что «ответственные политические работники и политические руководители (комиссары) должны устраняться». Решение об этом должны были принимать офицеры, имеющие право накладывать дисциплинарные взыскания. Политические руководители в войсках не считались пленными и подлежали уничтожению самое позднее в пересыльных лагерях. Технических руководителей хозяйственных учреждений и на производстве следовало задерживать только в том случае, если они оказывали сопротивление вооруженным силам Германии. Втылу войск руководящих политических работников и комиссаров (за исключением политических руководителей в воинских частях) намечалось передавать специальным командам (нем. Einsatzkommando) полиции безопасности.
Согласно распоряжению Гитлера «О военной подсудности в районе “Барбаросса” и об особых полномочиях войск» от 13мая, все руководящие инстанции вермахта информировались о том, что в предстоящей войне против Советского Союза ни нормы международного права, ни элементарное общеуголовное и дисциплинарное право, действующее в германской армии, соблюдаться не будут инаказания за их нарушения не последует. Враспоряжении указывалось, что «преступления враждебных гражданских лиц впредь до дальнейших распоряжений изымаются из подсудности военных и военно-полевых судов». Гитлер требовал беспощадно уничтожать партизан, подавлять с применением самых крайних мер «всякие иные нападения враждебных гражданских лиц на вооруженные силы, входящих в их состав лиц и обслуживающий войска персонал». Вотношении населенных пунктов, вкоторых вооруженные силы «подверглись коварному или предательскому нападению, должны быть немедленно применены распоряжением офицера, занимающего должность не ниже командира батальона, массовые насильственные меры, если обстоятельства не позволяют быстро установить конкретных виновников». Особо подчеркивалось, что «возбуждение преследования за действия, совершенные военнослужащими и обслуживающим персоналом по отношению к враждебным гражданским лицам, не является обязательным даже в тех случаях, когда эти действия одновременно составляют воинское преступление или проступок» [138].
6июня была издана директива №44822/41ОКВ «Указания об обращении с политическими комиссарами». Вдирективе политические комиссары характеризовались как «инициаторы варварских азиатских методов ведения войны». Они этим документом не признавались в качестве солдат, апотому к ним не должна применяться никакая международно-правовая защита. Поэтому предписывалось действовать по отношению к комиссарам со всей беспощадностью, ав случае вооруженного сопротивления их уничтожать [139]. Эти указания известны как «приказ о комиссарах».
Фон Манштейн, оценивая «приказ о комиссарах», писал:
«С точки зрения международного права политические комиссары вряд ли могли пользоваться привилегиями, распространяющимися на военнослужащих. Они, конечно, не были солдатами. Явряд ли стал бы рассматривать как солдата, например, гаулейтера, приставленного ко мне в качестве политического надзирателя. Но равным образом нельзя было причислить этих комиссаров к не участвующим в бою, как, например, медицинский персонал, военных священников или корреспондентов. Напротив, не будучи солдатами, они были фанатическими борцами, аименно, борцами, деятельность которых по традиционным военным понятиям могла лишь считаться нелегальной. Вих задачу входило не только осуществлять политический контроль над командирами, но и придать войне самый жестокий характер, который полностью противоречил прежнему пониманию ведения войны. Комиссары были как раз теми людьми, которые в первую очередь ввели те методы ведения войны и обращения с военнопленными, которые находились в явном противоречии с положениями Гаагской конвенции о ведении сухопутной войны. Но какого бы мнения мы ни придерживались относительно статуса комиссаров с точки зрения международного права, их расстрел после взятия в плен в бою противоречил всяким представлениям о солдатской морали. Такой приказ, как приказ о комиссарах, по своему существу противоречил ей. Выполнение этого приказа угрожало не только чести войск, но и их моральному духу. Ябыл поэтому вынужден доложить моему начальнику, что в моих войсках этот приказ не будет выполняться. Ядействовал при этом с согласия командиров частей и в своем корпусе так и поступал. Впрочем, естественно, мои начальники были полностью согласны с моим мнением. Попытки отменить этот приказ привели к успеху только много позднее, когда стало ясно, что единственным результатом приказа о комиссарах было то, что комиссары самыми жестокими способами заставляли войска сражаться до последнего»[140].
О том, как фон Манштейн выполнял «приказ о комиссарах», мы расскажем позже.
21июня 1941г. вчас дня штаб 56-го танкового корпуса получил приказ о начале наступления. Оно было назначено на три часа утра следующего дня. Всвоих мемуарах фон Манштейн не стал характеризовать свое состояние и состояние своих подчиненных в ночь перед вторжением на территорию Советского Союза. Он ограничился только кратким: «Кости были брошены!»…
Глава 3Смаршальским жезлом вранце
«Каждый солдат носит в ранце маршальский жезл»,– сказал однажды Наполеон. Эта крылатая фраза в полной мере применима и к фон Манштейну. Но для того, чтобы заслужить маршальский жезл, необходимо было проявить исключительные способности на войне. Фон Манштейну такая возможность представилась утром 22июня 1941г., когда войска вермахта совершили вторжение на территорию Советского Союза. Историки, касаясь этого вопроса, вбольшинстве случаев пишут, что оно было внезапным, застало Красную Армию врасплох. Надо отдать должное фон Манштейну, который более трезво смотрел на вещи и дал профессиональную оценку событиям начала войны. Самое главное в этой оценке состоит в том, что он не был сторонником тех, кто считал группировку Красной Армии готовой к нанесению превентивного удара по вермахту. «Общее впечатление от противника было такое,– пишет фон Манштейн,– что он во фронтовой полосе не был захвачен врасплох нашим наступлением, но что советское командование не рассчитывало– или еще не рассчитывало– на него и поэтому не сумело быстро подтянуть вперед имевшиеся в его распоряжении крупные силы. Много спорили о том, носило ли развертывание сил Советской Армии оборонительный или наступательный характер. По числу сосредоточенных в западных областях Советского Союза сил и на основе сосредоточения больших масс танков как в районе Белостока, так и в районе Львова, можно было вполне предполагать– во всяком случае, Гитлер так мотивировал принятие им решения о наступлении,– что рано или поздно Советский Союз перейдет в наступление. Сдругой стороны, группировка советских войск на 22июня не говорила в пользу намерения в ближайшее время начать наступление… Более всего будет соответствовать правде утверждение о том, что развертывание советских войск, начавшееся уже с развертывания крупных сил в период занятия восточной Польши, Бессарабии и Прибалтики, было “развертыванием на любой случай”. 22июня 1941г. советские войска были, бесспорно, так глубоко эшелонированы, что при таком их расположении они были готовы только для ведения обороны»[141].
В первый день наступления 56-й танковый корпус должен был продвинуться на глубину до 80км с целью овладеть мостом через р.Дубисса около Айроголы. Фон Манштейн был знаком с этим участком местности еще с Первой мировой войны. Глубокая речная долина с крутыми склонами представляла собой серьезное препятствие для танков. Командир корпуса понимал, что в случае взрыва большого моста у Айроголы его части будут вынуждены остановиться на этом рубеже. Это позволило бы войскам Красной Армии выиграть время для организации обороны на крутом берегу на противоположной стороне Дубиссы, прорыв которой мог стать серьезной проблемой. Поэтому фон Манштейн требовал от своих подчиненных действовать быстро и решительно.
Части 8-й танковой дивизии под командованием генерала Э.Бранденбергера оправдали надежды фон Манштейна. После прорыва пограничных позиций передовой отряд дивизии, преодолевая сопротивление красных частей глубоко в тылу, квечеру 22июня захватил переправу у Айроголы. За танкистами неотступно следовала 290-я пехотная дивизия. Вполдень через Мемель (Клайпеда) прошла 3-я мотопехотная дивизия, которую фон Манштейн ввел в бой за переправу южнее Айроголы.
Командующий Северо-Западным фронтом генерал-полковник Ф.И.Кузнецов в 6