Энджи тоже хотела сделать так, чтобы о ее коллеге не забыли. К середине 2015 года они с сослуживцами решили, что бесценный вклад Билли в станционные дела надо увековечить. Нужно было почтить его память чем-то таким, что сохранилось бы надолго. Энджи настаивала, что памятник нужно поставить в саду Билли, который он так любил. Вспоминая его, она так и видела его там – в комбинезоне, угрюмо вскапывающим клумбу. Коллеги решили поставить в честь него скамейку, а компания выделила деньги. Начальство с радостью согласилось отдать должное этому выдающемуся работнику.
Скамейку должны были доставить летом. Однако Энджи не хотела, чтобы ее просто привезли и поставили. Нужно было как-то особо отметить, что это скамейка в честь Билли, и устанавливают ее в его саду – на станции, которой он посвятил жизнь. Энджи придумала план и стала его осуществлять.
Когда скамейку наконец доставили, обнаружилось, что ее повредили по дороге. Позвали механика Дейва Чина, и он все исправил. Если бы скамейка осталась кривой, все знали, что Билли бы громко ругался. Мистер Брюзга был такой незабываемой фигурой, что его присутствие чувствовалось до сих пор.
Дейв измерил сад и скамейку и выбрал для нее место в самой середине. Скамейку разместили прямо перед клумбой, так что, сидя на ней, пассажиры могли любоваться садом, который Билли создал и в который вложил столько труда. За садом продолжали тщательно ухаживать. Билли не успел осуществить свой план и привлечь к работе в саду детей из коррекционной школы, но этот план подхватила местная волонтерская организация «Друзья станции Хаддерсфилд» и не позволила наследию Билли пропасть.
Энджи подготовила почти все, что задумала, но чуть-чуть не успела к тому моменту, как Дейв установил скамейку на станции, поэтому памятник замотали полиэтиленом и черно-желтой лентой для ограждений, чтобы никто там не сидел до церемонии открытия.
Затем Энджи позвонила вдове Билли.
– Вэл, – сказала она, – тебе не сложно будет в понедельник приехать на вокзал? Мы кое-что устраиваем и хотели бы тебя видеть.
Когда Валентина приехала, она увидела перед садом Билли аккуратную скамейку из светлого дерева, обвязанную огромным белым бантом. К ней была прикреплена блестящая золотая табличка в память ее мужа. Еще она с удивлением заметила, что окошки касс закрыты – всем хотелось присутствовать на церемонии открытия памятника, и работу касс приостановили.
– Таких торжеств я не ожидала, – пораженно сказала она.
– Ну, – ответила Энджи, – просто мы его любили. Любили и ценили, и теперь ты тоже это знаешь.
В полдень 10 августа 2015 года станция Хаддерсфилд замерла. На платформе 4 железнодорожники в форме и желтых жилетах собрались почтить память выдающегося человека. Энджи произнесла короткую речь, потом Валентину пригласили разрезать белую ленту, и торжественное открытие скамейки в честь Билли состоялось. Церемония получилась светлая, все улыбались, делились воспоминаниями и смеялись, а потом, когда вокзал снова ожил и засуетился, кассы заработали и поезда пошли, торжество продолжилось в служебных помещениях, где Энджи заказала для Валентины и всех коллег маленькие кексы. Кексы были украшены яркой посыпкой, кусочками шоколада и цветной глазурью, сослуживцы забегали за ними весь день, и даже осталось на ночную смену.
Феликс полюбила скамейку и часто вилась у ее прочных ножек, как когда-то у ног Билли. Место было выбрано так, чтобы на закате туда светило солнце, и многие усталые проезжающие садились там отдохнуть. Иногда эти солнечные лучи вспыхивали на золотой табличке с надписью:
«В память Билли, бригадира станции Хаддерсфилд, стаж 21 год: 14 февраля 1994 – 3 марта 2015. Мы всегда будем помнить, любить и скорбеть».
И его, без сомнения, помнили и любили. Энджи во время обхода, проходя мимо скамейки, всегда бодро здоровалась:
– Доброе утро, Билли!
Но теперь только ветер отвечал ей:
– Доброе, миссис Ха.
Глава 28. Рука помощи
В сентябре 2015 года утром в понедельник на станцию Хаддерсфилд прибыл, шипя тормозами, поезд из Лидса. Оттуда вышел взволнованный человек и нервно одернул аккуратный темно-синий пиджак. Он откашлялся, потом расправил плечи и отправился на поиски начальника станции. Это был его первый рабочий день. Его звали Эндрю МакКлементс, и он стал новым бригадиром вместо Билли.
Оказаться преемником такой масштабной личности нелегко. Не исключено, что Эндрю, знакомясь с новыми коллегами, почувствовал не просто скрытую настороженность, с какой всегда встречают новичка в сложившемся коллективе, но и некоторое удивление. Дело в том, что Эндрю, родом из города Сент-Хеленс около Ливерпуля, не только сильно отличался от Билли характером – общительный, улыбчивый, приветливый и открытый, – но и был на сорок с лишним лет моложе: ему было всего двадцать два.
Даже самый младший хаддерсфилдский бригадир был на десять лет старше. Эндрю уже прослужил два года на «Транспеннинском экспрессе», продавал билеты сначала в Уоррингтоне, потом в аэропорту Манчестера. После смерти Билли вакансия бригадира была выставлена на конкурс, и Эндрю считал, что ему очень повезло ее занять. Здесь у него появилась редкая возможность по-настоящему ощутить, что же такое железная дорога. Но он знал, что нагрузка тут будет бешеная.
Его взял на работу Уилл, новый начальник станции, который пришел раньше в том же 2015 году. Уилл был щеголеват, всегда носил элегантные костюмы и коротко стриг темные волосы. Он с большим энтузиазмом показал Эндрю станцию. Уилл относился к тем людям, которые все время куда-нибудь мчатся, и постоянно попадал в недоразумения со станционной кошкой. Спеша через зал, Уилл натыкался на Феликс, которая как раз решила поваляться и погреться на солнышке. Чтобы не наступить на нее, он подпрыгивал и кричал: «Кошка, брысь с дороги!» Но коллеги видели, как он ее гладил, причем Феликс по-хозяйски восседала на его столе, а значит, ее обаяние действовало на Уилла не меньше, чем на остальных.
Эндрю повезло: он уже был знаком с Боссом. «Транспеннинский экспресс» обучал сотрудников в Хаддерсфилде, и среди прочих служебных помещений на втором этаже были и комнаты для занятий; Эндрю однажды учился там на курсах и познакомился с Феликс.
– А кошку вы видели? – спросил его тогда инструктор.
– Нет. Какую кошку? – удивился Эндрю, потом спустился на первый этаж и увидел, что Феликс лежит на ксероксе и спит. Она приоткрыла один зеленый глаз, недовольная, что ее потревожили, но разрешила погладить себя и почесать, после чего они расстались.
К тому времени, как Эндрю стал бригадиром, он успел узнать больше о ее репутации. Слава Феликс понемногу крепла за годы, проведенные ею в Хаддерсфилде; о ней уже знали все местные жители и служащие «Транспеннинского экспресса». В рабочие часы вокруг нее иногда собиралась кучка людей, которые хотели ее угостить и приласкать. Ее величество относилась к ним, как и подобает государыне относиться к преданным слугам.
Но хотя Эндрю понимал, что она знаменитость, первое время на станции его занимали другие вещи. Феликс очень оскорбилась бы, если бы узнала об этом. Ему было не до кошки, он напряженно учился и все запоминал.
Во-первых, ежевечерние схемы расположения подвижного состава, маневровые работы. Во-вторых, ночные смены – раньше Эндрю не работал по ночам и опасался, что это окажется тяжело. Затем бухгалтерия – бригадирам каждый день приходилось подсчитывать тысячи фунтов выручки наличными и проводить множество сложных расчетов. А вдобавок руководство бригадой, обходы… Столько всего! Ему казалось, что он тонет в пучине информации. Кроме того, как убедилась в свое время Энджи Хант, у бригадира одинокая работа. Эндрю не хотел обнаруживать перед подчиненными слабость или признавать, что не справляется. Он знал, что молод для этой должности, и чувствовал, что должен заслужить авторитет.
В этот ученический период ему очень помогли советами другие бригадиры, и он ничего не пропускал мимо ушей. То и дело он ощущал, как трудно быть преемником Билли. Не без робости он очистил стол предшественника, а потом занял его ячейку для документов. Хорошо, что к этому времени люди вспоминали Билли, не погружаясь в скорбь – о нем уже говорили свободно и охотно, вспоминали забавные случаи: «А помните, как Билли однажды…»
Эндрю рад был бы навсегда остаться в учениках, но так не бывает. Настала ночь, когда вся станция осталась только на его попечении.
Он запер главные двери на тяжелую металлическую задвижку и пошел по пустому вокзалу обратно в бригадирскую. Феликс шла рядом, и входя, он машинально придержал для нее дверь, а сам уже составлял в уме список дел, которые нужно успеть переделать за долгие, тихие часы до рассвета. Он решил начать с бухгалтерии.
Вскоре он пришел в полное отчаяние. Компьютерная программа не слушалась, количество наличных, разложенных на кучки, не сходилось. Он не хотел ошибиться и подвести коллег, но чувствовал себя как в кошмарном сне, где сбываются худшие страхи.
– Так, не раскисать, – сказал он вслух. – С этим просто нужно справиться, – он нервно взъерошил короткие темные волосы и глубоко вздохнул. Тревога нарастала, под ложечкой сосало, на плечи давил груз ответственности. – Думай, думай! – велел он себе.
Феликс лежала на столе. Она сонно зевнула, потянулась и устроилась поудобнее. Эндрю отвлекся на это движение и некоторое время смотрел, как она уютно дремлет. Он понял, что когда она рядом, он не одинок.
Без нее он чувствовал бы себя совсем потерянным, как будто помощи ждать неоткуда, и ему придется в одиночку штурмовать отвесную скалу. Но когда трудности с кем-то делишь, они уменьшаются вдвое, и присутствия Феликс в комнате хватило, чтобы заботы внезапно показались простыми и легкими. Она успокаивала, умиротворяла, согревала душу, и Эндрю заметил, что дышит ровнее в такт ленивым движениям ее хвоста. Скала оказалась не такой уж отвесной.
Привыкнув к работе, Эндрю обнаружил, что в трудную минуту Феликс всегда поблизости. Он нервничал из-за маневровых работ – если тут ошибиться, будут огромные задержки поездов, скандал и грандиозные убытки, – но в это время Феликс обычно выходила на платформы и охотилась на рыжих ночных мотыльков, которые слетались на свет вокзальных фонарей. Видя, как решительно она прыгает на добычу, Эндрю тоже чувствовал себя смелее и решительно возвращался к запутанной схеме. Когда он писал отчеты, она устраивалась у него на коленях, и часто он одной рукой печатал, а другой гладил ее, а сам удивлялся, почему работа продвигается так медленно. Все из-за Феликс – во всех смыслах.