Тринадцатый пункт обвинения оставил расовую ненависть и повернулся к новой теме. Она имела отношение к так называемым «заложникам и репрессиям». Обвинение против Манштейна подкреплялось различными приказами, предписывающими уничтожение этих людей.
Суть версии обвинения была изложена во вступительной речи следующего содержания: «В зонах ответственности Манштейна часто прибегали к практике казни заложников. Что касается самой практики взятия заложников среди гражданского населения, то она сводилась к принятию репрессивных мер посредством казни гражданских лиц в районах, где происходили нападения на немецких солдат или повреждение имущества саботажниками. Хотя закон отделяет взятие заложников и их последующую казнь от репрессий как таковых, на практике между ними не существует значительной разницы. По сути это означает, что отдельные личности подвергались казни без суда и следствия за преступления, совершенные – или предположительно совершенные – другими личностями».
Версия обвинения состояла в том, что казнь заложников при любых обстоятельствах противоречит международному праву. Хотя признавалось, что такая трактовка закона принималась не всеми судами над военными преступниками. Однако Нюрнбергский трибунал принял ее, и на этом основании обвинение настаивало на принятии этой трактовки и судом над Манштейном. Несмотря на разночтения, обвинение стояло на своем – в любом случае убийствам заложников не было оправданий, за исключением ограниченного их числа – после некоего формального суда и только в крайнем случае. Таковой, по существу, являлась точка зрения одного из американских судов над военными преступниками, которая расходилась с Международным военным трибуналом в Нюрнберге.
Основанием для репрессий против гражданских лиц в России послужил пресловутый приказ «Об особой подсудности в районе [осуществления плана] «Барбаросса», отданный немецким Верховным командованием незадолго до вторжения в Россию. Эта директива определяла звание офицеров, имевших право отдавать приказ о казни заложников. Цель приказа состояла в упреждении широкомасштабной партизанской войны, которую, по убеждению Гитлера, русские развяжут сразу же после начала вторжения. По версии обвинения, развязывание противником незаконной – с точки зрения германских властей – партизанской войны не дает права на репрессии в качестве контрмер.
Приказ «Об особой подсудности в районе «Барбаросса» вкупе с приказами, отданными Манштейном, по убеждению обвинения, и делали возможными репрессивные акции. Каковы же тогда пределы этих репрессий? Версия обвинения подавала это следующим образом: «Основываясь на показаниях по этому делу, не приходится сомневаться, что многочисленные репрессивные экзекуции русских гражданских лиц являлись совершенно непропорциональными по отношению к преступлениям, за которые якобы осуществлялось возмездие, и что в каждом конкретном случае они были чрезмерными. Достаточно обратиться лишь к некоторым экзекуциям заложников и репрессивным казням в зоне ответственности Манштейна, чтобы продемонстрировать не только их непропорциональность, но и, в большинстве случаев, непричастность подвергнутых экзекуции людей к приписываемым им преступлениям. 29 ноября 1941 г. в штаб-квартиру 11-й армии Манштейна поступил рапорт, констатирующий расстрел 50 жителей Симферополя в качестве репрессивной меры за смерть немецкого солдата, подорвавшегося на мине, о существовании которой не доложили немецким властям. Незадолго до этого фон Манштейном был отдан приказ по 11-й армии, гласящий, что за каждое здание, подорванное миной, о которой не сообщили немецким властям, будет расстреляно по 100 жителей Симферополя… Пропорции русских гражданских, расстрелянных за отдельные акты саботажа, в период командования Манштейна разнились числом. Чаще всего казнили 10 человек за раненого немецкого солдата. Порой пропорции повышались, но самая жестокая экзекуция произошла в январе 1943 г. в Евпатории, когда, в качестве репрессии за атаку Красной армии на город, казнили примерно 1300 человек… Вся суть политики обращения с заложниками и репрессий изложена в приказе фон Манштейна по 11-й армии от 15 декабря 1941. Приказ этот гласил, что «население должно бояться наших репрессий больше, чем партизан» (оказалось, что такого приказа не отдавалось).
Четырнадцатый пункт обвинения также касался приказа «Об особой подсудности в районе «Барбаросса». Этот пункт обвинял Манштейна в отдаче, рассылке и исполнении конкретных приказов, включая и сам вышеназванный. Как утверждалось, приказы предусматривали экзекуцию гражданских лиц 1) без суда и следствия; 2) при подозрении в совершении преступлений, особенно в причастности к партизанам; 3) за совершение действий, не считавшихся наказуемыми. Обвинение заявило, что на основании этих приказов войска Манштейна совершили огромное количество экзекуций.
Приказ «Об особой подсудности в районе «Барбаросса» предусматривал, что русские, подозреваемые в преступных деяниях по отношению к немцам, предстанут не перед военно-полевым судом, а перед немецким офицером, который должен решить, как с ними поступить. Другими словами, приказ лишал немецкие военные суды права рассматривать дела русских гражданских лиц. И снова целью приказа являлось упреждение широкомасштабной партизанской войны.
Что стало результатом этого приказа? Согласно обвинению, «количество экзекуций исчислялось многими тысячами, и есть свидетельства, что для объявления человека партизаном или бандитом хватало любого предлога, на основании которого и производилась экзекуция». Но обвинение пошло еще дальше. Оно заявило, что даже те русские гражданские лица, кто действительно участвовал в партизанском движении, имеют право предстать перед судом. Доказывалось, что Гаагская конвенция дает право гражданским лицам, на чью территорию произошло вторжение, взяться за оружие и выступить против захватчиков – не имея армейской формы и организованного надлежащим образом воинского формирования. Что, констатировало обвинение, является фактической характеристикой партизанских отрядов в прифронтовой зоне. Но существовали они и в глубоком тылу немецких войск. А это, признавало обвинение, уже незаконные формирования. И тем не менее эти партизаны, будучи схваченными, все равно имели право предстать перед судом, чего никогда не случалось. Но в огромном количестве случаев, по версии обвинения, расстрелянные не имели никакого отношения к партизанам. Эти зверства происходили по большей части в тыловой зоне, но, как считало обвинение, в штабе фон Манштейна были полностью осведомлены об имевших место экзекуциях. Как и сам Манштейн.
Последние три пункта обвинения почти полностью касались периода времени, когда немецкие армии отступали по бескрайним русским территориям, которые они так стремительно захватили. Обвинение вменяло им «издержки в виде использования рабского труда». Мы же говорили об «издержках отступления». Разница в расставленных акцентах более чем заметна.
Пятнадцатый пункт дополнял седьмой. И если в седьмом дело касалось использования русских военнопленных на запрещенных работах, то пятнадцатый касался гражданского населения. Манштейн обвинялся в отдаче ряда приказов о принудительном труде гражданского населения, следствием которых было использование многих тысяч русских гражданских лиц на фортификационных и иных военных работах. Обвинение полагало, что во многих случаях подобные работы производились в прифронтовой полосе и что среди работающих имелись беременные женщины, дети и инвалиды.
То, что русское гражданское население привлекалось немецкой армией к принудительным работам, не подлежало сомнению. Обвинение справедливо отсылало к приказу Верховного главнокомандования от февраля 1943 г., постановлявшему, что все трудоспособные жители прифронтовой зоны возрастом от 14 до 64 лет обязаны привлекаться для принудительных работ. Обвинение особо делало акцент на принудительном характере труда. Вот как живописно описывались методы принуждения, которые якобы использовались. «Людей среди ночи забирали из их домов для отправки на работы. Они толпились на улицах и рыночных площадях в ожидании, когда их заберут на принудительные работы». Такой, по утверждению обвинения, выглядела типичная картина, однако не выдвигалось предположения, что все русские работники являлись мобилизованными и что среди них не имелось добровольцев.
Шестнадцатый пункт затрагивал политику, проводимую Германией в связи с все сильнее ощущавшейся нехваткой рабочих рук, заключавшуюся в завозе в страну иностранных работников. Организацию массового вывоза работников из их родной страны поручили Заукелю, это была так называемая «Акция Заукеля». Сам Заукель утверждал, что из пяти миллионов ввезенных в Германию работников лишь менее двух миллионов были добровольцами.
Управление Заукеля находилось в Берлине. Однако оно имело агентов на всех оккупированных территориях России, даже в зоне боевых действий. Некоторых из его старших служащих прикомандировались к военным частям; те, кто занимался конкретно рекрутированием, действовали полностью самостоятельно.
Манштейн обвинялся в отдаче приказов по принудительным работам за пределами СССР, в результате чего огромное количество гражданских лиц депортировали в Германию. Таким образом предполагалась активная поддержка и организация фон Манштейном программы депортации. Однако это ни в коем случае не выглядело так, как преподнесло обвинение в своей вступительной речи. «Практически всегда наблюдалась постоянная конкуренция, – говорилось в ней, – между армией, которая желала использовать доступную рабочую силу для собственных целей, вроде фортификационных работ, и эмиссарами управления «Акция Заукеля», которые старались заполнить квоты депортации работников в Германию. Ранее, в мае 1942 г. было установлено, что в качестве общего правила на местах считался приоритет потребностей армии над всеми остальными. Но позднее, когда в Германии стал ощущаться острый дефицит рабочей силы, запросы «Акции Заукеля» на депортацию в Германию работников для рабского труда были поддержаны властями рейха, и армии пришлось до определенной степени уступить, сократив количество мобилизованных на не самые необходимые работы».