– Тебе нельзя тут лежать. Ну-ка, слезай.
Котенок не сдвинулся ни на дюйм. Мартин протянул руку, нерешительно взял его, поднял и пересадил на ковер. Тот с недоумением уставился на него снизу блестящими глазами.
– Все, убирайся! – сказал Мартин. – Мне надо работать.
Но котенок продолжал смотреть, словно на свете не было ничего увлекательнее этого зрелища. Только когда Мартин на него шикнул, он решил, что это новая игра, отбежал прочь и стал очертя голову носиться по комнате. Он всюду находил новые игры.
А уж возможностей развлечься хватало. Чем больше котенок осваивался, тем смелее становился. Мебель была гимнастическим снарядом, чтобы на нее запрыгивать: в три прыжка он взлетал с пола на мягкое сиденье офисного стула, оттуда на узкий подлокотник, вытягивался там, изображая стойку на перекладине, и торжествующе приземлялся на стол, как на батут; по столу было удобно скользить, кататься и плясать рок-н-ролл; ксерокс возвышался над котенком, как небоскреб, и тот играл под ним в прятки.
В товарищах по играм у него тоже не было недостатка. С ним скоро познакомился весь персонал станции Хаддерсфилд – двадцать шесть человек, не считая работников других железнодорожных компаний, чьи поезда тоже отправлялись с этого вокзала. Всем хотелось поиграть со станционным котом.
Неудивительно, что иногда котенок уставал от общения. В начале знакомства с каждым новым коллегой он вел себя робко и застенчиво. Зато потом начал отдавать некоторым людям предпочтение – например, кассиру Джин Рэндалл. Та считала, что поскольку домашних животных выбирают хозяева, а не наоборот, долг человека сделать жизнь своих питомцев как можно лучше. Ее черные кудри выглядели почти так же, как пышный мех котенка. Скоро приласкаться к Джин стало одной из его главных радостей; но дверь в кассу, где она работала, полагалось держать запертой из соображений безопасности, не делая исключения даже для самых законопослушных котят, так что ей удавалось погладить его лишь до или после смены или урвать пять минут в обеденный перерыв.
Гораздо больше времени котенок проводил с Гаретом, у которого мог проспать на коленях всю смену, и с бригадирами – их он и стал считать самыми близкими и родными. С бурым медведем котенок тоже не расставался. С такой большой игрушкой было непросто сладить, но он нежно хватал его зубами за плюшевую лапу и везде таскал за собой.
Котенок осваивался без проблем, и следующей важной задачей стало придумать ему имя. Гарет снова сел за свой закаленный в боях компьютер и изготовил новый плакат про кота – такой, о котором раньше и не мечтал:
Хаддерсфилдский станционный кот!
Не упустите шанс дать имя нашему новому работнику!
Стоимость участия – всего 50 пенсов!
Записывайте ваши предложения!
Имя будем вытягивать из шляпы во вторник 19 июля.
– Нельзя же всю жизнь называть его просто «котик», – заметила Энджи.
Лотерея стала большим событием на вокзале. Пассажиров не приглашали, зато среди железнодорожников кинули клич, чтобы привлечь коллег со всех концов страны. Взносы было решено перечислить в фонд помощи детям, а значит, чем больше участников, тем больше котенок заработает на доброе дело. Записались почти все, а Белинда Грэм даже взяла несколько заявок на участие в Манчестер, в Бриджуотер-хаус – штаб-квартиру «Транспеннинского экспресса», чтобы сотрудники офиса тоже поучаствовали в судьбе станционного кота.
Имена, разумеется, придумывали мужские. Пол котенка к этому времени пытался определить не только манчестерский диспетчер, в чьем доме поселились Макс и Перси. Несколько сотрудников беззастенчиво заглядывали малышу между задними лапами, пытаясь раздвинуть его густые меховые штаны, и глубокомысленно кивали, приговаривая: «Безусловно мальчик».
Гарет остался верен себе и предложил совершенно безумные варианты: «Мистер Ти» из «Команды А» и «Дэвид Хассельхофф» в честь звезды «Спасателей Малибу». У других идеи были попроще – «Белолапик», «Кит» в честь комика Кита Лемона. Дейв Руни. Один из бригадиров, с которым котенок особенно сдружился, дал волю фантазии и придумал имя «Алоизий».
– Алоизий? – возмутилась Энджи. – Ничего себе имечко! – она сердито посмотрела на Дейва. – Надеюсь, его не выберут!
Но здесь ничего не зависело ни от Энджи, ни от кого в «Транспеннинском экспрессе». Решено было положиться на волю случая, а чтобы жеребьевка прошла честно, вести ее пригласили незаинтересованное лицо: Джона, бригадира машинистов из другой компании. Какое имя он вытянет, то и останется, результат обсуждению не подлежит.
Ажиотаж был немалым. Вторник 19 июля приближался, и картонная коробка заполнялась. Каждое имя записывали на листочке, участник платил пятьдесят пенсов, и бумажку кидали в коробку. За коробкой внимательно следили, чтобы никто не жульничал – хотя Энджи и мечтала, как хорошо было бы выкинуть часть имен, например, идею какого-то поклонника черного юмора: «Лепешка». Железнодорожному коту предстоит ходить по рельсам, разве можно называть его Лепешкой?!
Джин предложила «Фрафти» – так звали кота, вместе с которым росли ее дети, его обожала вся семья, а станционный котенок был похож на него как две капли воды. Но точнее всех, пожалуй, угадал Терри, дежурный у шлагбаумов. Ему хватило всего четырех букв. На его бумажке было написано: «Босс».
Рейчел Стоктон, проводница, одно время состоявшая в Обществе защиты животных, очень любила один мультик про кота. Впервые увидев станционного котенка, она сказала себе: «Да это же вылитый Феликс». Листок с этим именем она и опустила в судьбоносную картонную коробку.
Жребий тянули примерно в десять утра во вторник 19 июля 2011 года. Энджи присутствовала, но не подходила к коробке, чтобы никто не усомнился в честности организаторов. Джон взял коробку, еще один помощник стоял рядом; все было обставлено как лотерейный розыгрыш с независимым жюри. Котенок ни о чем не подозревал и бродил по комнате, не догадываясь, что высокий, лысеющий седой человек сейчас выберет из сотни вариантов его имя.
Джон был по натуре прямым, честным и не любил ходить вокруг да около. Он привык каждый день общаться с упрямыми машинистами, и с первого взгляда было видно, что с ним шутки плохи. Оспаривать результат жребия никто бы точно не решился.
Он засунул руку в коробку и порылся в бумажках. Энджи смотрела, затаив дыхание: как же назовут котеночка?
Джон выбрал одну бумажку и вытащил.
– Феликс, – не терпящим возражений тоном объявил он.
Феликс! Энджи подумала, что лучшего имени и не придумаешь – короткое, приятное и не какой-нибудь Ай-ай-айлоизий. Гарет Хоуп, наоборот, был слегка разочарован. А когда Рейчел узнала, что ее вариант победил, она радостно сжала кулаки и закричала: «Да!» Феликс – отличное кошачье имя, и черно-белому малышу оно и правда подходило идеально.
Энджи наклонилась к котенку и взяла его в руки.
– С добрым утром, Феликс, – сказала она.
Котенок недовольно на нее посмотрел.
– С добрым утром, красавчик, – добавила Энджи. От некоторых привычек сложно отвыкать.
Глава 7. Феликс – маг
Котенок провел на станции уже неделю, и атмосфера совершенно преобразилась. Коллектив станции Хаддерсфилд всегда был по-семейному сплоченным, но у людей, которым приходится так тесно общаться, не обходится без склок и мелких придирок, как и в настоящих семьях. Котенок принес с собой мир и согласие. Все были воодушевлены, как никогда. По средам в баре «На всех парах» на северном конце платформы номер 1 по вечерам играли джаз. Теперь железнодорожники пританцовывали, обходя платформы под звуки блюза, разносящиеся в летнем воздухе. Котенок всех пленил и очаровал.
Никто не остался равнодушным. Энджи Хант, к своему изумлению, однажды застала Билли за тем, что он тайком играет с котенком. Столы в бригадирской были с отверстиями, куда можно пропускать провода от компьютера к розетке; у Билли отверстие в столе было свободно, и Энджи увидела, как он просунул туда пальцы и шевелит ими, а Феликс завороженно наблюдает, сидя на полу.
– Все с тобой понятно, Билли, – по-йоркширски нараспев сказала она.
Билли кашлянул; у него был хрипловатый кашель курильщика.
– Ну да, миссис Ха, – ответил он и посмотрел на котика. Тот начал умываться шершавым розовым языком, чтобы черная шерстка еще больше распушилась. – До чего он все-таки хорош.
– Это правда, Билли, – ответила Энджи и тихонько улыбнулась.
Сама она рядом с котенком чувствовала себя на седьмом небе. День ото дня они с Феликсом становились нежнее друг к другу. Когда Энджи работала за столом, Феликс забирался ей на колени. Через некоторое время он начинал тянуться лапками к ее плечам; она смотрела в запрокинутую мордашку и разрешала: «Ну, залезай». Тогда он взбирался ей на плечо, укладывался и лежал, раскинувшись, как теплый меховой шарф, пока она стучала по клавишам.
Феликс, как выяснилось, очень любил ласкаться. Энди Кроган, дежуря в ночную смену – а это было тихое время, на станции оставалось всего два человека, – обнаружил, что Феликс повсюду ходит за ним следом. Когда он садился за бухгалтерию, котенок пристраивался у него на коленях или на локте и засыпал. Кошка Энди, пестро-полосатая Мисси, тоже была дружелюбной, но никогда не забиралась к нему на колени. Когда Феликс впервые залез к нему на руки, Энди был глубоко растроган. Разумеется, скоро невозможно стало сесть, чтобы котенок не явился требовать внимания, как будто капризный трехлетний малыш – но почему-то Энди на него почти не сердился.
Когда Феликс не спал, то с удовольствием помогал подсчитывать выручку. Не зря же он состоял в штате! Вот только разницы между работой и игрой шустрый котенок не видел. Энди считал деньги, а Феликс норовил накрыть их лапкой, будто гигантский выигрыш в казино. Он плюхался на деньги задом, разваливался на бухгалтерской ведомости, гонял через полкомнаты оброненную купюру. Случалось, что в ту самую минуту, как Энди все скрупулезно подсчитал и сложил наличность аккуратными стопками, Феликс пугался какого-нибудь звука снаружи и кидался бежать напролом – деньги так и летели во все стороны!