– Да, так вот, – продолжал Шип, – как я уже упоминал, я не практикую традиционный психоанализ. Есть у меня одна, но значительная слабость – женщины. Люблю я вас, что поделаешь? Но, знаете, годы бегут, берут свое. И стал я за собой замечать, что общение с женщинами забирает чересчур много сил. Если бы я был суеверен, решил бы, что все женщины – ведьмы. Работаешь с пациенткой и видишь, что с каждым сеансом ты бледнее, а она – ярче и здоровее. Нет, о вас, Юля, я ничего подобного не думаю. О вас мне покамест, собственно, думать нечего. Ведь вы мне ничего о себе не рассказали.
Он замолчал, позволив ей пожать плечами и затушить окурок.
– Все, что вы мне рассказали, – это стандартный набор. Идя к психоаналитику, вы, наверное, готовили себя. Неосознанно. Знали ведь, что придется рассказать о себе, вот ваш «компьютер» в вашей очаровательной голове все и разложил по полочкам. Чтобы получилось и психологично, и в то же время чтобы о настоящих ваших страхах и болевых точках – ни гу-гу. Да, метро… метра – нигде нет. Чтобы его отыскать, надо копнуть. И обнаружится банальнейшая причина. Причин этих – стандартный набор. Любой начинающий психолог перечислит их по пальцам. Но какой бы ни была причина, знать о ней – уже боль и состояние стресса. Обнаружить ее мне, как психоаналитику, легко, но вот чтобы вы ее согласились увидеть и поверили мне, что я вас не мучаю, а лечу, чтобы было так – между нами должно быть полное доверие. Вы знаете, какая доверительность наступает между доктором и его пациенткой? Абсолютная, безграничная, словно оба – уже в одном теле, так сказать – одна душа. Не верите? Вот вы сейчас напряжены и не верите. Но если бы мы провели сотню-другую сеансов… Вы бы узнали, что такое настоящий друг. Но, скажу вам по секрету – к проблеме метрополитена это не имело бы ровным счетом никакого отношения. Вашу фобию можно исцелить и без этого влезания в душу. Вы уйдете от меня и будете знать, что у меня не остались ключи от вашей души. Так будет честнее, не правда ли?
Она наконец посмотрела на него. Во взгляде что-то промелькнуло, какая-то мысль. Доктор оставил этот момент без обычного своего комментария.
– Итак, вы поведали мне о себе. Теперь мой черед. О чем мне вам рассказать? Конечно, о моих проблемах. А какие у меня проблемы? Конечно – психоаналитические.
Она улыбнулась уголками рта. И вытащила новую сигарету. На этот раз в движении не было скованности и нервозности.
– Ну вот. А так как проблемы психоанализа не могут замыкаться на одном лишь докторе, то будут они касаться и вас, Юля. Но касаться как обобщенной, так сказать, пациентки. Понимаете, методика предписывает мне доискаться до ваших фобий, а затем до их истоков. Истоки должны пребывать где-то в вашем детстве или юности. Все фобии родом из детства. Кстати, еще по коньячку? Совсем по чуть-чуть.
Доктор Шип плеснул в фужеры.
– За ваше исцеление.
Она кивнула, и они выпили.
– Скажите, Юля, вы не обидитесь на меня, если я не стану изучать вашу индивидуальность, раскрывать вам вашу личность? Нет? Вы меня успокоили. Тогда я вам скажу по секрету одну вещь. Знаете, в какую эпоху мы живем? В эпоху безличного. Нет личностей, нет. Нет индивидуальностей. Так что нечего раскрывать. Современному человеку бремя личности не по плечу. Даже гении, за которыми мы должны признать индивидуальность, выдерживают ее ношу с превеликим трудом. Недаром о них говорят, что они параноики, шизофреники, в лучшем случае им следует ставить диагноз «неврастения» или «маниакально-депрессивный синдром». Это Фрейд ублажал своих экзальтированных дамочек сказками об их сложной и многогранной натуре. А человек прост, и нет в нем никаких сложностей, даже если этот человек – женщина. Вы не обижаетесь, Юля? Я знал, что мы поймем друг друга. Ведь вы – сильный характер. Вам самой эти сказки были бы смешны. Другое дело, что… Не сейчас, потом, через день, неделю, вы подумаете, что у ваших подруг в их жизненном наборе есть утешительные сказки психоаналитиков, как есть походы в косметический салон, в массажный кабинет. Подумаете и взгрустнете. Поверьте, здесь грустить не о чем. Потому что каждый психоаналитик думает о людях то же самое, что и я. Только я это прямо выкладываю, а они боятся. И у них есть свои фобии. И они проходят цикл психоанализа у своих коллег, для профилактики. А люди просты. И мне совсем не нужно слушать вашу историю жизни, вдаваться в подробности и искать болевые точки, чтобы выяснить, откуда же у вас метробоязнь. Я знаю откуда. Вы упрекали меня, что я жажду исповеди. Вот я как раз и не жажду.
Доктор Шип снова замолчал. Свет в комнате был приглушен, доктор небрежно оперся о подлокотник кресла, поза его свидетельствовала о раскрепощенности, пациентка откинулась на спинку своего кресла, что говорило о спокойном ожидании. Доктор выключил настольную лампу и зажег торшер, стоявший в углу за его спиной, видимо, выключатель был спрятан где-то в столе. Торшер изливал красноватый сумеречный свет.
– Мне нравится такое освещение, – продолжал доктор. – Предметы едва различимы, их контуры расплывчаты. Стен почти не видно, и кажется, что ты плывешь где-то… Плывешь по жизни, сокрытый ото всех, но все-все видишь. Это подсознание, Юля. Только оно может желать и бояться. Разум – лишь инструмент, чтобы желания осуществлялись, а страхи – нет. Скажете, запел доктор свою песенку, задул в свою дуду? Сейчас охмурять начнет. Признаюсь, я и сам не верю в это подсознание. Его придумал все тот же Зигмунд Фрейд, отец психоанализа. Для этих самых экзальтированных дамочек, дабы благоговели перед большой наукой и делали круглые глаза, дуры. На самом деле сидит в каждом из нас такой маленький тиран, наше истинное Я. И никакой психоанализ ему нипочем. Ни за что не покажет себя тиран, ни из какого зеркала не глянет. Раз он решил, что метро – это страшно, значит, будет страшно. Не помогут никакие уговоры, никакие угрозы или спецметоды вроде кодирования. Можно, конечно, попробовать гипноз, но я, знаете ли, не советую. Гипноз, решая одну проблему, порождает массу новых. Да вы, кстати, гипнозу не поддаетесь, редкий для женщины случай. Что же делать, спросите вы, с этим тираном? А надо ли с ним что-то делать? Разве можно изменить свое Я? Ведь это уже будет не ваше Я, другой человек, не Юля, а какая-нибудь Валя. Вы желаете стать Валей, Юля?
Раздался смешок. Психоаналитик отметил, что смех у Юлии приятный, низкого тембра, не дурносмех. Шип вздохнул печально, что поделаешь: дал себе слово не ударять за пациентками – держись, маленький тиран.
– Когда человек приходит на настоящую исповедь, в церковь, – иной исповеди, вне церкви, быть не может, – речь идет именно о нашем скорбном Я, о нашем тиране. Поэтому грех и называется грехом, что исходит от тирана, а не ангела.
– О-о! – протянула она. – Верующий психоаналитик…
– Правда, звучит как сентиментальный патологоанатом?
– Угу.
– Это значит, что вы меня понимаете. Это хорошо. А когда пациентка рассказывает…
– Слушайте, почему вы все – пациентка, к вам что, мужчины не ходят?
– За десять лет практики был один. Случай, однако, относился к области психиатрии, а не анализа. Анализировать было уже поздно. Итак, когда дама рассказывает о своей половой жизни, это вовсе не исповедь. Просто между мужчиной и женщиной, не важно – нравятся они друг другу или ненавидят, – происходит некая механика. Это в чистом виде химия: гормоны, феромоны. Это жесткий механизм, заданный природой-матушкой. Если бы я был женщиной – пациентки тоже говорили бы об этом, но плюс поменялся бы с минусом. Там, где она требовала бы от меня сочувствия, от докторши ожидала б укоризны, скажем, по адресу своего любовника. Здесь есть тонкости. Ну, а так как сумма удовольствий в сфере секса превышает сумму всех прочих удовольствий в жизни человека, то здесь и кроются самые большие обиды и страхи. Все мы сидим на этой игле. Внутреннему тирану хочется, чтобы нашелся кто-то, кто одобрит его страсти и рождаемые ими нескромные желания, предосудительные поступки и даже пороки. Этим мы сильно отличаемся от священников. Священник укоряет человека в пороках, а мы гладим по головке. Нравятся тебе мальчики-малолеточки – ничего страшного. Мы тебе откроем глаза: всем нравятся, только они боятся себе в этом признаться. Мы убеждаем, что надо себе в этом признаться – и станет легче. И внутренний тиран скажет себе: «Ба! а стоит ли себя бояться, зачем себя пугаю? Не нужно мне себя бояться!» Слышали, Юля? Я сейчас раскрыл вам главную тайну психоанализа. Ее пациенткам, простите, дамам не сообщают, равно как и пациентам. За то нам и платят и не считают эти деньги потраченными зря. Сам себе человек этого сказать не может. То есть сказать-то он скажет, но не подействует. Тиран не доверяет своему разуму, потому что разум для него – всего лишь инструмент. Мы же не доверяем, скажем, молотку. Для доверия требуется собеседник, облеченный авторитетом, такой собеседник, которого внутренний тиран назначит авторитетом, сделает своим зеркалом.
Она передернула плечами, даже, скорее, вздрогнула, но доктор этого не видел. Он смотрел в стену, которой и в самом деле было не различить в красноватом сумраке, просто темное пятно. Но он и без этого знал, какое впечатление производят на собеседницу его слова.
– Да, не я, психоаналитик, тружусь над вами, а вы надо мной. Вы используете меня в своих интимных надобностях. Вот и посудите, не обидно ли? Есть ли здесь отношения равных? Есть ли здесь одна душа и одно тело? Да, я наше общение построил совсем иным образом. Но изначально вы были готовы назначить меня своим зеркалом и своей тряпкой для смахивания пыли, что скопилась на вашем Я. Теперь же мы с вами – на равных. Вы заплатили мне деньги, и я должен избавить вас от фобии, оставив ваше Я нетронутым, не дав ему заглянуть в себя и удовлетворенно вздохнуть. Если же вы искали у меня именно этого – чтобы ваш тиран смотрел на себя и жмурился от удовольствия, – то есть и другие специалисты, традиционные. Итак, давайте решим, как мы победим сегодня вашу проблему. Способ здесь один, он же общий для всех практикуемых методик. Если проблема не приняла формы психического заболевания, то решается она именно этим единственным способом. У каждого из нас, извините за банальность, есть энергетика. Назовите ее психической, назовите астральной, назовите биополем, наконец. Вы, конечно, не раз замечали подобное. Вспомните, только вы оказывались в новой компании, как уже чувствовали: этот человек вам приятен, а этот почему-то – вы не знаете почему – нет. Это и есть оно, странное свойство каждого из нас влиять друг на друга, минуя слова, взгляды. Мы с вами могли вообще не встретиться в этой жизни, Юля. А я