А кондотьер ухмыльнулся:
— Сейчас? Помилуйте, доктор, кто ж отодвигает кости, когда игра в самом разгаре?
Но Бениньо не принял иронического тона. Он помолчал, а затем добавил, тяжело роняя слова:
— Орсо, остановитесь. С этим пора покончить. Чего вам не хватает? В чем бы вы ни обвиняли Годелота, не пытайтесь меня убедить, что вам не терпится отомстить за Руджеро. Сейчас все зависит только от вас. От вас одного. Что за радость вам от казни мальчика? А меня синьора выгнала по вашему наущению, не отрицайте. Чего вам еще? Отпустите нас, Орсо. Все устали от этой бесполезной игры. Все оказалось бессмысленно. И месть не насытит вас, полковник.
— Месть… Мне не до мести, Бениньо. Этими игрушками забавляются те, кому больше нечего ловить. Но вы чертовски правы. Все устали. И я не меньше вашего. А потому сегодня все закончится. Всем пора заплатить по счетам и разойтись. Именно поэтому я здесь, а вовсе не ради покойного Руджеро. Отдайте то, что украли, Бениньо. Отдайте и катитесь на все четыре стороны, я не буду вам мешать. Бог вам судья.
— У вас я ничего не крал, — ровно и твердо проговорил эскулап. А Орсо сделал еще несколько шагов, и Годелот отчего-то заметил, что на предплечье полковничьего камзола влажно лоснится темное пятно.
— Мне плевать, у кого именно украдено Наследие, доктор. Но сейчас герцогская Треть у вас, и это неправильно. Отдайте ее и уезжайте.
Бениньо прищурился:
— А по мне, так все правильно, Орсо. И я на свой лад даже благодарен вам за этот своевременный пинок. Чего греха таить, в обычных обстоятельствах мне могло не хватить решимости выйти из игры. Но вы поставили меня перед выбором — и я выбрал. Герцогиня не должна быть исцелена. Она не достойна новой жизни после всех исковерканных судеб, которые попали под колеса ее кресла. И уж тем более это исстрадавшееся и озлобленное существо не должно стать новой владелицей Наследия.
Странно, но полковник не вспылил в ответ на эти слова. Он все так же задумчиво смотрел на врача.
— Надо же… Я совсем не знал вас, Бениньо… — медленно проговорил он. — Забавно. Я столько лет недооценивал Господа, считал его ханжой, педантом и занудой. А у него, оказывается, отменное чувство юмора. Отрадное открытие, но сути дела, впрочем, не меняет. Отдайте Треть, доктор, или мне придется взять ее самому. Не спорю, вы правильно рассуждали, прихватив с собой Мак-Рорка. Но вы не учли, что он не сможет защитить вас от меня. Вам больше пригодился бы Дюваль. «Бонито» совсем рядом, но я успею разделаться с вашим телохранителем и догнать вас куда скорее. Подумайте, доктор. До отплытия всего ничего, а капитану Гарви ни к чему на борту раненые, да и шумиха не на руку.
Годелот, безмолвно слушавший эту странную пикировку, ощутил холодок в животе. Орсо знал каждый их шаг. А контрабандисты — народ не слишком терпеливый. Достаточно стать для них неудобными пассажирами, и все пойдет прахом.
И вдруг, разрывая ночную тишину, над берегом раскатился удар судового колокола. Бениньо резко вскинул голову, а Орсо усмехнулся:
— Мой небольшой сюрприз, доктор. Я послал весточку капитану Гарви, что его выдали и к половине второго ночи здесь будет береговая охрана. Он тут же сдвинул время отплытия на час раньше. Догадайтесь, кого он считает предателем?
Бениньо хрипло втянул воздух, словно его ударили в грудь. Годелот же ощутил, как разом разогрелась рука, держащая эфес. Петля, уже ослабшая было на шее, затянулась с новой силой, и шотландец понял: он должен вмешаться сейчас же, не задумываясь и не оценивая шансов на успех.
Перехватив эфес скьявоны в горячей сухой ладони, Годелот шагнул вперед, заслоняя собой врача.
— Идите, доктор, вам нечего терять, — спокойно бросил он, — я задержусь. Удачи вам. Не сомневаюсь, Берсатто и несколько монет замолвят за вас словечко, что бы ни плел этот упырь.
Бениньо рванулся вперед, отталкивая подростка:
— Не глупите! Я никуда не уеду один!
— Вы будете не один! — резко припечатал Годелот. — Бегите сейчас же!
Он вскинул скьявону, а полковник потемнел лицом, но не обнажил клинка.
— Мак-Рорк, не лезьте! — рявкнул он. — Мне придется убрать вас с дороги!
— Так уберите! — зарычал шотландец.
Бениньо, мертвенно-бледный, отступил назад, будто колеблясь. Орсо шагнул за ним, но шотландец преградил ему дорогу. Секунду полковник стоял, глядя в глаза ученику, а потом одним рывком сбросил камзол, выхватил оружие и остервенело обрушился на юнца.
Это был не урок фехтования. И перед Годелотом был не учитель. Орсо спешил, взбешенный преградой на пути к цели, скьявона в его руке с воем рвала на полосы холодный ночной воздух, и Годелот знал, что продержится совсем недолго.
Но Бениньо уже не было видно, и шотландец верил, что тот наконец плюнул на сантименты во имя здравого смысла и все же спешит к тартане. Ведь Пеппо уже должен ждать на условленном месте… Господи, пусть он просто взойдет на борт… Пусть все будет не зря. Однажды он уже где-то возносил эту клочковатую молитву, только сейчас не мог вспомнить, где и когда.
И вдруг тучи разошлись, клинки вспыхнули в лунном свете холодным серебром, разбрызгивая облака сияющей водяной трухи, и на доли мига противники замерли, ослепленные. Годелоту хватило всего секунды, чтобы сбросить морок, он уже снова вскидывал скьявону, уже готов был отразить удар, когда стальной локоть врезался в подбородок, отшвыривая шотландца наземь. Зазвенел отлетевший в сторону клинок. Каменистая земля ударила в спину, вышибая воздух из легких, и мир снова померк, словно разбившись мелкой мозаикой. Лишь высокая нечеткая фигура рванулась к нему, отводя в сторону сияющую сталь, и Годелот понял: это конец. А издали, будто в насмешку, снова накатывал звон судового колокола. То «Бонито» готовился поднять якорь.
Шотландец отчаянным усилием оторвал отяжелевшее тело от земли, пытаясь увернуться от надвигающегося блеска стали… И тут послышался надсадный всхрип. Очерченный лунным светом силуэт содрогнулся, сгибаясь, будто марионетка на обрезанных нитках, и упал на колено. А потом к Годелоту метнулась тень в плаще, похожем на рясу.
— Лотте, вставайте… — задыхающимся шепотом умолял кто-то, пытаясь поднять шотландца. — Вставайте, у нас считаные минуты. Ну же!
Годелот встряхнул головой, собирая мир из кусочков, и увидел доктора, стоящего рядом с ним на коленях. Он был еще бледнее прежнего, а в левой руке держал окровавленный кинжал.
— Что произошло?.. — пробормотал юноша, вставая на ноги. Доктор молчал, но Годелоту и не нужно было ответа. Полковник Орсо, скорчившись на земле, дышал короткими рывками. Под спиной его темнело бесформенное пятно.
— Идемте. Не ищите скьявону, она сломана.
Бениньо настойчиво тянул шотландца за руку, и в голосе его прорезались ноты отчаяния. Годелот двинулся за врачом, пытаясь перейти на бег, а берег и склады хороводом шли перед глазами. И в этой круговерти он увидел, как раненый кондотьер, шатаясь, поднимается на колени и тянется за клинком.
Нужно было спешить… И доктор все настойчивее увлекал его за собой, что-то говоря, все громче, почти крича. А полковник встал на ноги и бросился за ними, словно не лежал секунду назад на земле в луже крови.
Он так и не дотянулся до скьявоны и остался безоружным. Освещенное луной искаженное лицо было страшно. В несколько прыжков он настиг беглецов и голыми руками вцепился в горло Бениньо, валя его наземь. Врач бился в тисках жадных сильных рук, путаясь в широком плаще и неловко взмахивая кинжалом. Годелот ринулся на дерущихся. Обхватил горло Орсо левой рукой и неистовым усилием отдернул кондотьера, чувствуя, как его собственный камзол влажнеет от полковничьей крови. Бениньо с хриплым кашлем откатился в сторону и поднялся на ноги. А полковник рвался из хватки Годелота, пытаясь сбросить противника со спины и рыча от боли.
— Бегите, доктор! — отчаянно крикнул шотландец.
Врач бросил на сражающихся последний безумный взгляд и рванулся к проходу меж складов, ведущему к причалам. Орсо завыл, как подстреленный волк, с удвоенной силой забившись в руках бывшего подчиненного:
— Он уйдет, Мак-Рорк! Остановите его! Остановите, господи! — В этом крике звучала такая лютая, безнадежная, горькая злоба, что у шотландца что-то заледенело внутри, вдруг скованное почти животным страхом.
А полковник, будто зверь в агонии, рычал и метался в тисках сдерживавших рук. И Годелот точно знал, что проиграл. Ему не успеть на «Бонито», зато он удержит этого страшного человека. Удержит в последние отчаянные минуты, которые решат все окончательно.
Почему он не подобрал скьявону полковника?.. Снова не успел, не сумел, не додумал. Снова пошел на поводу своей извечной горячности, всегда берущей верх над рассудком.
А ведь все было так просто… Поднять клинок и трижды ткнуть его в ненавистную спину. Вот и все. «Выживает тот, кто хочет жить, Мак-Рорк, а не впечатлить окружающих…»
Три гулких удара колокола приглушенно разнеслись над морем, и вдруг что-то громыхнуло в ночной тьме. Полковник замер, перестав сопротивляться, словно разом лишившись сил. А на берегу уже все стихло. Ветер донес слабый звон якорной цепи и скрип крамбола[5] «Бонито» покидал берега Венеции. Сюзерен так и не взял своего юного бестолкового паладина в крестовый поход.
Глава 26. Паладин-исповедник
Он чувствовал себя, как портовая крыса, которую пнули матросским башмаком. Слева громоздились целые горы ветхих рыбацких сетей, большей частью уже отслуживших, подмокших и испускающих удушливую вонь. Справа бухтами лежали канаты. Плащ порядком отсырел, а полузажившая рана уже который час подряд раздражающе ныла.
Пеппо вздохнул и попытался сесть поудобнее. Сам виноват. Конечно, явиться заранее было разумно, но вовсе не означало, что нужно тащиться в Капо Пьетро за несколько часов до отплытия…
Затаившись в своем укрытии, он второй час неистово скучал и изводился гложущей тревогой. В этом сыром лабиринте было чертовски неуютно, однако едва ли кому-то удалось бы разглядеть здесь съежившегося человека.