В Хересе выращивали несколько пород лошадей, там были не только андалузцы, но и арабские и англо-арабские лошади. Отчим Филиппа сделал все возможное, чтобы у них появились и чистокровные верховые жеребцы, хотя многие не воспринимали его селекционно-племенные работы всерьез, ведь для того чтобы добиться успеха, требовался многовековой опыт английских конезаводчиков.
К двадцати годам Матвей уже заявил о себе в мире скакового спорта. Ройтер возлагал на него большие надежды. Как-то в конце лета Филипп уговорил его сбежать из дождливой Англии к нему в гости на пару недель. Тогда Матвей впервые увидел Феликса, ему еще не было шести месяцев. Филипп показал ему чистокровного жеребенка, хвастаясь его безупречным экстерьером. У Феликса были четко очерченные суставы, длинный пропорциональный корпус, он еще бегал в табуне рядом с мамой, а Филиппу уже не терпелось начать тренировки.
В следующий раз Матвей приехал к Филиппу вместе с Ройтером и Ниной, они совершали обычный ежегодный вояж по конным ярмаркам. Андалузская порода Ройтера не интересовала. «Они хороши для испанских парадов и арены», — говорил он об испанских лошадях.
Марк Аркадьевич не терял надежды найти свой «бриллиант». Проблема всех владельцев будущих чемпионов заключается в том, что скаковую лошадь приобретают в юном возрасте, еще жеребенком, а тренировки начинаются, когда лошади исполняется год, и то без галопов, поэтому первый результат своего выбора хозяин видит не раньше чем через два года. Ройтер не раз покупал кота в мешке, руководствуясь родословной, экстерьером и своей интуицией. «Настоящие чемпионы, как гении, рождаются раз в сто лет, — любил повторять он. — Чистота породы — это еще не залог успеха, но мне повезет».
Когда Филипп вывел Феликса, у Марка Аркадьевича перехватило дыхание. Жеребенка недавно отлучили от матери, он только привыкал к недоуздку и получал первые уроки дисциплины, но уже тогда в его шаге угадывалась поступь чемпиона, по крайней мере таким увидел его Ройтер, увидел и уговорил продать, оставив Феликса крепнуть и развиваться в хорошем климате Испании.
Филипп растил и тренировал своего любимца, пока ему не исполнилось полтора года. Матвей часто наведывался в Испанию посмотреть на первые тренировки, давая возможность Феликсу привыкнуть к нему, установить контакт.
Потом лошадь перевезли в Баден-Баден к лучшему скаковому тренеру Германии. Когда Феликсу исполнилось два года, он показал первый галоп. Первые сто метров за 5,4 секунды. Тогда пошли первые стуки и разговоры. Ройтер уже не сомневался, что на этот раз угадал.
Две тысячи шестой год стал для них годом громких побед. За свою короткую карьеру Феликс успел набрать больше ста очков, выиграл два престижных кубка в Англии и активно готовился выступить на Королевских скачках — Роял Аскот. Филипп стал главой команды, сопровождающей Феликса на всех заездах. Матвей достиг пика своей формы, и они с Феликсом делили одну жизнь на двоих.
Ройтер отлично осознавал, что такое везение случается только однажды. Он отдавал себе отчет в том, что ближайшие несколько лет будут лучшими в его жизни. Он слишком долго ждал этого, чтобы не быть готовым, но все равно испытывал страх. Он боялся, что Феликс получит травму перестанет показывать результат, — такие случаи уже были, когда пик возможностей лошади приходился на два года, а потом шел спад.
Ройтер жаждал побед, триумфа. Он потерял сон в предвкушении начала сезона и, как ни старался убедить себя, что в жизни есть вещи поважнее, не мог смириться с тем, что такое с ним происходит первый и последний раз.
Феликс еще не выиграл Аскот, не сделал круг чемпиона в Дубае, а Ройтер уже скучал по этим временам. Его сердце сжималось от мысли, что он никогда не сможет пережить эти чувства вновь. Нужно было дожить до пятидесяти шести лет, чтобы узнать, что такое настоящее счастье, как чувствует себя человек, оказавшийся на вершине мира. Никогда деньги не приносили ему таких эмоций, никогда еще он не плакал по ночам от любви ни к одному живому существу.
Игорь так и не понял, что именно потревожило его сон. Вернувшись из бильярдной, он уснул еще до того, как его голова коснулась подушки. Открыв глаза, он несколько секунд растерянно моргал, вглядываясь в темноту. В щель между занавесками пробивался лунный свет, было прохладно, он подумал о том, чтобы прикрыть окно. В тот самый момент, когда его нога опустилась на коврик из шкуры пони, раздался странный шум.
Мягко ступая по доскам гикори, Игорь подобрался к двери, ведущей на винтовую лестницу, и прислушался. Тишина. Он замер, затаив дыхание. Что-то неуловимое пробудило в нем неосознанное чувство тревоги. Ни звука. Он продолжал стоять, вслушиваясь в тишину. Вдалеке заржала лошадь, было слышно, как колышутся ветки деревьев за окном.
Чьи-то громкие шаги раздались прямо за дверью. От неожиданности Игорь резко отпрянул назад. Его сердце бешено заколотилось. Кто-то побежал вверх по лестнице, громко шлепая босыми ногами по ступенькам. Потом снова наступила тишина. Игорь присел на корточки, прижавшись ухом к двери.
Через несколько секунд он уловил тяжелое дыхание, кто-то дышал там, на лестнице. Он знал, что дверь была заперта, и все же испытал страх. Тот, кто был за дверью, молчал и дышал так, как будто задыхался от долгого бега. Игорь собирался подать голос, спросить, кто там, но онемел и не мог выдавить из себя ни звука. Он ощущал враждебность, исходящую с другой стороны двери.
Он продолжал сидеть на корточках, вслушиваясь в прерывистое дыхание, срывающееся на хрип. Его кожа покрылась мурашками, в голове звенела пустота. Послышался звук удара, и дверь содрогнулась. Игорь, не удержавшись, упал навзничь, на спину. До него донеслись сдавленные стоны, шум возни, за дверью завязалась борьба.
Он вскочил на ноги и бросился к столу. Ключ исчез. Еще перед ужином он лежал в верхнем ящике письменного стола рядом с бумажником и мобильным телефоном.
Звуки на лестнице резко затихли. Повинуясь внезапному порыву, Игорь вернулся к двери и, положив вспотевшую ладонь на круглую ручку, мысленно досчитал до трех. Дверь распахнулась, отбросив широкую полоску света на черные ступени. Винтовая лестница зловеще проступила из темноты.
Сердце Игоря отчаянно колотилось, он уже не помнил, когда в последний раз ему было так страшно. Он заставил себя постоять какое-то время в проеме, борясь с новым приступом паники. «Нельзя поддаваться этому чувству», — настойчиво повторял он себе.
Никого. Никаких следов. Может, показалось? Шаги, дыхание, сдавленный стон, как будто чей-то рот зажат ладонью. Он не настолько сумасшедший. Что это было? Шутка? Розыгрыш? Местное проявление гостеприимства? Проделки молодежи, которая от скуки развлекается подобным образом?
Уже собираясь захлопнуть дверь, Игорь посмотрел вниз. Что-то блеснуло у него под ногами. Наклонившись, он поднял с порога маленькое кожаное кольцо. Это была порванная кожаная петля, упавшая с ремня. Он спрятал находку в чемодан и улегся обратно в кровать. Дверь черного хода оставалась незапертой, он невольно продолжал вслушиваться в окружающую его тишину.
Каждый дом имеет свой характер, независимо от тех, кто в нем живет. «Аменция» была таинственной и властной. Она принимала людей, мгновенно переделывая их под себя. В доме не было места огрызкам яблок на столах, громкому смеху и сексу в укромных места. Дом был нетерпим к слабым, не позволят сбегать по ступеням, съезжать по перилам, не любил, когда праздно шатались по комнатам.
Так ощущал это место Игорь, прогуливаясь по большим просторным помещениям. За окном стояла прекрасная весенняя погода, гостиная утопала в солнечном свете. Он понял Ройтера, который дал своему поместью такое вычурное название, иначе было нельзя.
Дождавшись одиннадцати, Игорь набрал номер Арнольда.
— Слушай, я просто не верю своим ушам. Что-то хрипело и стонало, — Арнольд зашелся безудержным хохотом. — Может, к тебе хозяин приходил? Может, тебя за этим пригласили, красавчик?
— Не неси ерунды, — Игорь с раздражением перебил друга. — У него есть молодая любовница.
— Ты ее видел?
— Пока нет.
— Может, он ее выдумал, чтобы запудрить тебе мозги? Я не могу! — Арнольд подавился новым приступом смеха. — Расскажи еще раз, как ты прижимал ухо к двери и стучал зубами.
— Слушай, — Игорь попытался вернуть разговор в деловое русло, — завтра приезжает лошадь, а на следующей неделе будет прием в честь чемпиона. Я сделаю так, чтобы тебя пригласили. Ты нужен мне здесь.
— Отлично! — Арнольд оживился. — Я подежурю у твоего черного хода. Газовый баллончик брать?
— Шелковые трусы. Может, отделаешь, как всегда.
— Жду не дождусь, когда приеду к вам в гости. Я смогу сфотографироваться с лошадью? Просто не верится, что животное может столько стоить. — Арнольд выразительно поцокал языком.
— Твои клиенты платят за мазню, которую не понимают, по несколько миллионов. А это живой организм. Что здесь странного? — возразил Игорь.
— Картины живут дольше, чем хозяева, а животные умирают раньше, невыгодное вложение.
— Знаешь, как писал Джек Лондон, — Игорь приоткрыл окно и выглянул в сад, — нет такого преступления, на которое не пошел бы мужчина ради женщины, лошади и собаки.
Снаружи по-летнему припекало солнце. Игорь с удовольствием почувствовал, как быстро нагрелась рубашка на его спине. Он уже привык к тому, что вокруг почти не угадывалось присутствие других людей. Изредка за деревьями мелькала фиолетовая форма охраны, в кустах шуршали невидимые садовники. Всю первую половину дня Игорь провел в одиночестве, и теперь ему не терпелось встретить кого-нибудь, чтобы просто поболтать.
Спустившись вниз по пологому склону, он увидел ряд аккуратных невысоких построек, между которыми находились открытые площадки для лошадей, некоторые из них были покрыты травой, другие песком.
Игорь безошибочно определил конюшню, вход туда напоминал ковбойский салун. Толкнув качающиеся створки, он вошел внутрь. В помещении было прохладно, пахло лошадьми. Гость намеренно громко прошуршал по соломенному покрытию, покашлял, но не получил ответа. Где-то в дальнем деннике громко фыркнула лошадь, с другой стороны в ответ послышался стук копыта по стене.