- Быть может, если бы царём персов оставался Дарий, терпевший в Европе сплошные неудачи, то угроза была бы не столь явной, - возразил Фемистокл. - Но Дарий умер, а его сын Ксеркс, судя по всему, значительно превосходит воинственностью своего покойного родителя. Я тоже поначалу полагал, что Ксеркс увязнет в азиатских делах, подавляя восстания египтян и вавилонян. Но вот восстания подавлены, азиатские скифы усмирены. Персы вдруг принялись свозить в свои фракийские крепости муку и фураж для лошадей сотнями тысяч мер. Зачем?
Зенодот пожал плечами:
- По всей видимости, Ксеркс вознамерился продолжить завоевание Фракии, ведь ещё не все тамошние племена покорились персам. А может, готовится к походу на европейских скифов, обитающих за рекой Истр[65].
- Я не согласен с твоими доводами, Зенодот, - заметил Фемистокл. - Но я не стану спорить с тобой по этому поводу, лучше спрошу тебя вот о чём. Ответь мне, зачем персы прокладывают канал для морских судов на мысе Актэ?
Видя, что Зенодот озадаченно молчит, Фемистокл прошёлся по широкой площадке для ораторов, намеренно затягивая паузу.
Несколько тысяч афинских граждан, собравшихся в этот день на Пниксе, затихнув, ожидали, что ответит Зенодот. Многие из них знали, что персы складируют во Фракии огромные запасы зерна и муки. Афинянам было ведомо и то, что персы согнали на строительство канала в восточной части полуострова Халкидика тысячи людей из окрестных эллинских городов. Это были явные приготовления к войне. Ходили слухи, что Ксеркс намеревается повторить поход в Скифию по примеру своего отца. Но тогда зачем персам понадобился канал на мысе Актэ?
- Возможно, Ксеркс просто пожелал превратить мыс Актэ в остров, - наконец промолвил Зенодот раздражённо. - Обычное варварское тщеславие! Только восточному деспоту могла прийти в голову такая нелепая и бессмысленная затея!
- Нет, Зенодот, это далеко не бессмысленная затея, - возразил Фемистокл. - Ксеркс вовсе не из пустого тщеславия бросил тысячи людей на рытье канала у одного из мысов Халкидики. Могу тебе напомнить, что при царе Дарии персы воевали во Фракии и их флот во время движения вокруг мыса Актэ был застигнут сильнейшим ураганом. Во время шторма больше трёхсот персидских кораблей разбились о прибрежные скалы у горы Афон. Ведь из-за сильных северо-восточных ветров море у берегов Халкидики неспокойно с весны до осени. Вдобавок у мыса Актэ сходятся два течения, образующие мощнейшие водовороты. Персы этого не знали и жестоко поплатились. Канал, который сооружают по приказу Ксеркса на полуострове Актэ, позволит персидскому флоту без помех пройти из Фракийского моря в Сингский залив. Это означает, что Ксеркс имеет намерение двинуться в поход не на север, против европейских скифов, а на запад. Если учесть, что во Фракии владения персов простираются до реки Стримон, от которой рукой подать до Македонии и Фессалии, то становится очевидным - Ксеркс ведёт подготовку к вторжению в Элладу.
Народное собрание взорвалось криками. Доводы Фемистокла его согражданам показались настолько убедительными, что при голосовании предложение Панэтия о строительстве семидесяти новых триер было одобрено подавляющим большинством.
Отпраздновать успех Фемистокл и его друзья собрались в доме у Панэтия вечером того же дня.
В сближении с Фемистоклом последний преследовал свою выгоду. Дело в том, что отец Панэтия занимался добычей золота во Фракии и на реке Стримон, где ещё со времён Писистрата афиняне имели земельные владения. Копи на реке Стримон были полны золотоносных жил. Когда персы при царе Дарии завоевали все Фракийское побережье, то афиняне лишились своих золотых рудников.
Панэтий надеялся, что, имея сильный флот, афинянам удастся изгнать персов из Пиэрии, - так называлась область, где были расположены золотые прииски. Да и Фемистокл не скрывал, что хочет отнять у варваров богатый золотом край во Фракии. Но если Панэтий желал вернуть отцовский рудник в Пиэрии исключительно ради личного обогащения, то Фемистоклу золото было нужно для осуществления своих далеко идущих замыслов.
После пирушки у Панэтия Фемистокл пришёл домой далеко за полночь.
Архиппа не спала. Она ждала мужа, сидя возле тлеющего очага на мужской половине дома.
- Ты поступаешь неразумно, разгуливая ночью по Афинам, - сердито промолвила Архиппа, помогая супругу снять плащ и сандалии. - Или ты забыл, как много у тебя врагов среди эвпатридов!
- Не беспокойся. - Фемистокл покровительственно обнял жену за плечи. - Друзья проводили меня до самого дома. Евтихид в Афинах, пожалуй, самый лучший из кулачных бойцов, да будет тебе это известно, моя дорогая. А Эпикрат самый ловкий из борцов! Оба намерены участвовать в состязаниях на будущих Олимпийских играх.
Фемистокл хотел и дальше хвалить своих друзей, перечисляя их достоинства, но Архиппа довольно бесцеремонно перебила мужа:
- Днём, когда тебя не было дома, заходила бывшая блудница Анаис. Она хотела отблагодарить тебя за какую-то услугу, которую ты ей оказал. Неужели ты опять начал путаться с продажными девками?
- Глупая! - Фемистокл пьяно рассмеялся. - Анаис давно выкупилась из диктериона. Ныне она сама содержит притон у Итопских ворот.
- Какая разница! - поморщилась Архиппа, отвернувшись от запаха винного перегара. - Блудница остаётся блудницей. Она ведь не поменяла ремесло. Какую же услугу ты оказал этой финикиянке?
- Так, пустяки… - неопределённо ответил Фемистокл. - Меня что-то сильно тянет к подушке. Прости, Архиппа.
Он, пошатываясь, направился в опочивальню.
Но и там, помогая мужу раздеться, Архиппа продолжала допытываться у него относительно Анаис.
Уже лёжа в постели, Фемистокл поведал супруге про племянницу Анаис, которая через формальное удочерение получила афинское гражданство.
- Вот и вся услуга! - Фемистокл поудобнее уложил подушку в изголовье.
- Как же тебе не стыдно! - сердито воскликнула Архиппа. - Ради денег ты раздаёшь варварам права афинского гражданства. Тебе, как видно, совершенно безразлично, кто будет голосовать на Пниксе. Лишь бы обязанные тебе люди голосовали за тебя. Разве мало затесалось в число афинских граждан проходимцев со всего света при тиране Писистрате? Я не удивляюсь теперь, почему тебя так сильно ненавидят эвпатриды.
Произнося этот гневный монолог, Архиппа ходила по полутёмной спальне. Она ожидала, что Фемистокл станет ей возражать, но тот молчал. Архиппа, распутывая свои длинные косы, приблизилась к ложу и негромко окликнула мужа. Он крепко спал.
Утром в гости к Фемистоклу пришёл Филокл. Он просил стать посажёным отцом у него на свадьбе.
- Не только я, но и моя невеста просит тебя об этом, Фемистокл, - говорил Филокл. - Кому, как не тебе, быть посажёным отцом, ведь это благодаря твоим заботам Гнафена обрела афинское гражданство.
Фемистокл взглянул на Филокла с хитрой усмешкой:
- Я согласен быть посажёным отцом на твоей свадьбе. Но с одним условием…
- Я на всё согласен.
- Не спеши соглашаться, друг мой, не спеши. - Фемистокл похлопал Филокла по плечу. - Условие моё таково. Тебе надлежит построить на свои деньги триеру, оснастить её и спустить на воду. Так что подумай, прежде чем приглашать меня в посажёные отцы для своей невесты.
- Я согласен с твоим условием, - после краткого раздумья промолвил Филокл. - Сколько нужно серебра на постройку и оснастку триеры?
- Для постройки остова судна с палубой и переборками хватит и сорока мин, - ответил Фемистокл. - На оснастку и смоление днища уйдёт ещё около десяти. Покраска обойдётся в пять мин. Спуск на воду и загрузка балласта обойдётся примерно в три.
- Таким образом, потребуется примерно шестьдесят мин, - подвёл итог Филокл.
- С непредвиденными расходами все семьдесят, - поспешно добавил Фемистокл. - Это я знаю по опыту.
На красивом лице Филокла с небольшой бородкой и прямым носом отразилась тень то ли сомнения, то ли огорчения.
- Если я построю триеру, то останусь практически ни с чем. И тем не менее я согласен.
Восхищённый этим самопожертвованием, Фемистокл крепко обнял Филокла:
- Если Афинам и суждено когда-нибудь возвыситься над прочими городами Эллады, то благодаря отнюдь не эвпатридам, а таким людям, как ты.
Знатнейшие граждане Афин, одолеваемые тревогой и откровенным раздражением после последней победы Фемистокла в народном собрании, собрались в доме у Зенодота. То, что Панэтий, нынешний архонт-эпоним, оказался заодно с Фемистоклом, лишь добавило досады мужам-эвпатридам, сознававшим, что этот тандем, пожалуй, станет непреодолимой преградой для аристократов в их политических кознях против народной партии. Только теперь эвпатриды поняли, что без Аристида противостоять Фемистоклу на равных они не в состоянии. Делая ставку на Зенодота, эвпатриды просчитались, так как последний не обладал в полной мере ни ораторским талантом, ни политическим чутьём. Тем более Зенодоту было далеко до Аристида, если дело касалось бескорыстия и честности.
Об этом и завёл речь Леобот, сын Алкмеона, перед собравшимися аристократами. Они хоть и возлежали за пиршественными столами, однако по лицам было видно, что ни вино, ни щедрое угощение, ни радушие хозяина не вызывают особенной радости. К тому же перед Леоботом выступил Эпикид, сын Эвфемида, который обрисовал сложившуюся в Афинах ситуацию как единоличное господство Фемистокла, попирающего законы и древние родовые обычаи в угоду толпе.
- Меня тревожит, - сказал в заключение Эпикид, - что будет, коль Фемистокл вдруг пожелает стать тираном по примеру Писистрата? Смогут ли лучшие из граждан воспрепятствовать в этом Фемистоклу, ведь народ за него стоит горой?
Леобот попытался рассеять мрачное настроение собравшихся, делая акцент на том, что не всё ещё потеряно. Он утверждал, что эвпатридам необходимо избрать другого вожака вместо Зенодота, что нужно взять на вооружение популистские методы Фемистокла, любыми способами внося раскол в народную партию, дабы её сторонники перегрызлись между собой. Тогда при очередном голосовании черепками может случиться, что в изгнание уйдёт именно Фемистокл, против которого ополчатся свои же.