какая тут жара!
Действительно, было немного жарковато. Дело в том, что верный ковер приземлился на «всамделишном», как выразился Роберт, тропическом берегу, большую часть дня залитом лучами солнца. Простиравшиеся перед ними склоны были настолько зелены, что в это было трудно поверить, и вели они не куда-нибудь, а к сверкавшим буйными красками юга рощицам, в которых в огромном изобилии произрастали пальмы, неведомые цветы и экзотические фрукты, о которых вы можете прочитать разве что в таких великих книжках, как «На запад!» и «Нечестная игра». Между бриллиантовой зеленью склонов и ослепительной синевой моря протянулась полоска песка, напоминавшая скорее покрытый искристой позолотой ковер, нежели наши сероватые северные пляжи — ибо здешний песок был не просто желт и светел, но переливался всеми цветами радуги. А самое главное — в тот момент, когда ковер закончил свой молниеподобный, головокружительный и немного неприятный для желудка полет, дети имели редкое удовольствие лицезреть трех огромных живых черепах, медленно ковылявших по направлению к лазурным волнам моря, где они вскоре и скрылись. И, конечно же, стояла такая жара, что, если только вы ни разу не бывали в парной, то, пожалуй, и представить себе не сможете.
А потому первым делом дети принялись яростно срывать с себя теплую одежду (которая, собственно, ни в чем не была виновата, так как для лондоских улиц в ноябре годилась в самый раз). Затем Антея сняла с Ягненка синий разбойничий кафтан, треуголку и теплый вязаный жакет. Последнему эта игра изрядно пришлась по душе, потому что в следующий момент он вдруг совершенно самостоятельно (чего с ним прежде никогда не случалось} выскользнул из своих тесных голубых бриджей и весело заплясал на песке.
— Могу поспорить, здесь гораздо теплее, чем у нас на побережье, — сказала Антея. — А ведь даже там мама позволяет нам ходить босиком.
И с этими словами она сняла с Ягненка его крошечные туфельки, чулочки — и гамаши, после чего тот немедленно зарыл свои крошечные розовые ступни в гладкий золотой песок.
— Я маленький беленький утеночек, — сказал он. — А утеночки любят плавать.
В следующую секунду он уже вовсю плавал в песочном бассейне.
— Ничего, — сказала Антея. — Это ему не повредит. Ох, ну и жара!
Внезапно кухарка открыла глаза и громко взвизгнула. Потом она закрыла глаза и взвизгнула еще раз. Потом она снова открыла глаза и сказала:
— Пропади я пропадом! Что все это значит? ^У Да, это же сон. И, чтоб я сдохла, самый лучший сон из всех, что я видывала. Нужно будет завтра обязательно заглянуть в сонник. Гак, что тут у нас?.. Пляж, деревья, мягкий ковер… Вот бы ни за что не поверила, что бывают такие сны!
— Послушайте! — обратился к ней Сирил. — Это вовсе не сон. Всё это есть на самом деле.
— Знаем, знаем! — сказала кухарка. — Во сне так всегда и говорят.
— Говорю вам, это все ВЗАПРАВДУ, — сказал Роберт, нетерпеливо притопывая ногой. — Я не могу вам сказать, как это делается, потому что это наш большой секрет, — тут он многозначительно подмигнул остальным детям, — но вы же сами не захотели идти готовить пудинг, вот нам и пришлось взять вас с собой. Надеюсь, вам здесь хоть нравится?
— Врать не буду: нравится, да еще как! — неожиданно сказала кухарка. — Раз это все равно сон, то я буду говорить, что захочу. И уж если на то пошло, то я скажу, что из всех негодных маленьких шалопаев, каких я повидала на своем веку…
— Уйми свой пыл, добрая женщина! — сказал Феникс.
— Сам уймись! — по привычке парировала кухарка, но затем, увидав, кто произнес эти слова, продолжила уже совсем другим тоном; — Вот тебе и на! Говорящая желтая курица! Слыхала я о таком, но вот уж никогда не думала, что увижу собственными глазами.
— Ну, ладно! — нетерпеливо произнес Сирил. — Вы сидите здесь и глазейте по сторонам: уверяю вас, еще не таких чудес навидаетесь! А все остальные за мной — на совет!
И дети гурьбой отправились вдоль берега. Когда они отошли настолько далеко, что сидевшая на ковре и расплывшаяся в бессмысленной, но явно счастливой улыбке кухарка не могла их слышать, Сирил сказал:
— Послушайте-ка меня! Нам нужно скатать ковер и спрятать его в каком-нибудь надежном месте, откуда в случае чего мы сможем его быстро достать. У Ягненка есть целое утро для того, чтобы избавиться от своего коклюшного кашля, а мы пока можем произвести небольшую разведку. Если окажется, что местные туземцы — людоеды, то мы немедленно улетаем на ковре вместе с кухаркой, а если нет, то мы ее оставляем здесь.
— Но ведь наш пастор говорил, что нужно хорошо относиться к животным и слугам! — сказала Джейн.
— А как она к нам относится? — возразил Сирил.
— Не знаю, — задумчиво произнесла Антея. — Мне кажется, что безопаснее всего оставить ковер на месте. Пусть-ка она посидит на нем пару часиков! Может быть, это послужит ей уроком. Кроме того, она все равно думает, что это сон, а раз так, то пусть себе болтает дома, что захочет.
На том и порешили. Ненужная теплая одежда была свалена в кучу на ковре, Сирил усадил себе на плечи довольного и, судя по всему, ничуть не больного Ягненка, Феникс устроился на запястье у Роберта, и «отряд разведчиков приготовился вступить в неизведанные земли».
Поросший травой склон они преодолели быстро, но под деревьями их поджидали какие-го на редкость запутанные и колючие вьюнки яркими, необычного вида цветами, и скорость передвижения заметно снизилась.
— Эх, надо было нам захватить с собой мачете! — сказал Роберт. — Обязательно попрошу папу подарить мне хотя бы парочку на Рождество.
Чем больше дети углублялись в лес, тем теснее сплетались между собой лианы. Вскоре они уже напоминали благоуханные пестрые занавеси, свисавшие между стволами деревьев. Над головой у детей то и дело проносились сверкавшие наподобие маленьких бриллиантовых капелек пестрые птицы.
— А теперь скажите мне откровенно, — вдруг произнес Феникс, — может ли среди этих птиц хотя бы одна сравниться со мной красотою? Не бойтесь обидеть меня — вы же знаете, что я самая скромная птица на свете.
— Ни одна из них, — торжественно заявил Роберт, — и когтя твоего не стоит!
— Я никогда не был тщеславен, — сказал Феникс, — но в данный момент я вынужден признать, что твои слова только подтверждают мои собственные подозрения. Я немножко полетаю.
Минуту-другую он кружился высоко у них над головами, а затем, снова опустившись Роберту на запястье, сказал:
— Там, налево, есть тропинка. Действительно, там была тропинка. Теперь дети продвигались по лесу быстро и со всем возможным комфортом — девочки собирали цветы, а Ягненок вступил в разговор с «птич-ками-пестрыми косичками», пытаясь убедить их в том, что он является не кем иным, как самим «белым-дебелым лебедем-водопла-вателем».
И за все это время он ни разу не кашлянул ни коклюшным, ни каким иным кашлем.
Тропинка, виляя, бежала по лесу, и временами детям приходилась прорываться сквозь самые настоящие цветочные цепи. Миновав очередную чащобу, они внезапно очутились на поляне, сплошь заставленной хижинами с островерхими крышами. Естественно, они сразу же догадались, что в этих хижинах живут дикари.
Говорят, что самые храбрые люди испытывают самый большой страх. А что, если это и впрямь были людоеды? Бежать до ковра было неблизко.
— Давайте пойдем обратно, — сказала Джейн. — Прямо сейчас, — добавила она жалобным голосом. — А вдруг они нас съедят?
— Чепуха, малышка, — бодро возразил Сирил. — Видишь, вон там привязан козел? Это значит, что они не едят людей. Наверное.
— Давайте подойдем поближе и скажем, что мы миссионеры, — предложил Роберт.
— Как раз этого я вам не советую, — произнес Феникс очень серьезным тоном.
— Почему?
— Ну, хотя бы потому, что это неправда, — ответила золотая птица.
Пока они так стояли и решали, что им делать, из ближайшей хижины внезапно появился высокорослый туземец. Его бронзовое тело, едва прикрытое какой-то разноцветной тряпочкой, радовало глаз приятным желтоватым отливом — точь-в-точь таким же, какой был у хризантем, что папа принес домой в прошлое воскресенье. В руке у него имелось копье. В общем и целом, он смотрелся как одно сплошное темное пятно, на котором выделялись белки глаз да крупные (и явно острые) зубы. Правда, в тех местах, где его лоснящейся кожи касались солнечные зайчики, он тоже был довольно светел. Если у вас как-нибудь возникнет желание приглядеться к проходящему мимо дикарю с лоснящейся кожей, то вы убедитесь в точности моего описания (только не забывайте, что день должен быть солнечным).
Дикарь посмотрел на детей. Прятаться было поздно, потому что в следующий момент он прокричал нечто, более всего на свете напоминавшее «Еамбарбия киркуду!», и из каждой хижины высыпало по дюжине его меднокожих собратьев, которые тут же организовались в угрожающего вида толпу и стали неотвратимо надвигаться на детей. Времени на то, чтобы решать, как поступить дальше, не было — да никто и не собирался ничего решать. Теперь уже было абсолютно неважно, являлись ли эти меднокожие туземцы людоедами или нет.
Не теряя ни секунды, дети повернулись и бросились бежать по лесной тропинке — лишь Антея немного задержалась, чтобы пропустить вперед Сирила, несшего на плечах визжавшего от восторга Ягненка. (С тех пор, как ковер приземлился на песчаном берегу острова, он не издал ни одного коклюшного кашля}.
— Н-но, Синичка, пошел! — подбадривал он свою лошадку, но Сирил и без того старался изо всех сил. Тропинка оказалась более коротким путем, чем заросший лианами лес, и вскоре, почти прямо по курсу, между стволами деревьев засверкал переливчатым золотом песчаный пляж, за которым простиралась ослепительная голубизна моря.
— Держитесь в том направлении! — задыхаясь, прокричал Сирил.
Последовав его совету, дети наддали скорости. У них за спиной раздавались легкие шлепки, какие обычно издают босые и — как детям было хорошо известно — отливающие медью ступни, ударяясь о хорошо накатанную лесную тропинку.