Глава 1В НОВОЙ ДОЛЖНОСТИ
1
штаб-квартиру Украинской армии Репнин выехал верхом в сопровождении эскадрона охраны. Ехал без спешки, часто останавливаясь на отдых. Весна была в полном разгаре, всё вокруг зеленело и цвело. Кавалеристы охраны радовались теплу и прекрасным видам, открывавшимся перед ними. Невесёлым оставался только сам генерал-аншеф. Он всё ещё не мог привыкнуть к мысли, что скоро ему придётся принять от Румянцева вверенные тому войска. Румянцев представлялся ему таким полководцем, отзыв которого из действующей армии мог быть на руку только противнику. Зря императрица решилась в угоду честолюбивым притязаниям Потёмкина на верховенство отозвать Румянцева с театра войны: ему надобно быть здесь, а не в Петербурге. А уж коль дело дошло до слияния двух армий в одну, то главнокомандующим сей объединённой армии следовало бы назначить Румянцева, а не Потёмкина… Конечно, Потёмкин неглуп, но он ленив, часто не продумывает намечаемых действий до конца, полагаясь на своё чутьё. К тому же неуравновешен, время от времени впадает в хандру, уныние. Что там ни говори, а до Румянцева ему далеко…
Штаб-квартира Украинской армии находилась в Молдавии, занятой войсками Румянцева ещё в прошлом году. Службы управления и материального обеспечения вместе с войсками охраны занимали довольно большой палаточный городок. Репнин почувствовал волнение, когда сошёл с коня и, передав поводья уздечки подбежавшему стремянному, направился к самой большой палатке, в которой, как он предполагал, должно было находиться главное начальство армии. Он не ошибся, палатка и в самом деле оказалась штабной, но Румянцева в ней не было. Встретившийся генерал-квартирмейстер сообщил, что фельдмаршал выехал в соседнюю деревню и вернётся через час, а может быть, даже раньше…
— Граф Салтыков уже более двух часов его ждёт, — как бы между прочим сообщил генерал. — Фельдмаршалу о нём уже доложено, поэтому задерживаться в селе не станет.
— Вы упомянули о Салтыкове. Имеете в виду Ивана Петровича?
— Совершенно верно, генерал-поручика графа Ивана Петровича Салтыкова.
— А где он сейчас?
— В трапезной палатке кваском прохлаждается.
Репнин и Салтыков были товарищами по прошлой турецкой войне, поэтому нетрудно представить себе, какой радостной была их встреча. Вопросов друг к другу оказалось великое множество. Салтыкову пришлось подробно рассказать о своей службе у Румянцева в должности командира дивизии. Дел было много, правда, в прошлом году особо отличиться не довелось, зато кое-что намечается на нынешнее лето.
— Но, насколько мне известно, в прошлом году вам удалось захватить Хотин, — напомнил Репнин. — Сильная была баталия?
— Какая там баталия, — отмахнулся Салтыков. — Взяли без боя. Когда к австрийцам, осаждавшим крепость, присоединилась моя дивизия, турки не стали ждать штурма и сдались на милость.
— А где ваша дивизия сейчас, всё ещё в Хотине?
— Наши действия перенесены к низовьям Дуная.
— Кампания давно началась?
— Ещё в апреле, как только дороги чуточку подсохли. Кстати, за это время я уже успел одержать славную викторию.
Салтыков стал с воодушевлением рассказывать, как это произошло. А произошло это в тот момент, когда, маршируя по левому берегу Дуная, дивизия неожиданно обнаружила сильно укреплённый турецкий лагерь. После рекогносцировки местности и составления диспозиции дивизия решительно атаковала противника, имевшего в своих рядах до 6 тысяч янычар. Не устояв перед стремительной атакой, около полторы тысячи турецких воинов сдались в плен, остальные были уничтожены артиллерийским и ружейным огнём либо штыками в рукопашной схватке.
— Молодцы! — похвалил графа Репнин.
— А вы как начали кампанию? — в свою очередь спросил тот.
Репнин не успел ответить: в палатку заглянул дежурный штаб-офицер и доложил, что фельдмаршал прибыл и ждёт у себя графа Салтыкова.
— Обо мне ему доложили? — напомнил о себе Репнин.
— Вас он примет после графа.
Репнин почувствовал, как учащённо забилось сердце. Далеко не простое поручение дал ему князь Потёмкин. Опальный граф может подумать, что он, Репнин, действует против него заодно с Потёмкиным, а этого он боялся больше всего. Он не желал терять дружбу с человеком, которого искренне уважал.
Своей очереди на приём Репнин ожидал у входа в палатку фельдмаршала. Граф Салтыков находился у командующего не меньше двадцати минут. Он вышел от него довольный, улыбающийся.
— Проходите, граф вас ждёт, — сказал он. — Встретимся в трапезной. Буду ждать.
Румянцев встретил князя мрачно, словно уже знал, что тот привёз ему худые вести.
— Потёмкин прислал? — спросил он после того, как они обменялись рукопожатиями.
— Князь Потёмкин привёз из Петербурга адресованный вам рескрипт императрицы. Мне поручено лично передать его в ваши руки.
С этими словами Репнин положил перед ним пакет с сургучной печатью. Румянцев взял пакет и, сломав печать, извлёк из него присланную бумагу и стал читать. Репнин заметил, как лицо его тотчас побелело, а правая рука, которой он держал бумагу перед глазами, заметно задрожала.
— Это всё? — спросил фельдмаршал, кончив чтение.
Репнин достал из сумки и положил перед ним второй пакет.
— Тоже от государыни?
— Нет, Пётр Александрович, в этом пакете содержится ордер главнокомандующего князя Потёмкина.
— Знаете содержание ордера?
— Знаю, Пётр Александрович. В нём князь Потёмкин обязывает вас, приняв к исполнению рескрипт императрицы, передать вверенные вам войска под моё временное начальствование.
Удовлетворившись ответом, Румянцев не стал вскрывать пакета Потёмкина, пообещав передать его для регистрации генерал-квартирмейстеру.
— Что до принятия вашим высокородием войск, — добавил он, — то сие дело можете оформить и в моё отсутствие. Сейчас я к этому не расположен.
Едва он произнёс последние слова, как в палатку вошёл генерал-квартирмейстер. У него было к фельдмаршалу какое-то дело, но тот не дал ему говорить:
— С сего часа со всеми вопросами обращайтесь к князю Репнину, он теперь ваш начальник.
— А как же вы?
— Украинская армия объединяется с Потёмкинской, и мне тут делать больше нечего. Князь вам всё объяснит, — добавил Румянцев.
— Но ваше присутствие может понадобиться…
— Ежели понадоблюсь, найдёте меня в молдавской деревушке.
Румянцев покинул лагерь на верховой лошади, взяв с собой одного лишь денщика. Узнав о случившемся, граф Салтыков затеребил Репнина вопросами:
— Когда ехали сюда, вы уже знали о рескрипте императрицы?
— Знал, но до встречи с фельдмаршалом не мог об этом говорить.
— И куда же его теперь?
— Фельдмаршала ждут в Петербурге. Как я понял, ему уготована другая знатная должность.
— Какая там должность!.. — не поверил Салтыков! — Всё это происки Потёмкина, который над всеми желает взять верх. Зависть! Вот в чём главная причина того, что случилось.
Салтыков расстроился до того, что пошёл по городку искать знакомых офицеров, у которых можно было бы занять пару бутылок доброго вина. Вина он не нашёл, зато принёс водки, какую обычно выдавали солдатам по праздничным дням: две полные склянки. Генералы захмелели после первых же бокалов. А захмелев, говорили о Румянцеве: вспоминали походы, совершавшиеся под его предводительством, выигранные баталии: «Рябая Могила», Ларга, Кагул… Много побед было на его счету. И вот теперь знаменитого полководца рядом уже не будет. Придётся приспосабливаться к другому командующему, способности которого в полководческом деле весьма и весьма сомнительны… А впрочем, стоит ли об этом толковать? Решение приняла сама государыня, и им, генералам, как и всем армейским чинам, не остаётся ничего другого, как выполнять повеление.
2
Свою деятельность в новом качестве — командира особого корпуса, как стала называться бывшая Украинская армия, — Репнин начал с созыва военного совета. Надо было узнать состояние дел в войсках, какие испытываются трудности в смысле материального обеспечения и медицинского обслуживания и, конечно же, обсудить задачи, связанные с продолжением кампании. Расписание войск Репнин пересматривать не стал: всё оставил, как было при Румянцеве, если не считать того, что слово «армия» во всех документах было заменено словами «отдельный корпус». Новые задачи тоже не ставились: достаточно было и того, что наметил сам Румянцев, а именно: не дать противнику усилиться в южных районах театра войны и таким образом лишить его надежд на перехват военной инициативы.
Почти со всеми участниками военного совета Репнин был знаком лично. Впервые он видел только генерал-поручика Голенищева-Кутузова, хотя до этого слышал о нём много отзывов. Храбрый, талантливый военачальник, не терпит людей, склонных к опрометчивым решениям… На заседании военного совета он сидел во втором ряду с чёрной повязкой, прикрывавшей повреждённый глаз, — последствие ранения, полученного им в одном из крымских сражений. Репнину рассказывали, что в молодости Кутузов был большим шутником, умел говорить голосом Румянцева и изображать такие сцены, что все покатывались со смеху. Однажды, случайно увидев одну из таких сцен, Румянцев разгневался и приказал перевести его на службу в Крым, что воспринималось тогда офицерами, мечтавшими о быстрой карьере, наказанием. Строгость командующего подействовала на Кутузова так сильно, что с того момента он навсегда отказался от своих шуточек и анекдотов. Он и сейчас был неулыбчив, сидел молча, изучающе глядя на нового начальника.
— У вас, Михаил Илларионович, есть что-то сказать? — обратился к нему Репнин.
— Да, ваше сиятельство. Меня не покидает мысль, что турки, узнав об отстранении фельдмаршала Румянцева от командования армией, могут перейти в наступление и напасть на наши войска.
Репнин немного помедлил, обдумывая ответ:
— Всякое может случиться… Во всяком случае, нам надобно держать ухо востро. А вы сами, Михаил Илларионович, что можете предложить?
— Полагаю, нам надобно продолжать поиски в южном направлении и постараться овладеть по левую сторону от Дуная главными опорными пунктами противника.
— А потом можно попытаться форсировать Дунай и дать бой туркам на той стороне, как это было в прошлую войну, — подал голос граф Салтыков.
— Повести такое большое наступление силами одного корпуса? — поставил под сомнение его предложение Кутузов. — Из этого вряд ли что получится. В наступлении за Дунай должна участвовать вся объединённая армия, а мы ничего не знаем о планах князя Потёмкина.
— Я сегодня же отправлю к нему курьера с нашими предложениями, — решил Репнин. — Думаю, скоро он сам появится в наших местах вместе с главой штаб-квартиры армии.
Упоминание имени Потёмкина не вызвало оживления. Было похоже на то, что многие командиры ещё не определились в оценке ситуации, сложившейся после объединения армий и назначения главнокомандующим светлейшего князя. Только некоторые открыто сожалели, что при выборе главнокомандующего объединённой армии Петербург не отдал предпочтение графу Румянцеву. С Румянцевым армия чувствовала бы себя гораздо увереннее: он знал, как воевать, за всю свою жизнь не проиграл ещё ни одного сражения.
— Фельдмаршал уехал, даже не попрощавшись с боевыми товарищами, — промолвил кто-то из сидевших во втором ряду.
— Он был расстроен, и ему было не до нас.
— Надо бы ему письмо написать, выразить сочувствие…
— Куда письмо, в Петербург?
— Куда же ещё? Наверное, уже доехал.
— А с чего вы взяли, что фельдмаршал в Петербург отправился? — вступил в разговор граф Салтыков. — Он никуда не уезжал, он живёт в семи вёрстах отсюда, в известном вам молдавском селении.
— У той самой?
Салтыков не ответил, но многие генералы и без того догадались, о чём идёт речь. Ещё в прошлую турецкую войну Румянцев познакомился с одной богатой вдовой, в доме которой некоторое время квартировал со своим штабом. Связь с этой красивой и сравнительно молодой молдаванкой он возобновил и в эту кампанию, как только армия оказалась неподалёку от знакомого селения. Поговаривали, что граф раза два или три оставался у неё ночевать.
— Вы это серьёзно сказали, что граф живёт в молдавской деревне? — обратился к Салтыкову Репнин.
— Совершенно серьёзно. Я только вчера виделся с ним.
— Ну и как он?
— Чувствует себя усталым, желает отдохнуть в уединении.
В палатке возбуждённо задвигались, стали перешёптываться. Репнин призвал всех соблюдать тишину и, когда порядок был восстановлен, снова обратился к Салтыкову:
— Я обеспокоен тем, что услышал от вас. Граф Румянцев живёт рядом в глухой молдавской деревушке, и мы об этом ничего не знаем… К счастью, не знают, наверное, и турки, а то могло случиться несчастье. Ведь они могли его попросту выкрасть. Необходимо немедленно что-то предпринять.
— Что именно?
— Прежде всего прикрыть подступы к селению пехотным полком и двумя-тремя эскадронами кавалерии. И займётесь этим вы, Иван Петрович.
— Хорошо, — согласился Салтыков. — Постараюсь это сделать сегодня же.
— Остальное беру на себя. Постараюсь встретиться с фельдмаршалом и уговорить его покинуть опасное место.
…Репнин отправился в молдавское селение на следующий день, сразу же после завтрака. Он нашёл фельдмаршала читавшим какую-то книгу на зелёной лужайке у побелённого глинобитного дома. Денщик чинил садовую изгородь.
Увидев нежданного гостя, Румянцев поднялся и, поздоровавшись, подвёл его к стоявшей у стены скамейке, где можно было спокойно поговорить.
— Что заставило явиться ко мне? Новый ордер Потёмкина?
— Потёмкин, наверное, думает, что вы уже в Петербурге или подъезжаете туда. Кстати, до вчерашнего дня я тоже так думал, пока вас не выдал граф Салтыков.
— Да, он был у меня, ну и что?
— Признаться, меня встревожило его сообщение. Уединиться в такой глухомани!.. Да вас тут же турки могли заполонить.
— Кому я нужен? Своим стал не нужен, а туркам и подавно, — добавил фельдмаршал с горькой иронией.
— Пётр Александрович, сами знаете, что дело обстоит далеко не так. Дело не только в том, что в случае вашего пленения Россия могла бы потерять своего главного полководца. Сие событие могло бы возбудить в неприятеле такую уверенность в победе, что он постарался бы немедленно перехватить военную инициативу.
— Никогда не думал, князь, что вы склонны к преувеличениям. В жизни получается куда проще, чем вы говорите.
Румянцев пригласил гостя в дом. Внутри он показался более просторным, чем при первом взгляде со стороны. Большую часть помещения занимала горница, где кроме стола и табуреток стояла деревянная кровать, как потом выяснилось, принадлежавшая самому Румянцеву.
Пока Репнин осматривал помещение, Румянцев поставил на стол кувшин виноградного вина вместе с двумя оловянными кружками.
— Вино не хуже французского, — заметил он. — Попробуйте и убедитесь сами.
— А где ваша хозяйка? — поинтересовался Репнин. — Надеюсь, представите?
— К сожалению, не смогу. Хозяйка на винограднике и пробудет там до вечера. — Румянцев выпил немного вина и спросил, встретились ли какие-либо трудности при вступлении в должность командира особого корпуса.
— Всё обошлось хорошо, — ответил на это Репнин. — Вчера провёл военный совет. Обсуждали план действий. Много говорили о вас.
— Осуждали моё поведение?
— Генералы сожалели, что вы оставили армию, не простившись с соратниками. Высказывались опасения, что в связи с вашим уходом турки попытаются изменить ход военных событий в свою пользу.
— Кто так говорил?
— Были такие. Кутузов, например.
— Возможно, он прав, — насупясь, промолвил Румянцев и продолжал: — Советую получше присмотреться к этому генералу. И к Суворову тоже. Думается, их ждёт славное будущее.
После того как поговорили о делах, Репнин снова перешёл к разговору о неудобствах проживания фельдмаршала в глухой деревушке, об опасностях, которые здесь его подстерегают, и посоветовал переехать в Яссы, если не желает возвращаться в Петербург.
— Но в Яссах я не найду такого покоя, как здесь, — возразил Румянцев. — Это же город, а где город, там и шум.
— Яссы — городок тихий, уютный — вы сами об этом знаете. Там вам будет удобнее. Да и мы за вас будем спокойны.
— Не люблю, когда меня уговаривают, как ребёнка. Ладно, — подумав, решил фельдмаршал, — пожалуй, действительно перееду. Только прошу помочь подыскать сносную квартиру.
— В Яссах у вас будет отдельный дом с охраной и прислугой. Мы позаботимся об этом.
Румянцев переехал в Яссы несколько дней спустя. Он нашёл здесь всё, что ему было обещано. Не сбылось только в отношении тишины и покоя. Недели через две после его новоселья в Яссы переехал со своим штабом князь Потёмкин, и утопавшие в сонной зелени улочки города сразу же утратили покой. Князь приехал в отличном настроении. Ему хотелось веселиться, хотелось музыки, хотелось общества прекрасных дам, и началось то, чего Румянцев больше всего боялся, — безрассудное времяпрепровождение. В дворянском собрании бал следовал за балом. А военный оркестр гремел так сильно, что Румянцеву приходилось плотно закрывать окна в надежде хотя на немного приглушить долетавшие до его дома «увеселительные» звуки. Окажись в это время Репнин рядом, от фельдмаршала ему крепко попало бы: чтобы впредь не обещал того, чего не в состоянии сделать. Но Репнин в это время находился далеко от Ясс: он вёл вверенный ему корпус к низовью Дуная, куда турки спешно стягивали силы для похода на север.